К завтраку тут созывали звонком.

Шеф-стюард ловко рассадил публику — старших, младших, штатских и военных, господ и барышень. Всех юбок — за один стол, как в монастырской трапезной. Мебель была непривычно лёгкой, сделанной из трубок и фанеры; казалось, сядешь и раздавишь. Аэронавты воевали с природой за каждый фунт полезной нагрузки.

Видимо, по этой причине священник на дирижабле считался лишним грузом. Вместо него выступил командир корабля — сухопарый капитан-лейтенант:

— Господа и барышни, я рад принимать у себя на борту столь бодрую и молодую экспедицию. Надеюсь на взаимопонимание. Через два часа, если ветер не сменится, мы пересечём береговую черту и продолжим полёт над Малым морем, а завтра около полудня увидим Якатан. А теперь — помолимся…

В другое время Лару бы лихорадило от любознательности — какой он, остров Якатан? там якиты — вейцы с оливковым отливом кожи, женщины в жилетах и штанах, в наплечных покрывалах и тростниковых шляпах, там храмы как жёлтые сахарные головы, а вместо коров — длиннорогие буйволы…

Но сегодня она пропустила занятную новость мимо ушей. Мысли не о том.

Экспедиция обещала стать сплошным мучением. Придётся постоянно видеть, как Огонёк вьётся вокруг Эри.

«Было бы здорово, если б её утащила инквизиция, — подумала она самое злобное. — Колдовки держат ответ перед братством Серпа… Ей тут не место. Всякие придворные интриги — вот что для неё».

— Барышни из экспедиции после завтрака идут ко мне в каюту, — распорядился Карамо. — Кроме Хайты, которая кормит животное и прибирает за ним.

Красная половина империи, 2750 миль к востоку от Руэна.

Зона падения двенадцатой «тёмной звезды».

Это была плодородная провинция — в жаркие годы тут вызревала даже кукуруза! — а уж огородам, садам счёту нет. Пышные тучи проливались щедрыми дождями на южных склонах Делинских гор, и обильные реки текли, насыщая междуречья влагой, сливаясь в полноводную Эсту и дружным потоком устремляясь на северо-восток к Патериону, Красной столице.

Скоро, скоро должны были выйти на поля жнецы, зазвучать песни жатвы…

Но теперь сотни и сотни квадратных миль здесь были засеяны осколками, сожжены, политы отравой. Не возы с зерном тянулись к мельницам — шли армейские колонны, ползли дымящие самоходки, тянулись обозы — туда со снарядами, оттуда с ранеными. Центр провинции стал мёртвой зоной, опоясанной тройным кольцом траншей.

Надолго воцарилось здесь опустошение — дитя войны. Люди своими руками жестоко изуродовали хлебный край, чтобы уничтожить пришельцев.

На сей раз всё удалось точь-в-точь по плану, который штабс-генерал Купол вынашивал пятнадцать лет между войнами. Не позже двух часов после посадки шарового корабля — атака с воздуха, через четыре часа — ракетный удар, через восемь — артобстрел! чем скорее, тем лучше! если удастся — одновременно! Военные железнодорожники совершили подвиг — работая день и ночь, под огнём, прокладывали милю узкоколейного пути в час, чтобы подвозить боеприпасы эшелонами, без промедлений.

Рота за ротой, батальон за батальоном — полки уходили в пламя, в грохочущий ад, гибли, но вот — наступило затишье.

Рыжеватая дымка затмевала ясный день, словно туман смерти. Впереди — мрачные валы, хаос истерзанной земли, вывороченные с корнем деревья. Ни звука, ни движения. Только перископы поворачивают свои стеклянные глаза, только поблёскивают линзы стереотруб.

— Сапёрам — следить за подкопами! Чуть шелохнётся под землёй — пускать две красные ракеты. Готовность штурм-пехоте!

Десятые сутки сражения на Эстейской равнине. Вокруг язвы кратера, разбитой взрывами, земля на мили взрыта сотнями воронок, захламлена лопнувшими, обгорелыми панцирями чуд-юд, остовами самоходок — высился даже колпак малой боевой черепахи с зияющими дырами попаданий.

Над страшным полем плыл, стелился ядовитый дым. В свежих окопах затаилась штурм-пехота — дюжие бойцы в торбах-противогазах и защитных очках, готовые на руках нести в кратер реактивные пушечки.

