Возможно, в 1925 году в Праге, когда он, студент-белоэмигрант, начал сотрудничать с чекистами, ему грезилась освобожденная Родина. И он шагнул в огонь.
В конце марта 1927 года в финском городке Териоки было назначено совещание Кутепова с военными представителями "Треста". Накануне совещания преемник Дзержинского Менжинский наставлял военного руководителя "Треста" Потапова: всячески оттягивать сроки начала вооруженного выступления и компрометировать идею террора. На прощание Менжинский сказал, что существование "Треста" несколько затянулось, ведь в конце концов чекисты не могут так долго оставаться слепыми, а иностранные разведки, не получающие нужных сведений, соглашаться на связь с ним. Но с другой стороны, как без "Треста" сдерживать Кутепова?
На встрече в Териоках Кутепов сообщил, что в его распоряжении значительные офицерские силы в европейских странах и террористические группы, первую группу из восьми человек можно отправить в любой день. Он спросил о сроках восстания. Потапову пришлось юлить, жаловаться на отсутствие денег. Стало очевидно, что еще немного времени — и Кутепов начнет действовать самостоятельно.
После совещания Мария Владиславовна предложила Стауницу готовить террористический акт. Без консультаций с "Трестом".
Чекисты должны были решить непростую задачу: либо сразу арестовывать боевиков и начинать открытую борьбу, либо нанести Кутепову более изощренный удар, но не со столь очевидными результатами, как в первом варианте.
Было решено "сдать" всю "трестовскую" организацию.
Рискуя получить пулю, Стауниц признался Марии Владиславовне:
— Мария, ты думаешь, "Трест" — это подпольная организация монархистов? Нет, я чекист. Якушев и Потапов тоже чекисты, над нами — контрразведка ОГПУ. Но меня заставили под угрозой расстрела. Теперь я больше не хочу этой грязи! Надо бежать, пока не поздно.
Она была поражена и почти без раздумий подчинилась. Да, бежать! Финское "окно" еще открыто.
В ночь на тринадцатое апреля 1927 года они перебрались в Финляндию.
Успели скрыться и предупрежденные Стауницем Радкевич, Каринский и Шорин.
Двадцать первого апреля в советских газетах было помещено сообщение о ликвидации контрреволюционной шпионской группы, руководимой белым генералом Кутеповым. Кутепов обвинялся в связях с иностранными разведками. Ни одно имя арестованных по делу не было названо.
Но эта публикация предназначалась для широкой публики. "Трест" кончился, однако следовало выгородить его главных персонажей. Для этого пятью днями ранее Потапов направил Кутепову с польским курьером нарочито обманное письмо, которым стремился запутать генерала. По словам Потапова, Стауниц завяз в спекуляциях и к тому же был узнан одним из его бывших сослуживцев и опознан как чекист. Впрочем, не все связи оборваны, провинция почти вся осталась не задетой арестами.
Лубянка не ограничилась этим письмом. Девятого мая в рижской газете "Сегодня" была напечатана статья "Советский Азеф", о Стаунице. Он выставлялся предателем монархической организации в России, затем савинковского "Союза Защиты Родины", антисоветской группы сенатора Таганцева, обвинялся в службе на разведки ряда стран. К тому же сообщалось, что он расстреливал офицеров в Кронштадте и Петрограде.
Выходило, что ОГПУ "сдавало" и своего сотрудника. Почему? В чем-то он нарушил игру.
Или тайная борьба Сталина и Троцкого неожиданно ударила и по планам контрразведки.
