— Ты про пенсионеров? Ха!

— Я про все, дебил! Потому что, кризис, блин. Мировой. Так что если Рафик коноплей не поделится, предлагаю ему бойкот зафигачить.

— Кризис тут ни при чем. Это цыганский поселок подломили, потому и цены скакнули…

Цыпа, парнишка, у которого дяхан работал в ментуре, как всегда знал главные местные новости.

— Пять бульдозеров подогнали, погавкали в матюгальник и поперли в атаку. Еще бойцы из «Города без наркотиков» прикатили. Человек сорок — с цепями да колунами.

— И чё там, и чё? — тут же придвинулись к светочу знаний «куряги».

— Ничего. Снесли на фиг половину улицы и склад нашли. Коробки со шприцами, порошок, травку. Тут же все и спалили — в бочках из-под мазута.

— Почему в бочках-то?

— В них тяга хорошая. Наркота на раз сгорает.

— А хачики чего?

— Чего хачики? Кто надо, заранее смылся, а так стояли да галдели. Что они сделают-то? Сами виноваты — не делились с кем положено…

Краем уха Серега прислушивался к каналу «городских новостей», но особенно себя не грузил. В конце концов, он вены себе не колол и цыганский ширпотреб не скупал. Его команда — Гера, Антон и Тарасик — стояла чуть в стороне, беседуя о своем. У них и курил-то один Гера, другие просто болтали да шарили у себя в карманах, выуживая прошлогодние крошки. То есть, наверное, и ходить сюда особой нужды не было, а все равно зачем-то приходили. Вроде как на презентацию. Людей посмотреть, себя показать, поделиться последними байками. Серега успел рассказать о том, как ездил в Крым, как ходили в дом Волошина и слушали тамошнюю хозяйку — этакую гейшу-гидшу критического возраста. Скука, в общем-то, но картинки на стенах ему понравились. И ведь краски-то были пустяковые — обычная акварель, а все равно здорово. Этот Волошин крепко насобачился их рисовать! Книг на стеллажах тоже громоздилось немерено — аж до самого потолка. Но больше всего Серегу поразило то, что, по словам гейши-гидши, в царские времена на море вообще людей не было. То есть затерялась на берегу крохотная деревушка, и все. Никакой тебе толчеи, никакой грязи. Плюс дешевые персики, виноград, слива, прочая ботва. А еще песок высшего качества — практически весь из полудрагоценных камней: сердолика, агатов, хрусталя, бирюзы — все прямо под ногами, хоть заешься!

— А ты почему ничего не привез?

— Так это раньше было, теперь песок на бетон извели, а вместо него булыжников наворотили.

— Идиоты, блин!

— Ага, лежать, главное, неудобно — все ребра отдавишь. Поэтому все на матрасах надувных. А еще я в Лисью бухту гонял, там песок немного остался, но нудисты кругом, особо не поищешь.

— Чего, прямо голые?

— Ну да. Типа дикий пляж. Свобода, равенство, братство.

— И что, вот так просто глядеть на всех можно? — поразился Гера.

— А чего на них глядеть? — Серега спокойно пожал плечами. — Ты думаешь, там модели раздеваются? Фига! В основном такие, что сразу умереть тянет. Я даже нарочно глаза закрывал, чтоб не стошнило. А главное — песка из-за них не видно. Не кантовать же этих тюленей с места на место.

— Ну, если бы кто поприличней был, можно и покантовать…

— Да говорю же — не было никого. Сплошные тюлени! И загадили все кругом… Вот на Карадаге — другое дело! И песок уцелел, и вообще красотища! Мы с отчимом пробежались по маршруту, пофоткались. Внизу-то вавилон — кафе, рестораны, вонища. Все жрут да пьют сутками напролет, а наверху — чисто, светло, тишина. Видел, кстати, бухту, где Шаляпин с Брюсовым гуляли. А еще — бухту Барахту. Про нее даже Высоцкий пел.

— Ага, есть такой песняк.

— Там вообще много знаменитостей отдыхало. Цветаева с Мандельштамом, Грин, Бальмонт, Толстой…

— Понятное дело! Я бы тоже в таком месте отдохнул, — поделился Антон.

— Там сейчас нельзя — заповедник. Если егеря поймают, сразу штраф, — Серега постарался припомнить, о чем разговаривал отчим с одним из егерей. — Я там тоже с главным егерем побазарил, — интересные вещи от него узнал.

— Ну?

— Прикиньте, он рассказывал, что как только Карадаг стал заповедником, туда уборщиков нагнали. И чистили — аж несколько лет! Целыми баржами мусор после туристов вывозили. Даже скелеты, говорит, попадались.

— Скелеты?

— Ага. Там же скалы метров под триста-четыреста. Разбиться — раз плюнуть. И разбивались.

— Чего ж их оттуда никто не забирал?

