Все изменилось вдруг. На Украине были немцы и украинская Центральная Рада во главе с гетманом Скоропадским, они благосклонно отнеслись к казачьему выступлению, образовали заградительный щит с запада. К Ростову на соединение с добровольцами пробился тысячный отряд с Румынского фронта под началом полковника Дроздовского.

В конце апреля Деникин, новый командующий Добровольческой армии, смог направить раненых в вольный Новочеркасск. Их было две тысячи. Ростовское купечество пожертвовало в их пользу по подписке 470 рублей. Это же сколько пришлось на одного раненого?

Начинался новый этап гражданской войны. Уже сорганизовались казачьи станицы, собрался Круг спасения Дона, решивший образовать настоящую регулярную армию взамен партизанских отрядов. Атаманом был избран генерал Краснов.

Краснов вошел в нашу историю в трех ипостасях: как один из доблестных казачьих генералов, как один из руководителей белого движения и как писатель.

Во всем этом он, по сути, повторяет своего постоянного соперника Деникина, которому впоследствии и должен был подчиниться. Повторяет, кроме одного существенного обстоятельства — Краснов считал, что в новых условиях, уже не мировой, а гражданской войны, надо ориентироваться на Германию, чьи геополитические интересы диктуют ей стремиться к сохранению целостности России, но не на страны Антанты (преимущественно на Англию), чьи интересы в разделении России на ряд самостоятельных государств. Эта "германская ориентация" потом была использована Деникиным в сложной борьбе против Краснова, в которой столкнулись еще и два принципа ведения войны: Деникин стоял за "единую и неделимую" Россию, не желая признавать никаких региональных образований, никаких самостийностей, Краснов же — за признание местных интересов и через это — дальнейшее сложение всех сил в единый фронт освобождения России.

Кто из них был прав?

Трудно представить, что генерал Деникин за несколько месяцев смуты может перевернуть свои взгляды. Его идеал — Российская держава, наследница империи. Никаких автономий и независимых новообразований он и знать не хотел.

Все русские генералы, волею судьбы оказавшиеся во главе белых армий на окраинах империи, были за "единую и неделимую", — Миллер в Архангельске, Юденич на западе, адмирал Колчак в Сибири, Деникин на юге. Расплачиваться за военную помощь территорией Польши, Украины, Прибалтики, Финляндии для них было невозможно. В этом вопросе они стояли насмерть, отбрасывая всех возможных союзников. Например, на предложение генерала Маннергейма Колчаку двинуть на Петроград стотысячную армию в обмен на официальное заявление о признании Верховным правителем независимости Финляндии был дан категорический отказ.

Полковник Кутепов ничем не отличался от своих командиров. Он был воспитан преданным России, маневрировать не умел. "Единая и неделимая" как исторический образ прекрасной Родины был неприкасаем. А то, что этот образ исчез из политической реальности и остался только в памяти, он не осознавал.

Генерал Краснов был не только русским, но и казачьим генералом. Последнее обстоятельство делало его большим реалистом, возвращало на грешную донскую землю, где петербургская империя никогда не воспринималась прекрасной Родиной, — он хотел опереться на всех, кто был против большевиков, на казачьих сепаратистов, на украинских "незалежников", на немцев.

Казаки, всегда особо ценившие свои обычаи, отличались от добровольцев весьма заметно.

Что такое было Всевеликое войско Донское для офицера Добровольческой армии? Донская область, Донская губерния и больше ничего…

Тем, кто в сердце своем носил бело-сине-красное знамя великой и неделимой России, претил новый донской флаг. Немногие понимали значение его, как переходного флага. Не понимал его и Деникин…

Но пока у донского атамана на фронте была шестидесятитысячная армия, а у него вместе с кубанцами насчитывалось двенадцать тысяч, пока все снабжение шло через донского атамана, взявшегося быть посредником между Украиной и немцами, с одной стороны, и Добровольческой армией, с другой, Деникин молчал, и только окружающие его готовили грозную кампанию против генерала Денисова, атамана и всех донских патриотов. Они стремились свалить войско Донское, и впоследствии при помощи союзников они свалили его, но в результате погубили последний ресурс в своей борьбе. Как только война перестала быть национальной, народной, она стала классовой и, как таковая, не могла иметь успеха в беднейшем классе.