Ползком прокрались на край земляной чаши разведчики, разматывая провод с катушки.

Тщательно оглядев громаду кратера в бинокль, наблюдатель застучал ключом. В далёком штабном блиндаже связист принялся строчить, а командиры следили за текстом через его плечи.

«Никакого движения. Дым выходит из трёх больших входов, остальные — чисто».

— Что передают сапёры? — отрывисто спросил Купол. Знаменитый лающий голос его за дни бессонницы и напряжения стал хриплым, и уже не заставлял младших офицеров вздрагивать, вытягиваясь по стойке «смирно».

— До глубины полсотни мер — тишина по всем направлениям. Глубже иногда возникает дрожь, как от землеройных снарядов.

Сняв полевое кепи — на время сражения он отказался от фуражки с золотым шитьём, чем немало польстил красноармейцам, — Купол широко осенился знамением Ока и благодарно поклонился иконе Ветра-Воителя. Огонёк лампады на миг отразился в его обширной лысине.

— Всё! Они больше не отвечают на огонь. И мины подводить не смеют. Господа, мы отстояли свою землю. Звезда погасла, осталось добить. Впервые мы справились с агрессором в столь короткий срок. Честь и слава героям Красной армии, павшим за Родину!

Красные офицеры зашумели, среди гомона громко прозвучало:

— Ура! ура комиту Каэру!

— Урааа!

Редко доводилось Куполу слышать свою фамилию, а ещё реже — своё звание на Красной половине.

— Слава Их Величествам! Да хранит их Бог! Ура!

Среди общего искреннего ликования даже Купол заулыбался. Собравшиеся в блиндаже столпились вокруг низкого коренастого комкора. Он жал протянутые руки, благодарил боевых командиров, старался каждому сказать хоть одно тёплое слово.

Лишь один из старших офицеров оставался в стороне — спокоен, даже холоден. Высокий, лобастый, костистый, он носил невзрачную изжелта-зелёную — «гороховую» — полевую форму военврача. Постоянно в чёрных лайковых перчатках, даже за столом. Замкнутое бледное лицо, сжатые узкие губы. Нелюдим!

Приехав позавчера с обозом крытых санитарных фургонов, он поставил свои повозки в каре — как скотоводы на Диком Западе ставят их перед атакой туземцев, — сухо назвался в офицерском собрании: «Барон Данкель, штаб-комиссар медицины», и с тех пор ни с кем толком не общался. Кроме своих фургонов, его ничто не интересовало. При этом раненых он не принимал и помощи им не оказывал! что за военврач такой?.. немудрено, что и красноармейцы его вниманием не жаловали. Однако Купол явно был накоротке с бароном — видели, как они оживлённо беседуют наедине.

Пока все радовались победе, Данкель перочинным ножом отрезал куски от яблока и медленно, аккуратно поедал их один за другим.

Осунувшиеся от усталости и недосыпания лица офицеров светились радостью — самое трудное позади, враг разбит, осталась рутинная сапёрная работа и делёж трофеев.

— Гере комит, где ждут очередную звезду?

— За экватором, в землях царя-бога. Ума не приложу, как фаранцы с этим справятся — без авиации, с их прадедовскими пушками… Боюсь, на окраинах Мира вырастут государства кротов, пока мы доберёмся туда по-настоящему. А двадцатого зоревика звезда грянет в наше полушарие — Кивита, Якатан или восточней… расчёты пока неточны. Может и в море упасть. Тогда мне придётся командовать эскадрой!

Победное воодушевление пьянило, веселило. Одна мысль о том, что Купол станет навархом-флотоводцем, вызвала вспышку острот:

— Будет славная путина!

— Для морского промысла не худо приручить пару гидр хаоса…

— Жаль, гидры повывелись — с ними бы рыбачить, как с бакланом.

— В отдельном корпусе Синей половины есть водолазный отряд, — не без самодовольства заметил Купол. — Глубина позволит — поныряем… Я расскажу парням, как вы сражались — пусть завидуют и стремятся превзойти. Господа, Красная армия показала отменную выучку и доблесть! Все вы заслужили отдых… Баня, водка и подружка — что ещё нужно солдату?