Опять на его пути выросли скалы. Но это был уже не прежний родник, который мог лишь кропотливо размывать или обходить преграды. Могучий полноводный поток вступил в открытый бой со скалами. Под его мощным напором скалы не выдержали и с грохотом рухнули.

В квартире Махмуда все утро настойчиво звонил телефон, но дома никого не было. Лейла ночевала в школе, она часто там оставалась, Сана ухаживала за ранеными в госпитале, Махмуд ни свет ни заря ушел на военные занятия.

Когда Лейла открыла дверь, телефон все еще продолжал надрываться. Она сразу догадалась, что это звонят из Каира — отец или Рамзи. Хотела поднять трубку, но, вспомнив, что дала отцу слово не посещать Махмуда, ушла в другую комнату. Лейла плотно закрыла дверь и уселась на край кровати. Звонок был слышен и здесь.

Нет, она не желает разговаривать с ними. Заранее можно сказать, чего потребуют отец или Рамзи. Прикажут, конечно, немедля вернуться в Каир. Но Лейла больше не хочет приносить себя в жертву отцу или Рамзи, для которых она не более как вещь! Она не вернется в Каир. Никогда! У нее должно хватить мужества прямо и открыто сказать им «нет»!

Лейла направилась к выходу, но у самой двери в нерешительности остановилась. Телефон требовательно звонил: один звонок короткий, два длинных. Они даже перекрывают завывшую на улице сирену, возвещающую о воздушном налете.

Дом вдруг содрогнулся. Залп. Снова залп… Это зенитные орудия открыли огонь по вражеским самолетам. Зенитки бьют со всех сторон. И залпы их слились в один общий гул.

Лейла смотрит в окно. Потом переводит взгляд на небо. Затаив дыхание, она следит за вспышками разрывающихся снарядов. Вдруг вспыхивает огромный яркий факел и камнем летит вниз. Один подбит! С улицы доносятся ликующие голоса людей. Сердце Лейлы учащенно бьется. Лицо пылает. Ей тоже хочется кричать от радости. Но она, затаив дыхание, напряженно всматривается в небо.

А телефон не умолкает. Звонки заполняют всю квартиру. Они сверлят мозг, словно бормашина, и боль отдается во всем теле. Тупая боль, от которой можно сойти с ума. Лейла затыкает уши и выбегает вон из квартиры. Она бежит, не останавливаясь, до тех пор, пока в ушах не перестает звенеть звонок. Только тогда она останавливается и облегченно вздыхает.

Махмуд вернулся домой поздно ночью. Сел на диван, снял сапоги, ноги от усталости гудели, но был он весел и возбужден.

— Послушай, что сегодня было, — принялся он рассказывать сестре. Сана хозяйничала на кухне. — Приходит к нам в военную школу мальчуган лет двенадцати, не больше. Просит зачислить в армию. Я ему говорю: «Ты еще маленький, подрасти сначала». А он отвечает: «Я за эти два дня уже достаточно вырос». И мальчишка прав. Не только он, мы все за эти два дня выросли.

Лейла невольно покосилась на телефон. Ей вдруг стало стыдно за свою недавнюю трусость. Люди не боятся идти на смерть, а она испугалась разговора с отцом или Рамзи.

— Вся страна превратилась в военный лагерь, — продолжал говорить Махмуд. — Чуть ли не каждый час в Порт-Саид прибывают поезда все с новыми и новыми добровольцами. Кстати, знаешь, кто сегодня приехал? — спросил он.

— Хусейн? — вырвалось у Лейлы, и она сразу покраснела.

— Нет, Хусейн сейчас на Синайском фронте.

— Кто же тогда?

— А вот отгадай!

Лейла недоуменно посмотрела на брата. Выждав немного, Махмуд торжественно объявил:

— Ассам…

— Не может быть!

— Почему ты удивляешься?

— Как же тетя его отпустила?

Махмуд сделал недоумевающий жест: «Сам удивляюсь».

— Я же тебе сказал, Лейла, мы все за эти два дня очень выросли, — заключил он, направляясь в свою комнату. И уже в дверях добавил: — Этим только и можно объяснить.

На улице снова завыла сирена.

С каждым днем сирены выли все чаще и чаще. Вскоре надобность в сиренах исчезла вообще. Налеты продолжались круглые сутки без перерыва.

Ни на минуту не смолкали зенитки. Их стволы накалились так, что, казалось, вот-вот расплавятся. Возле таможенных складов, где стояла батарея, не расходилась толпа людей, следивших за работой зенитчиков.