— А ты попробуй залезь! Там такие пропасти. Про многих, наверное, и знать не знали. Пропал где-то чел, — и аллее…

— А я премию выиграл, — занозисто и невпопад встрял Тарасик. На него глянули с ехидцей. Тарасик был не совсем из их круга, но таким, как он, друзья вообще не полагаются, и приткнуться Тарасу Карееву было некуда. С одной стороны — псих, с другой — чистый ботаник. Опять же стихи втихую строчил, книги Блаватской читал, Юнга какого-то мусолил… Короче, строил из себя умного. Ну а таких строителей мало кто любит. Тем не менее парнишкой Тарасик был незлобивым, и троица друзей его терпела.

— Выиграл, значит, обмыть полагается! — брякнул Гера. — Раньше медали с премиями всегда обмывали. Так что пиво с тебя, лауреат. Два флакона!

— Погоди, — перебил Серега. — Что за премия?

— Математическая олимпиада, третий заключительный тур. Вузы московские проводили, вот я и съездил. В поезде.

— Ездят по ушам, а в поездах катаются! — снова пробормотал Гера.

— Пусть дальше рассказывает, — Серега посмотрел на Тараса. — Ну?

— Дали второе место. Среди седьмых-восьмых классов.

— Во дает! — Гера хмыкнул. — Нормальные люди летом пиво пьют, в водоемах тонут, а он на олимпиаде парился.

— Большая хоть премия? — поинтересовался практичный Антон.

— Ну… Денег нам не дали.

— Лохотрон, что ли?

— Да нет, подарили компьютер с принтером.

— Ну, это еще ничего!

— Принтер-то какой? Лазерный или струйняк позорный? — все-таки поинтересовался Гера.

— Вообще-то струйный, — признался Тарасик.

— Обули, значит, — удовлетворенно констатировал Гера. — Струйняк копейки стоит. А через год задолбаешься в нем краску менять.

— Пока вроде работает.

— Вот именно — пока… Но ладно, хоть комп дали. Я со своим стопорнулся, — весь в вирусах, как в блохах.

— Это у тебя от паленых игрушек. И от жадности, — Антон почему-то постучал себя по голове, видимо, намекая, что жадность проистекает отсюда.

— Кто жадный-то!

— И ленивый еще. Давно бы поставил спаморезку, антивирус обновил и стал бы чистеньким да причесанным, как наша Анжелка.

— Ага, делать мне нечего — спаморезки ставить!

— Тогда не обижайся — будешь блохастым, как пес-барбоска.

— Да на фиг такой комп, если столько хлопот?

— А зачем людям машина, если бензин каждый день покупать? — парировал Антон.

— Откуда мне знать! Я велосипеды люблю.

— А я машины.

— Оно и видно. Задница в штаны не пролазит.

Серега прищурился. Антон с Герой были абсолютно разными, и это его откровенно расстраивало. Гера — тощий, как глист, лохматый, встопорщенный, Антон — гладкий, толстый, склонный к компромиссам. Гера тяготел к улице, к пиву и людишкам вроде крабовских бродяг, Антон предпочитал успешный бомонд, ручкался с Сэмом, заигрывал с Танькой, которая, все знали, была внебрачной дочкой Тюменского нефтяного магната. Они и росли по-разному: Гера явно отставал, сохраняя худосочность тинэйджера, Антон же ел всю полагающуюся ему манную кашку и потому рос не по дням, а по часам. Короче, пропасть их разделяла страшнейшая, не просто ведь спорили — дрались! Тому же Сереге не впервые приходилось их разнимать. Вполне возможно, без него они вообще не сумели бы сойтись. Это он их соединил и склеил. Не очень прочно, но как уж получилось.

Мама не раз говорила, что они ревнуют Сергея, но это уже напоминало какой-то бред. Ревнуют как-никак женщин или наоборот женщины к мужикам, а он-то здесь причем? И сам Серега делить их не собирался. Антон казался правильным, но скучным, с Герой — ядовитым хохмачом и вечным «курягой» — было легко и весело. Собираясь побренчать на гитарах, с Антоном они обычно разучивали соляны из репертуара Гребенщикова или перепевоны «Квинов». С Герой лабали иной шансон, выдавая на блатных аккордах Цоя, Чижа, Высоцкого. И то и другое было по-своему здорово, однако в единую бит-рок-группу, Серега знал, им никогда не собраться. На первой же репетиции поломают друг о дружку гитары и микрофонными проводами передушат. А мама снова напомнит о том, как была права, рассуждая о Гере с Антоном, как о двух половинках, образующих вместе критическую массу. Типа, атомной бомбы. Сошлись, забродило — и рвануло. Мама вообще поражала Серегу своим неженским умом, своими прогнозами. И все равно… Это были его друзья — настоящие, без всяких там примесей. Случись что, Серега не сомневался: Гера кинется за ним, не раздумывая. Хоть в огонь, хоть в воду. И утонет за компанию, и сгорит. А вот Антоша… Тот, конечно, сперва почешет в затылке и малость потопчется, но потом тоже сходит куда-нибудь и вернется с веревочкой и ведерком…