Другие любители "магарыча" почему-то сегодня отмалчивались и в разговор не вмешивались.

Чтобы обеспечить выполнение заказа на "Сибиряк", Татьяна передала инструмент опытным молодым рабочим и, что называется, стояла у них над душой. Никто уже не удивился, когда она сама замеряла детали, только что снятые со станка. При этом одобрительно кивала головой и говорила:

— Хорошо! Вот освоите эти детали, а потом других учить будете.

Цех жил напряженной жизнью. Уходя домой, Татьяна, как это было зимой, теперь все чаще задерживалась у заводской доски производственных показателей. Красная линия, обозначавшая выработку их цеха, была похожа на перевернутую дугу. В первые дни месяца она пересекла черту "100" и стала опускаться вниз. Опускалась медленно, как бы нехотя, иногда задерживалась на одном уровне день, другой. После новой расстановки рабочих в цехе красная линия несколько дней удерживалась на одной черте, а затем так же медленно, но неуклонно поползла вверх.

"Главное — войти в график, — говорила сама себе Татьяна, глядя на доску. — А реконструкцию вытянем. Вытянем! Ну и взял же на себя ношу Алеша!"

Когда в цех поступил новый режущий инструмент для обработки деталей к новой машине, Татьяна облегченно вздохнула:

"Ну, теперь справимся с планом".

В конце смены во втором пролете появился Стрижов и сразу же был окружен рабочими, в основном молодежью. Некоторые и рабочих мест еще не убрали, а потянулись сюда. В цехе чувствовалось какое-то напряжение. Почти каждый считал себя ответственным за реконструкцию. Когда подошла Татьяна, обсуждали "цепочку" в новом помещении. Разговор в основном вели Стрижов и Коваленко. Рабочие прислушивались, время от времени вставляли свои замечания.

Кое-кому было совсем не понятно: прошло немного больше недели, как уехал в отпуск Вербин, а такие перемены происходят.

— Надо ежедневно переставлять станки, — говорил Стрижов, когда подошла Татьяна.

— Будем переставлять и в рабочие дни, — соглашался Алексей. — Только в субботу нам целесообразнее, фундамент много не задержит. Бетон на быстросхватывающемся цементе. В субботу устанавливали станки, а во вторник на них уже начинали работать. Скоро весь пролет освободится.

— Реконструкция, реконструкция! Но сейчас главное — осваивать детали для "Сибиряка".

"Вот почему пришел отец, — догадалась Татьяна. — Машина для Севера его интересует. Министерство нажимает".

— Еще время есть, — протолкался Леонид вперед. — Поднажмем, не впервой.

"Смотри, еще исправится человек, — глядела Татьяна, как он, не торопясь, устанавливает детали. — Раньше кричал, что специально подсунули детали такие, что на них ничего не заработаешь. А ведь условия ему создали неплохие. На новом станке работает, и резцы новые. Поворачивайся только".

— Мы тут с технологами посоветовались, — сказал Алексей, — и вот на чем остановились. Нам кажется, что пока в одном из пролетов, лучше во втором, сгруппировать четыре револьверных и шесть винторезных станков.

Это позволит нам в ближайшее время освоить серийное производство деталей для "Сибиряка". Рабочим этих станков гулять не придется. Мы их загрузим работой.

— А не рано ли о втором пролете говорить? — прервал Алексея главный инженер. — Не лучше ли подумать, кто будет работать на новой "цепочке"?

— Нет, не рано. А "цепочка" в новом помещении может послужить нам хорошей школой передового опыта. Поэтому туда поставим не только передовиков, но и рабочих низшей квалификации, вплоть до выпускников десятых классов. Во-первых, они будут учиться у передовиков, во-вторых, им придется работать уже на налаженных станках с подогнанными резцами и новыми приспособлениями. А от этого возрастет производительность труда. Людей мало. Вся надежда на выпускников средних школ. Вчера у нас была экскурсия учащихся. Многие собираются, получив аттестаты, прийти к нам.

"Молодой, а со смекалкой… Ему все по плечу", — думал о сыне Стрижов.

— На выпускников десятых классов вы большой надежды не возлагайте. Больше ориентируйтесь на учащихся технических училищ. Мы вам человек двадцать дадим. И вот что, на новые детали поставьте Ручинского.