— Давай, сынок, давай! — кричал какой-то седой старик, подбадривая Махмуда.

Высоко в небе воспламенился самолет противника и камнем стал падать в море. В это время другой самолет на бреющем полете с ревом пронесся над самыми головами людей и дал пулеметную очередь.

Махмуд повалился на землю. Стоявший рядом солдат бросился к товарищу, чтобы помочь ему. Но Махмуд сам поднялся на колени и, собравшись с силами, отполз в сторону. Он только сейчас почувствовал, что ранен в руку. Махмуд лег на спину и принялся следить глазами за горящим самолетом. Когда тот наконец упал в море, Махмуд закрыл глаза и слабо улыбнулся.

На следующий день зенитные орудия замолчали. Вражеские самолеты безнаказанно бомбили город. Люди молча хоронили своих близких, перевязывали друг другу раны и ждали помощи. Но враг сбросил воздушные десанты в Джумейле, в Расве и Порт-Фуаде… Стало ясно, что ждать больше нечего. Началась эвакуация. Дороги были отрезаны, оставался только один путь — через озеро Манзиль…

Глава 26

Наступило 5 ноября 1956 года. Свинцовые тучи нависли над озером Манзиль. Лишь ненадолго мелькнет в голубых просветах солнце и опять спрячется. Но стоит ему выглянуть — и сразу на рябой поверхности озера задрожат отражения барж, небольших суденышек и лодок, до отказа набитых людьми. На берегу, у пристани мечутся мужчины и женщины с чемоданами и узлами в руках и на плечах. Они ложатся на доски и, прильнув губами к воде, жадно пьют. Баржи и лодки не успевают отвозить людей. А толпа на берегу растет. Все хотят поскорее уехать. Но вот с переполненной, готовой отчалить баржи спрыгнула высокая девушка и, прижимая к груди сверток, стала пробираться сквозь толпу на причале к берегу, время от времени громко выкрикивая:

— Адиль! Адиль!

Пожилая женщина, очевидно мать девушки, звала ее с баржи:

— Фаиза! Фаиза!

Но девушка будто не слышала. Она протискивалась сквозь плотные ряды столпившихся на берегу женщин, стариков и детей, чуть не сбила с ног какого-то мальчика. Тот осуждающе поднял глаза, как бы спрашивая: «Куда ты так торопишься? Куда вообще спешат все эти люди?» Лицо ребенка было не по-детски серьезным. Он будто успел состариться от ужаса, который ему пришлось пережить за эти пять дней. Фаиза с виноватым видом погладила мальчика по плечу и двинулась дальше.

— Адиль! Адиль! — кричала она, тяжело дыша.

Юноша в форме ополченца бросился ей навстречу.

Спрятал ее руку в своих ладонях и молча смотрел на нее. Фаиза, с трудом переводя дыхание, провела языком по пересохшим губам.

— Ты ведь приедешь, Адиль? Поклянись, что приедешь, — прошептала она. Глаза девушки были полны такой глубокой печали, словно в них скопилась вся скорбь отплывающих сейчас от пристани жен и матерей, которые, возможно, навсегда простились со своими родными и близкими.

— Нет, не я приеду к тебе, Фаиза, — сказал юноша, — а ты вернешься ко мне. Мы поженимся здесь, в нашем городе, в Порт-Саиде.

Лицо девушки озарилось нежной и грустной улыбкой счастья — ее и Адиля! Золотой пляж, море, солнечное тепло… Кажется, все это было во сне, а наяву она ничего, кроме пожаров, смерти и крови, не видела.

Фаиза еще крепче прижала к груди сверток, словно боясь, что его могут отобрать.

— Но когда это будет, Адиль? Когда?

— Скоро, Фаиза. Совсем скоро, моя любимая! Враг войдет в город только через наши трупы. Но и тогда он долго здесь не пробудет. На другой же день его обязательно вышвырнут отсюда.

— Адиль, но ты должен жить! Дай мне слово, что ты будешь жить! — воскликнула Фаиза.

— Все будет хорошо, — как мог, успокаивал девушку Адиль.

Девушка сквозь слезы робко улыбнулась: «Адиль и такие же, как он, тысячи храбрых солдат обязательно победят врага. Прогонят его с египетской земли. Разве не они уничтожили десанты в Порт-Саиде и Джумейле? Фаиза вернется, обязательно вернется в свой родной город, к Адилю».