Изменить стиль страницы

Ронта молчала в оцепенении.

— Мы обещали ему белую жертву, — сказал Рул. — Оленную жену. Он злится, требует.

Теперь Ронта начала понимать. Рул говорил о белой телице весенней охоты. Грозное слово Черного Юна оказалось правдиво. По вине Яррия Лунный Рек спустился на землю и мстил племени.

— Спаси нас, — снова воскликнул Рул, простирая к ней руки.

— Ваша вина, — прибавил он уныло и с упреком.

— Как я спасу вас? — сказала Ронта негромко.

— Иди к Дракону.

Ронта сделала рукой отклоняющий жест и испуганно отступила назад.

— Мы все ходим, — закричали Анаки. — Теперь ходили. Все племя требовал, взял половину.

— Зачем я пойду? — спросила Ронта снова. Голос ее звучал глухо. В горле у нее пересохло.

— Белой невестой пойди, — сказал Рул, — в белые жены. Ты — чистая, святая. Уговори его, пусть нас оставит. Уйдите на небо назад. Смерть наша…

Ронта молчала.

— О-о! — заревели Анаки. — Смерть наша незримая. Чего ждать? Куда бежать? Лучше покончить жизнь самим.

И быстрые в своих решениях, воины выхватили ножи и подняли их вверх, готовые нанести самоубийственный удар.

— Спаси нас! — быстро и страстно лопотали женщины. — Спаси племя, маленьких детей, еще не рожденных!

Старый Спанда упал на колени рядом с Рулом и прошамкал старчески:

— Спаси племя!

— Мы убьем себя! — кричали мужчины.

Всех громче ревел Илл Красный Бык. Голос его раздавался, как рычанье медведя:

— Убьем себя!

Ронта посмотрела кругом растерянным взглядом. Рядом с ней стояла Охотница Дина, опираясь рукой на копье.

— Что делать, Дина? — спросила Ронта беспомощно.

Дина с минуту молчала. Потом лицо ее как будто окаменело.

— Если можешь, иди, — сказала она.

И Ронта тихо заплакала и сказала чуть слышно:

— Я пойду.

— А-а!

Громкий взрыв радостных криков раздался кругом. Он покрыл горы и долы и вызвал эхо в лесах и ущельях:

— А-а-а!..

Возле пещеры Анаков на малое время ходьбы была кленовая роща. Ровная она была и густая, но в этой роще не слышались девичьи шутки и не совершались женские обряды. Холодный ветер сорвал все листья с развесистых вершин, и они стояли под дождем нагие и печальные, как женщины без плаща.

Но в эту ночь под широким деревом недалеко от опушки горел костер, и у костра сидела Ронта. Она была совсем одна, ибо это был ее обряд, ее одинокий праздник. Подруги совершили его без нее и заключили брак свой и умерли. И к Дракону, в юные белые жены, она также должна была идти одна, без подруг. Охотница Дина хотела сидеть в эту ночь вместе с нею, как старшая помощница, но она отослала ее. Старая Исса явилась неведомо откуда и собиралась зажечь второй костер, как полагалось по обычаю.

— Зачем? — сказала Ронта. — Не нужно.

— Я расколдую тебя, — неожиданно предложила Исса. Она употребила бранное слово: «Ялама», то самое, которое Яррий бросил когда-то в лицо своей подруге.

Губы Ронты задрожали. Перед глазами ее мелькнуло распаленное лицо, залитое кровью, и она готова была вскочить и бежать без оглядки. Но старуха спохватилась и замолкла и почти тотчас же исчезла. И теперь она, должно быть, сидела где-нибудь в темноте, с черепом между коленями, разрушая прежние чары или сотворяя новые.

Это было еще в сумерках. Ронта, оставшись одна, подбросила в огонь новую охапку хвороста, села и задумалась, и забыла о старухе.

Она сидела у костра и смотрела в огонь, но не творила никаких обрядов, никаких заклинаний. Только напевала тихонько про себя старую сказку покойника Дило:

Пять трясогузок сидели под листьями клена…

Эти слова напевала Элла-Сорока. Элла тоже была покойница. Все умерли. Она одна осталась.

Она продолжала напевать строфа за строфою старую загадочную сказку.

— Зачем ты? — спросил Дракон.
— В жены к тебе, — сказала Рунта.
— Как берешь ты жен? — спросила Рунта.
— Пастью беру, — сказал Дракон.

