Я оторопел.

— Тело?

— Так здесь написано, — ответил Вигод. Он продолжил чтение: — Его кровь на ваших руках. Я знаю, что, возможно, вы рады нести вину, что отравляет вашу душу. Но я не могу жить в неизвестности. Если вы не пожелаете отдать мне его, то меня больше ничто не удержит в этом мире, и моя кровь так же падет на вашу голову.

Он остановился.

— Это все, — сказал он, глядя на меня.

Это было больше похоже на отчаянную мольбу о помощи. Но что она имела в виду, говоря о теле и крови на руках Мале? Неужели эти две вещи были каким-то образом связаны, и так или иначе, он отвечал за смерть Гарольда? И как его собственное письмо было связано с этим?

— Ты ничего никому не должен говорить, — предупредил я управляющего.

— Нет, — ответил он.

Его лицо было белее муки.

— А теперь мы должны вернуться к остальным. — он кивнул, но не сдвинулся с места, и я положил руку ему на плечо. — Я узнаю, что все это значит, Вигод, — сказал я. — Клянусь.

Я изо всех сил старался говорить уверенно, хотя все наши поиски ответов только порождали новые вопросы. Тем не менее, меня не оставляло ощущение, что мы приближаемся к истине; скоро мы все узнаем. Но в первую очередь, нам предстояло сделать одну не очень приятную вещь.

Для разговора со священником пришлось дождаться ночи, когда мы будем уверены, что он останется один, и нам никто не помешает. Дом молчал, погруженный в темноту: Радульф, Годфруа и Филипп спали внизу в зале, а дамы после возвращения из города сразу ушли в свои покои, так что мы их почти не видели. Пожалуй, это было к лучшему, потому что я не знал, как смогу разговаривать с ними сейчас, зная, что сделал Мале. Если мы окажемся правы, и он стал предателем, как я должен буду сказать им об этом?

Ночь была беспокойной, за стеной выл ветер, дождь стучал во дворе. Мы стояли за дверью, ведущей в комнату капеллана: Уэйс, Эдо и я, все опоясанные мечами. Было так темно, что я едва мог разглядеть их лица, хотя они стояли на расстоянии вытянутой руки от меня. Их рты были плотно сжаты, мы не были настроены беседовать. Никто не хотел делать это, по правде говоря, и я тоже, но у нас уже не было выбора.

Я кивнул им и положил руку на дверную ручку. Насколько я мог видеть, в двери не было ни замка, ни внутреннего запора; она не была заперта и открылась легко, без звука.

Комната была маленькой и скудно обставленной, в отличие от почти королевской роскоши спальни в Уилтуне. Гилфорд лежал на своей кровати, завернутый в одеяло, его голова утопала в набитой соломой подушке. Я вошел медленно, стараясь не шуметь. Стены в доме были тонкими, и я не хотел разбудить остальных его обитателей. Рядом находилась комната Вигода, а с другой стороны располагались женские покои.

Я коснулся плеча Гилфорда; он хмыкнул и попытался перевернуться на другой бок, держась за одеяло, но я сорвал его. Он был одет в одну рубаху.

— Просыпайся, — сказал я, тряхнув его еще раз. Теперь грубее и настойчивей.

Он пошевелился, все еще пытаясь нащупать руками одеяло, но его глаза уже были открыты.

— Танкред, — сказал он, глядя на меня мутным взглядом. Он посмотрел на Эдо и Уэйса, стоявших рядом. — Что случилось?

— Мы знаем, — сообщил я, — О твоем господине и Эдгите, и о том обещании, которое он ей дал.

— Что? — он резко сел на кровати, оглядывая нас троих. — Что это значит?

— Что он ей пообещал, Гилфорд?

— А почему я должен вам это рассказывать? — ответил он, начиная вставать. — Я не потерплю допросов.

— Сиди, где сидел, — сказал Эдо, и я услышал свист стали, когда он выхватил меч из ножен и приставил его острие к горлу священника. — Или, клянусь, мой клинок встретится с твоей шеей.

— Вы не посмеете, — возразил Гилфорд, но быстро сел, когда Эдо сделал шаг к нему. — Я Божий человек, если вы убьете меня, ваши души буду вечно гореть в аду.

Кажется, он не догадывался, что у меня нет ни малейшего желания убивать его. Все, чего я хотел — это испугать его настолько, чтобы он рассказал нам то, что мы должны были знать.

