— Спасибо, родной, — сказала она. — Как здесь хорошо! Мы еще приедем сюда?

— Приедем! За ландышами.

— А может, раньше, за черемухой? Я люблю черемуху.

— Я тоже люблю черемуху, — говорил Алексей. — Я маме всегда приносил весной.

В тот день они и решили подать заявление в загс.

Рабочие второго механического цеха заждались Привалова. После возвращения из командировки он обошел многие цеха, в каждом собирал инженеров и рабочих, подробно и толково рассказывал о японских заводах, о новом, что там внедрено, как налажено производство именно тех деталей или агрегатов, которые выпускает или собирает данный цех. Директор говорил о многом поучительном и с юмором рассказывал об отрицательных сторонах капиталистического производства.

— Директора, видимо, нисколько не интересует реконструкция нашего цеха, — сетовали некоторые рабочие и инженеры. — Обход-то начал с первого механического.

Но они ошиблись.

Привалова больше всего интересовала, конечно, реконструкция. В этом сразу убедились многие. Пришлось покраснеть перед ним и Алексею. Человек толком не знает, за что взяться, ушел с головой в реконструкцию, а тут вопрос за вопросом. Не может Павел Маркович без экзаменовки, это его конек…

Цехом он, впрочем, остался доволен.

— Молодцы, многое сделали! — сказал Павел Маркович. — Выходит, можно директору завода в длительные командировки уезжать. Дела без него идут лучше, чем при нем.

"Лукавит директор, — отметил про себя Алексей. — Как будто все в порядке с выпуском "Сибиряка". У самого, наверное, на сердце кошки скребут за срыв выпуска новой машины. Дипломат!"

— А как с выпуском деталей для "Сибиряка"?

— Справляемся.

— Делайте только качественно. Автомобиль из-за маленькой детали может остановиться.

"Ну и хамелеон, — улыбнулся Алексей. — А что говорил мне всего несколько дней назад в своем кабинете?"

— Качественно-то качественно, — отозвался один из рабочих. — Но из-за этого допустили за последний месяц подорожание на шестнадцать процентов. Вот тут и загвоздка получается.

— Может, причина в другом? — спросил директор. — Сделайте анализ, подсчитайте. Я прошу вас, товарищ Коваленко, изложите все это в письменной форме на мое имя. Примем меры. Возможно, поможем, А где наш Герой работает?

— Во второй смене, — ответил начальник цеха. — А станок его в другом помещении. Детали для новой машины точит.

— Получается?

— Да уже план перевыполняет, а о качестве и говорить не приходится.

— Пригласите его ко мне завтра.

"Все-таки решил поздравить Ручинского, — подумал Алексей. — А когда Ручинский сам пришел, не догадался".

— За реконструкцию спасибо, товарищи!

Последние слова были сказаны так, что все поняли: директор цехом остался доволен.

"Только таким и под силу провести реконструкцию, — размышлял Привалов о Коваленко. — Молодость, энергия. Опыта маловато, говорят. А у нас был опыт? Как ни говори, а у нас, стариков, консерватизма хоть отбавляй. Опыт наш иногда сводится к тому, что научились в главках и министерствах доказывать невозможность выполнять спускаемый план, выбить фонд зарплаты, нажимать на знакомых, чтобы те что-то протолкнули. Уж если так, но совести, то и мне надо готовиться сдавать завод. Опыта-то много, а силенки уже не те. Больше хорохорюсь. Бывало, во все дыры заглядывал, новинки все читал, а сейчас — разве в поезде под стук колес. А кому передать? Был главный инженер толковый, забрали на Брянский завод. Теперь Стрижова хотят… Ну его пускай берут, кажется, потеря небольшая. Вот таких молодых, как Коваленко, к себе заместителями надо ставить. Но мы таких не берем, боимся, много хлопот с ними. А реконструкцию-то надо всему заводу делать и не по одному-двум цехам в год. Фронтально надо браться. Тогда и с качеством продукции будет решено. Без этого вопрос качества останется болтовней, бумажкой. Видишь, у них уже удорожание! А за качество надо браться. "Сибиряк" в этом отношении нам глаза открыл. Времени-то было много. Больше трех лет занимались. А как до серийного выпуска дело дошло, даже нужных сортов металла на заводе не оказалось. Надо взяться за кадры. Застарели они у меня. Да и начальников цехов пересмотреть. Все старыми заслугами кичатся, мол, из завода, который косы да серпы делал, теперь автомобили выпускаем. Забываем, в какое быстротечное время живем. Не успеешь оглянуться, а уже тебя обогнали. Техника! И мой хваленый автомобиль устарел".