— Хорошо.

— На кого возложили перестановку?

— Сам занимаюсь.

— Нет, это не годится. Возложите на старшего мастера, и в помощь ему я направлю кого-нибудь из отдела главного технолога. Перестановка перестановкой, реконструкция реконструкцией, а план всегда остается основой. Помните о "Сибиряке". Да, чуть не забыл, конструкторы благодарят вас за чертежи.

"Конструкторы? А вы? — хотелось спросить Алексею. — Благодарить то благодарят, но успели ли они внести эти поправки не только в чертежи, но и в машину?"

Когда Стрижов стал выбираться из толпы окружавших его рабочих, Олега кто-то тронул за локоть. Оглянулся. Чуть сзади стоял Леонид.

— У меня есть разговор.

— Ну, говори, слушаю.

— Отойдем в сторону.

У Олега как-то сжалось сердце: о чем он?

— Скажи, Олег, ты мне рекомендацию для вступления в партию дашь?

— Я ведь только кандидат. Такого права не имею.

— Знаю. Я от комсомольской организации прошу рекомендацию.

Олег задумался. Леонид просит рекомендацию в партию. Не кто-нибудь другой, а Леонид.

— Леонид, а зачем?

— В партию решил. Хочу отдать все силы… — Он замялся, светлые обвисшие усики его задрожали, выпуклые глаза блеснули самоуверенностью.

— Нет, ты скажи честно: зачем? Что случилось-то?

— А что? Разве сейчас я плохо работаю?! Можно сказать, стахановец! Рационализаторское предложение внес. Собираюсь поступать в институт в этом году. Политическую литературу читаю. Не отстаю от передовых рабочих.

— А все-таки для чего тебе надо вступать в партию? Уж не с определенной ли мыслишкой?..

— Я же сказал, чтобы отдать все силы…

— Ты знаешь, Леонид, я за тебя не подниму руки. Да и вряд ли другие комсомольцы поднимут.

— Ты за других не говори. Рекомендацию-то Татьяне Ивановне дали? Дали. Можно сказать, единогласно. А мне? Нет, не выйдет! В первую очередь в партию принимают рабочих, а я и есть рабочий. Передовой рабочий. Сам-то ты вступил в партию?

— Давно ли-ты стал передовой? В партию, Леонид, люди должны вступать без пятен на совести, я так понимаю.

— А у меня есть пятна?

— Да как тебе сказать… Мало ты политически подкован. На все ты смотришь как-то не по-рабочему.

— Ну, ладно, ты еще не комсомольское собрание. Ну, бывай, секретарь. До встречи на собрании. Посмотрим! Так с передовым рабочим?!

"И этот считает себя передовым! — Олег стоял пораженный. — А когда это Мурашко стал передовым? Принимай — и все. А когда такие, как Мурашко, двинут в партию… Нет, если подаст заявление, буду возражать. Да и комсомольцы меня поддержат".

Леонид так и не подал заявления.

На главпочтамте Вербин получил письмо. Ирина писала, чтобы встречал ее в два часа в условленном месте.

В час дня он еще раз зашел на почту. Писем на его имя больше не было. Значит, совсем скоро он увидит Ирину!

Еще целый час до встречи. Григорий Петрович прохаживался по тротуару. И вдруг у книжного киоска он увидел Ирину с девочкой. Они покупали значки.

"Она с дочкой?! — Вербин остановился как вкопанный. — В письме ничего об этом не говорила".

Расплатившись с продавцом, Ирина повернулась и увидела Вербина. Нет, она не бросилась к нему с распростертыми руками. Что-то сказала дочке. Может, о нем? Делает вид, что это случайная встреча и не больше. Девочка подняла голову и ищет глазами того, о ком сказала мама. Так и есть, они направляются к нему. И он двинулся навстречу. Совсем не та встреча, о которой мечтал. Не та… Думал, что они будут одни. Он и Ирина. Как же он забыл, что у нее есть дочка? Нет, он знал. Не предполагал, что она приедет всего на неделю и то с дочкой. Значит, иначе не получалось. На кого же оставить девочку? Все равно рад этой встрече. Он так соскучился!