– Может попасть, – эхом откликнулся Ван Юн.

– Вот-вот. А чем это грозит? И вообще, не хотелось бы проваливаться непонятно куда всякий  раз, как придёт фантазия поспать.

– Я неучёный человек, – напомнил китаец. – Моё мнение немного стоит. Я думаю, что теперь дверь для вас открыта, как для меня и для девочки Нюси.

Лена поморщилась: от последней фразы китайца пахнуло Серёгой.

– Пожалуйста, разрешите дать вам совет, – продолжал Ван Юн. – Если я прав, вы не будете видеть поток только во сне. Нюся умная девочка, всегда закрывает вторые веки. Постарайтесь делать также. Нельзя смотреть на оба мира сразу, мой отец так делает, от этого его поведение не всегда понятно. Люди считают его странным.

– Напугал ежа голым задом, – огрызнулась Лена. – Уеду в Китай, иностранцам прощают больше, чем местным психам. Забыла сказать, твоя мазь здорово помогает от диатеза, так что спасибо. Всё-таки дал бы баночку, не пугайся, есть не стану, просто меня аллергия на работу снова одолевает.

– Я могу делать мазь только для того, кто слышит се, в обмен на его кровь. Такое правило, правило нельзя нарушать. Кровь пойдёт на новую порцию мази для другого человека.

– Мам, смотри, какая…

Прибежала Нюся. На «удочке» (верней под ней,  потому как леска на палке отсутствовала) уныло болталось нечто волнующей формы, отдалённо напоминающее детский рисунок. Живой. Во всяком случае, оно дёргалось.

– Я бы сказала, какое… – Лена инстинктивно отодвинулась, опасаясь испачкать ночную рубашку. – Брось сейчас же!

– Мама, это же моя рыба! Я её придумала!

– Нюсь, это не рыба, а редкостная хрень. Ты же сто раз видела рыб в зоомагазине,

– Как в магазине я не умею.

Лена вспомнила о важности поддержки детского творчества родителями.

– Ну ладно, у тебя тоже ничего получилось, бывает… – промямлила она. – Зато в ней нет глистов… то есть хаттифнаттов… тьфу, се.

– Они живут только в настоящих вещах, – заявила Нюся. – Вот.

«Удочка» исчезла вместе с неаппетитным довеском, а над раскрытой Нюсиной ладошкой повисла страдающая базедовой болезнью рыбка. Магазинная, с веерным пятнистым хвостом. Под чешуёй копошились хаттифнатты. Рыбку Лена узнала (страшный скандал во время покупки капель от собачьих клещей, когда Нюся возмечтала об аквариуме). Лена ощупала себя. Ни карманов, ни сигарет в ночнушке не оказалось, но сигаретная пачка материализовалась у неё перед носом. Хаттифнаттов в сигарете не было, вкуса тоже.

– Здорово! – воскликнула Лена, водворяя на место отпавшую челюсть. – Как настоящая: чешуйки, плавники, всё такое…

– Она настоящая, – протянула Нюся обиженно. – Я взяла её в магазине, ну, где я ревела. А ту рыбку я сама придумала. Я хотела подарить её тебе. Она тебе не понравилась?

– Крутая была рыбка, спасибо. Эта тоже хорошая, подари мне её.

– Она же в магазине! Ждёт, пока её купят и полюбят. Чужое брать нельзя, ты сама говоришь. Я придумаю тебе ещё, мам.

– Паршивая рыбина действительно в магазине? – резко обернулась Лена к Ван Юну.

Тот кивнул. Нюся тряхнула рукой, рыбка пропала.

– Теперь идём гулять? – от нетерпения ребёнок запрыгал вокруг Лены. Фанта назидательно разлаялась.

– Если честно, что-то я от всего этого припухла. Мне бы проснуться и снова заснуть, то есть по-нормальному, если я на это ещё способна.

– Ма-а-м!

– Вам может понравиться, – вкрадчиво заметил Ван Юн. – Попробуйте.

Лена махнула рукой.

– Ладно, Нюсь, пошли.

Девочка влетела в неё со скоростью и решимостью мухи, штурмующей рот велосипедиста. Существо, которым они стали, рванулось вверх, сквозь полы и потолки спящих квартир, сквозь крышу и вниз, погружаясь в звёзды всё глубже.

***

Налюбовавшись, как меняет цвета крутящий спирали между струй потока дракон, Ван Юн открыл глаза, потянул чай из носика пузатого чайничка. Искры драконьих чешуек ещё плясали по углам магазинной кладовки, где жил Ван Юн.