У добровольцев с казаками с самого начала, еще с конца семнадцатого года, как не заладились отношения, так они и не сложились к лету восемнадцатого.

На Ростовском вокзале, возмущая русские души, висела огромная вывеска на немецком языке — "Кавказ". Немцы поддерживали Краснова и готовы были поддержать Деникина. Ни англичан, ни французов не было и в помине. Добровольческая армия получала через донцов снабжение от немцев, но вела резкую пропаганду против гетмана Скоропадского и германских войск. В конце концов немцы возмутились и запретили Краснову передавать оружие и снаряжение. Атаман был вынужден делать это тайно.

Прошлое, его знамена и победа, договоры и пролитая кровь, диктовало с того берега живым людям, что они должны действовать по законам рассыпавшейся сказки.

Антибольшевистские силы юга России имели возможность весной восемнадцатого года сесть в германский поезд и к осени доехать до Москвы. Атаман Краснов предлагал Деникину совместное наступление в направлении Царицына и Воронежа.

Горько ехать в германском поезде по России?

Лучше было подождать англо-французского? Но будет ли он? Поступят ли от союзников войска? На это надеялись.

А пока Краснов договаривается с гетманом Скоропадским о совместных действиях против большевиков и привлечении самостоятельной Грузии, автономных Кубани, Крыма, Северного Кавказа, Добровольческой армии. О "единой и неделимой" ни слова. Ее судьба будет решаться после победы.

Но Добровольческая армия отворачивается от "сепаратистов", начинает борьбу за освобождение Кубани, чтобы иметь на юге широкую базу; поход на север ее не интересует.

Что ждет столь разных союзников?

Кутепов на месте убитого Маркова. Военный губернатор, командир бригады, корпуса. На Москву. Новороссийская катастрофа

Из Ростова добровольцы выступили в свой второй Кубанский поход. Первый Кубанский, он же Ледяной, уходил в историю. Против них было около ста тысяч штыков с огромными боевыми припасами со складов бывшего Кавказского фронта. Но теперь у них за спиной — не равнодушные, отводящие глаза казаки. Стало легче. Они испытали, что такое погибать в безнадежном бою и победить вопреки всему.

Через три дня после начала похода, в одном из первых боев был убит генерал Сергей Леонидович Марков, отважный, веселый, всегда шедший в самое пекло. Разрыв снаряда — и свет меркнет. Его хоронят, и слезы текут по обветренным офицерским лицам. Сколько еще впереди таких похорон? Никто не вернет Корнилова, Неженцева, Маркова…

Здесь же, под станицей Шевлиевской, Деникин назначает полковника Кутепова командовать Первой дивизией. Временно.

Он командовал дивизией месяц, был с ней в боях под станицами Великокняжеской, Тихорецкой, Кущевской. Под Тихорецкой после жесткого боя едва не был убит: большевики уже подняли над окопами белые платки на штыках, Кутепов со штабом подъехал к окопам, а оттуда вероломно открыли стрельбу, убив рядом с ним несколько человек.

День за днем Кутепов проводит на передовой со своими полками, с Корниловским прежде всего. Он делает то, ради чего живет. Он воюет за Родину.

Он холост, одинок, его жизнь принадлежит только ему.

Во сне к нему приходят погибшие. Или же он забывается тяжелым натруженным сном.

Он не был жестоким, не любил, когда исстрадавшиеся душой офицеры, те, у кого убили, сожгли, изнасиловали, распяли близких, вели личный счет убитым врагам, делая на винтовочных прикладах зарубки.