Семнадцатого мая Стауниц поместил в той же газете свой ответ:
"…Ночью 13 апреля я, Эдуард Опперпут, проживающий в Москве с марта 1922 года, под фамилией Стауниц, и состоявший с того же времени секретным сотрудником контрразведывательного отдела ОГПУ (КРО ОГПУ), бежал из России, чтобы своими разоблачениями раскрыть всю систему работы ГПУ и тем принести посильную помощь русскому делу…
…Немедленно по прибытии на иностранную территорию я не только открыл свое прошлое, но в тот же день установил связь с соответствующими представителями ряда иностранных государств, чтобы открыть работу ГПУ и заручиться их поддержкой для разгрома ее агентур. ГПУ тотчас изъявило согласие на уплату мне единовременно 125.000 рублей золотом и пенсию 1.000 рублей в месяц при условии, что я к разоблачениям не приступлю. (Стауниц не написал, каким образом ГПУ узнало о его действиях за рубежом в первые дни после побега. — Авт.) Я дал на это мнимое согласие, дав гарантию соответствующим лицам, что все переведенные суммы будут мною передаваться организациям, ведущим активную борьбу с советским правительством. Двумя телеграммами ГПУ подтвердило высылку денег нарочным, однако они доставлены не были и, полагаю, что главной причиной этого были поступившие в ГПУ сообщения, что главнейшие разоблачения мною уже сделаны".
Стауниц-Опперпут отверг обвинения в предательстве и расстрелах и в свою очередь обвинил Лубянку в том, что там пытаются его дискредитировать, чтобы замять его разоблачения. Он заявил, что "Трест" был создан в январе 1922 года ответственным сотрудником КРО Кияковским. "Основное назначение данной легенды было ввести в заблуждение иностранные штабы, вести борьбу с иностранным шпионажем и направлять деятельность антисоветских организаций в желательное для ГПУ русло… Благодаря легендам, настолько значительные суммы из ассигнованных штабами на разведку попадали в ГПУ, что таковые не только дали возможность существовать КРО ОГПУ на хозяйственных началах, но и уделять некоторые суммы дезинформационному центру Разведупра, которое фабриковало передаваемые иностранным штабам военные, политические и экономические осведомительного характера материалы"…
В записках перебежчика Стауница-Опперпута было столько поразительных сведений, что ему трудно было не поверить. Читая их, Кутепов испытывал бешенство и бесконечную горечь. Его обманули! Обманули, сыграв на самом душевном, что только есть у человека, — на его любви к родине. Ему приходила в голову обезоруживающая мысль: надо ли продолжать? На что надеяться, если у них нет ничего святого, если они всегда, когда будет выгодно, сменят обличье и обманут любого? Сегодня они выдают себя за русских патриотов, завтра предают православных, чтобы войти в доверие к Турции, послезавтра поднимают над пропастью андреевский флаг, чтобы заманить всех простодушных.
Когда он посылал своих людей в Россию, он верил, что там всегда найдется опора. Но где же она?
Раньше был православный царь и христианская держава, в которой ни одному народу не было тесно. Кутепов со своими молодыми офицерами надеялись, что русская душа сохранила память о прежних формах своей государственной жизни. Он понимал, что без народной памяти и государственной защиты душа исчезнет, превратится в оболочку любого "Треста", какой только ни создадут власть предержащие. И его охватывал ужас пострашнее того, испытанного на японской войне, когда он карабкался по скользкому склону сопки под ружейным огнем. Сейчас на него дохнула преисподняя.
Как быть?
В том жестоком апреле 1927 года Кутепов пишет в письме капитану Келлеру: "Генерал Витковский сейчас в Ницце в поисках работы… Генерал Туркул в Софии, живет, как и громадное большинство русских, в очень тяжелых материальных условиях, но отнюдь не падает духом…" (Разрядка наша. — Авт.)
В начале года в поле зрения Кутепова попала аналитическая работа "За нас ли время?", отложившаяся затем в его архив. Ее идеи он не мог не разделять. Более того, не исключено, что она и была написана в результате своеобразного социального заказа, идущего от генерала. Она отвечала на этот жгучий вопрос "Как быть?"
"Общие соображения. "Время работает в нашу пользу", — говорят многие противники большевиков.
Действительно, раз мы признаем, что коммунистический режим осужден историей и коммунистические принципы по меньшей мере вредоносны для здорового развития любого государства или народа — мы должны допустить, что в общем время работает против нынешних коммунистических владык России.