Умная девочка – Нюся, хорошая девочка, жаль, что не мальчик! Мастером мази может стать только рождённый от слушающих се, поэтому мастера часто передают искусство приёмным детям. Мальчикам. Почему мастер мази должен быть мужчиной? Ван Юн не знал ответа, отец тоже вряд ли знает. Сейчас многие женщины делают то, что раньше полагалось делать только мужчинам.

Бей-бей скушала муху, посматривая на хозяина лунным глазом, вспрыгнула на колени. Ван Юн погрузил пальцы в мягкую шёрстку котёнка. Говорят, в столице готовят суп из кота и петуха, называется «Битва тигра с фениксом».

Отец ни за что не согласится.

Отцу легко чтить традиции: ему отдали Ван Юна за несколько чашек риса. Когда отец был молод, еды было меньше, чем детей. Дед получил отца даром – в деревне боялись ребёнка, родившегося у одержимой злыми духами. Прежним мастерам мази не приходилось долго искать, кому передать искусство. Большинство детей, родившихся от слышавших се, умирают в младенчестве или вырастают странными, но раньше таких детей было много. Под влиянием се женщины делаются распутными, заигрывают с каждым, мужчины стремятся оплодотворить многих женщин. Теперь в больницах для сумасшедших отделяют женщин от мужчин, одной семье позволено иметь не больше двух детей. Проще отыскать птицу феникс, чем ребёнка, смотрящего в поток. Скоро люди забудут, как готовить зелёную мазь.

В России полным-полно слышащих се (отец считает, это потому, что русские пьют). И русские рожают детей, сколько хотят. Отец велел, чтобы ребёнок хотя бы наполовину был китайцем. Одна из продавщиц на рынке сошла с ума, многие пользовались. Ван Юн сразу понял, в чём дело. Когда стало видно, что Галя ждёт ребёнка, он позвонил отцу и сказал, что скоро вернётся домой. Но не знал, как поговорить с женщиной – русский язык слишком сложен. Женщина пропала, Ван Юн так огорчился, что собрался ехать в Китай один. Той же ночью он встретил ребёнка Гали у потока. Он столько думал об этом ребёнке, но ему ни разу не пришло в голову, что могла родиться девочка! Нюся понравилась Ван Юну, едва ему улыбнулась. Она рассыпалась тысячью бабочек и порхала вокруг его головы. Была такой послушной, красивой и умненькой. Он чувствовал к ней привязанность, как к собственной дочери. Вскоре Галя снова пришла, в очень плохом состоянии. Ван Юн попросил хозяина переводить, особенно настаивал, чтоб тот убедил Галю мазать веки и виски зелёной мазью.

Бей-бей дремала, нежно когтя ногу хозяина. Хорошо бы заварить чай, но жаль будить котёнка. Ван Юн удовольствовался сигаретой. Отцепив от штанины передние лапки, следил, как выдвигаются новенькие лезвия когтей и снова прячутся в ножны. Зелёные струи поднялись из его груди, оплели кладовку и заполнили мир. Мастера мази редко создают семьи и не имеют хорошей работы, беззаботно скитаясь по волнам потока. Ван Юн сидел на пластиковом табурете в магазинной кладовке, в то же время мурлыкая на собственном колене, перевариваясь в кошачьем желудке бабочкой и опадая к подножью фонаря за окном микроскопической горкой пепла другой бабочки. Он шелестел невыметенными мусором по асфальту, спал в кустах стайкой воробьёв, готовый расчирикаться и разлететься во все стороны с первым дуновением рассвета. Ван Юна не привлекали части его существа, распиханные по мешкам, коробкам и морозильникам. Другое дело – фрукты. Когда существование мастера мази Ван Юна окончится, часть его непременно перейдёт в яблоню или персиковое дерево. Ван Юну нравилось также представлять себя крылышком стрекозы. Он шёл между прилавков, грохоча ботинками, шаря в карманах чёрных форменных штанов. Остановившись перед магазином, принялся долбить кулаком в дверь. Потребовалось некоторое время, чтобы разделить себя на, собственно, Ван Юна, дверь и молотящего по ней рыночного охранника. Как легко давать умные советы, и как сложно следовать им самому! Забыл закрыть вторые веки, непростительная небрежность. Ещё немного, и он станет таким же… рассеянным, как отец. По пути к двери Ван Юн прихватил упаковку батареек и банку хозяйского пива из холодильника.