— Что ты знаешь о теле? — спросил я.

Его лицо стало пунцовым.

— Кто вам рассказал о нем?

Я достал письмо Эдгиты и бросил ему на колени. Он поймал его, развернул и, напряженно щурясь, начал читать.

— Это предательство, — сказал он через несколько мгновений. — Вы принесли присягу виконту. Вы не имеете права вмешиваться в его личные дела, чтобы предать его доверие!

— Это предательство не большее, чем заговор Мале, — возразил Уэйс, — Который снюхался со вдовой узурпатора.

— Что ты говоришь, — внезапно Гилфорд вспыхнул гневом. — Лорд Гийом не предатель. Он услышит об этом, клянусь. Он узнает о вашей неверности.

— Хватит играть в игры, — сказал я. Я быстро терял терпение. — Что она имеет в виду, когда пишет о крови на руках Мале? Чье это тело?

— Это не ваша забота!

— Говори, — Эдо наклонился к нему, кончик лезвия уперся в кадык на шее англичанина, — Или я тебя убью.

Я чуть было не бросил на него предупреждающий взгляд, но вдруг Гилфорд напрягся и замолчал. Может быть, капеллан сначала и сомневался в нашей решимости, но теперь его сомнения были развеяны.

— Чье тело? — снова спросил я.

Ветер во дворе продолжал выть, гремя ставнями и шелестя соломой. Я шагнул к священнику, половицы скрипнули под ногами; он попытался отодвинуться, но я протянул руку и схватил его за ворот рубахи. Казалось, он смотрел на меня вечность, дрожа в моей руке, и я видел страх в его глазах.

— Оно принадлежит… — начал он, но его голос сорвался. Он замолчал, тяжело дыша, и даже в полумраке я видел капли пота, выступившие у него на лбу.

— Кому? — потребовал я.

— Оно принадлежит, — медленно выговорил он, — Человеку, который три года назад был королем Англии. Клятвопреступнику и узурпатору Гарольду Годвинсону.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Теперь я не мог сказать ни слова, тупо пялясь на него. Это было совсем не то, что я ожидал услышать. Гарольд Годвинсон. Значит, это его тело так хотела видеть Эдгита. Я отпустил рубаху Гилфорда и отступил назад; он опустился на кровать. Я посмотрел на Эдо и Уэйса, а они на меня.

Уэйс решил уточнить:

— Это правда?

— Правда, — ответил капеллан, нервно глядя на нас, как будто не зная, чего еще ему ожидать.

Вероятно, он опасался гораздо большего, чем мы собирались сделать с ним.

Эдо решил еще раз повертеть мечом у него перед носом.

— Если ты нам сейчас солгал…

— Клянусь Господом нашим и всеми святыми, — голос Гилфорда дрожал, глаза казались почти безумными.

— Но откуда Мале знает, где спрятано тело Гарольда? — спросил я.

Уэйс хмыкнул.

— Я думал, его так и не нашли. Из того, что я слышал, никто не смог опознать его среди павших, так растоптаны и разбиты были все трупы в тот день.

Я слышал то же самое. Мы все были при Гастингсе, но в пересказе событий было столько путаницы, что никто не знал, когда именно был убит узурпатор, и поле осталось за нами. Одни говорили, что он уже был ранен, когда стрела пронзила его глаз; другие, что он один дрался против четырех всадников, и самого герцога Гийома, до самого конца цепляясь за остатки своей власти. Единственное, что мы знали точно — он был убит.

Однако, о его теле никогда не упоминалось. Как и большинство людей, я полагал, что его так и не нашли: просто оставили на съедение волкам и воронам, как и тысячи англичан, погибших в тот день. Как только он умер, уже не имело значения, что стало с его телом. Он был грешником и клятвопреступником перед Богом, и даже, если бы его опознали, ни один христианин не мог дать ему достойного погребения.

— Есть история о том, как король Гийом сожалел, что Гарольда не нашли, — сказал Гилфорд. — Но на самом деле все было не так. Ему нужно было это тело, разве вы не понимаете? Без него король не мог быть уверен, что Гарольд действительно мертв. Сначала он призвал моего господина, чтобы найти его среди убитых, думая, что старый друг сможет опознать тело. Но когда лорд Мале не смог это сделать…