Невеселые мысли захватили директора, пока шел до своего кабинета.

Бросил шляпу на стул, сел за стол, поднял трубку, подержал несколько секунд и опустил. Нет, сейчас не до Стрижова. Надо остыть, разобраться во всем.

Алексей и Татьяна переправились на другой берег Днепра на катере.

Они собрались на остров Динька, который издали похож на опрокинутую плоскодонку. Но это издали, а так остров большой, километра два тянется.

Пронзительно сияла река, переливаясь под чистым горячим солнцем, слепила, будто не вода текла в ее зажатых берегах, а расплавленное серебро.

Дымя и урча, сновали по широкой реке юркие буксирчики, торпедами проносились элегантные "метеоры", дремали, прильнув друг к другу, целые караваны барж. А чуть дальше гремел, громыхал огромный порт, к причалам которого подходили десятки разных судов. Сноровисто работали краны, и женский голос в репродукторах отдавал какие-то команды. До катера доносились только обрывки слов.

На острове много отдыхающих. К вечеру их, конечно, поубавится.

У Алексея за плечами рюкзак, под мышкой сложенная палатка. У Татьяны — сборная удочка и палки для палатки.

Удобные места для ловли рыбы уже заняты. Наверное, с самой зорьки люди сидят.

— Может, здесь остановимся? — спросил Алексей. — Кажется, для отдыха подходяще и для рыбалки.

— Не возражаю. Давай палатку сейчас поставим.

— Нет, потом.

Алексей закинул удочку.

— Ловись, рыбка, большая и маленькая!

Приятной прохладой дышит легкий ветерок, ярко светит солнце, разноголосо поют птицы в прибрежных кустарниках. А в кронах дуба развеселились дрозды. Над водой кружатся чайки, выискивая добычу. Но Алексей ничего этого не замечает, перед ним только поплавок пестрит среди мелких волн. Вот клюнет!

Проходит час, больше. Уже в глазах Алексея пестрит, и кажется ему, что это не вода течет, а он плывет вместе с землей, а вода стоит на месте. Нет, Днепр живет, дышит, двигается. Даже, кажется, волны — и те шелестят, как живые. Вдали от берега они жаднее, бездушнее, а ближе к берегу — ленивей, крылатее. И касаются берега извилистыми длинными, узкими, как у змеи, полосами и тут же умирают.

— Ну что, Алеша, не клюет?

Татьяна отрывается от книги.

— Почему-то не клюет. То ли погода такая…

Наживил свежего червя, поменял глубину, ждет.

— Словно в воде рыбы совсем нет. А ведь в прошлом году на этом месте десятка три хороших окуней взял и подлящика вытащил. Ну ничего, вечером мы ершей наловим. Да, может, и верховодка пойдет.

Татьяна сидят у самого дуба. Кто-то смастерил здесь скамейку. Ей уже не хочется читать. Где-то совсем рядом закуковала кукушка. Татьяна прошептала: "Кукушка, кукушка, скажи, сколько мне лет жить?" Кукушка куковала долго. Татьяна считала, считала и сбилась.

— Алеша! Я буду старухой! — И рассмеялась.

— Кукушка предсказала?

— Да. Может, купаться будем, Алеша? Все равно не ловится.

— Еще немножко, авось клюнет.

— Ну ладно, лови, а я пойду за цветами.

За тридцать метров от реки — поляна, усыпанная яркими цветами, над которыми кружились пчелы. Большой рыжий шмель подлетел к голубой ее панамке, покружился и, сердито зажужжав, улетел.

"За цветок мою голову, глупый, принял и обиделся, что ошибся".

Скоро она собрала целый букет цветов.

— Я тебе сейчас венок сплету! — крикнула Татьяна.