Она докончила песню, немного помолчала и потом сказала:

— За племя…

В лесу было тихо и спокойно. Неожиданно с опушки долетел знакомый тихий свист пестрой совы Шиана, точно так же, как в тот раз, летом.

— Угу!..

Ронта не пошевелилась. Свист повторился и замер. И через минуту хрустнул сучок на тропинке. Высокая фигура обрисовалась в свете костра. Это был Яррий. Ронта не подняла глаз. Она видела его тень, но не видела его лица.

— Зачем ты пришел? — спросила она после короткого молчания.

— Я твой муж, — отрывисто сказал Яррий.

— Мой муж там, на горе, — сказала Ронта.

— Знаю, — простонал Яррий, — Рул сказал.

И вдруг он упал на землю и стал биться головою о землю.

— Ронта, Ронта, Ронта!..

— Полно, — сказала Ронта. — Сядь здесь.

Яррий поднялся и сел против нее у огня. Теперь она видела его лицо. Оно было, как у безумного. Глаза у него были дикие, заплаканные.

— Не плачь, — мягко сказала Ронта.

— Ронта, зачем? — снова простонал Яррий.

— За племя, — сказала Ронта, — за маленьких детей.

— Из чрева твоего могли бы родиться дети, — заговорил Яррий, — несчетное племя, наше собственное. Ты не захотела…

Ронта покачала головой:

— Я не могла.

— Каждый волос твой дороже Анака, — говорил Яррий. — Капли крови твоей, как яркие звезды. Красное сердце твое, как красное солнце…

— Полно, Яррий, — сказала Ронта снова.

— Не дам тебя за них, — воскликнул Яррий еще страстнее. — Кто они? Трусы, убийцы, рабы!..

— Будут другие, — сказала Ронта коротко.

— Другие будут жить, а ты умрешь. Не дам тебя. Лучше я сам умру! — В глазах его вспыхнула прежняя решимость.

Ронта посмотрела на него с беспокойством.

— Что ты задумал? — спросила она.

Яррий молчал. Лицо его по-прежнему стало сурово.

— Скажи, Яррий?

— Я — воин, у меня есть копье, — сказал Яррий угрюмо.

— Не надо, — поспешно сказала Ронта. — Он сожрет тебя.

— Пусть сожрет! — страстно воскликнул Яррий. — Не боюсь. Ненавижу.

— Он — бог, — сказала Ронта с дрожью в голосе.

— Ненавижу богов! — крикнул Яррий запальчиво. — Не боги — враги. Будь они прокляты!..

— Нас боги создали, — возразила Ронта.

— На гибель создали! — кричал Яррий. — Жить не дают, радость отнимают у нас! Не нужно их!

Он вскочил с места и весь трясся от возбуждения. В эту минуту он верил в богов и ненавидел их, как худших врагов.

— Сядь, Яррий, — сказала Ронта снова. Яррий тотчас успокоился и сел у огня.

— Слушай, Яррий, — заговорила Ронта, — помнишь реку Дадану и наш челнок?

— Помню, — вздохнул Яррий.

— Мы вместе сидели, — сказала Ронта, — сомкнувшись плечами. Ты вперед смотрел, а я назад. Волны бежали за нами и гнались, и не могли догнать.

Яррий молчал. У него голова кружилась от этого острого и яркого воспоминания.

— Теперь я смотрю вперед. Я вижу…

— Что видишь ты? — спросил Яррий.

— Вижу передние волны. Они убегают от нас, — сказала Ронта. Яррий молчал.

— Задние волны, это — минувшие наши, — сказала Ронта, — прадеды, деды, отцы. Они догоняют нас, но не могут догнать. Передние волны, это — грядущие наши, дети детей и внуки внуков.

— Не наших с тобою детей, — сказал Яррий.

— Дети Анаков. Мы тоже Анаки. Вижу внуков и правнуков. Они вырастут, как листья. Каждый ребенок станет народом. Покроют землю.

— Ты не увидишь, умрешь…

— Вижу теперь, — сказала Ронта спокойно, — а смерти не минуешь.

— Я не отдам тебя смерти, — сказал Яррий твердо. И снова вспыхнул тот же спор.

— Не надо, — твердила Ронта. — Он сожрет тебя.

— Кто знает? — угрюмо возражал Яррий. — Я ведь не мышь.

— Он как гора, — говорила Ронта.

— Сса тоже Зверь-Гора, — возражал Яррий, — но люди его побеждают.