Нами разбираемым неким таким «собирателем истории» дел было понаделано столько, что по сию пору не разгребешь. Для современных археологов:

«Не меньший интерес представляют росписи церкви Покрова Богородицы, начатые раскопками 1974 г. Сама церковь, в числе трех храмов погребенная в 1701 г. под насыпью Рождественской «куртины», сохранилась на высоту более 5 м.

…Летописи, как известно, сохранили даты первоначального строительства церкви (1352 г.) …» [93, с. 222].

Вот какую древность уничтожал наш этот некий такой «любитель старины» — Петр.

Так для чего ж, в таком случае, нами рассматриваемый «великий» объявил приказ о сборе всех исторических ценностей, в том числе и рукописей?

А для того, чтобы точно так же, как и три древние церкви в старинном русском городе Пскове, — безжалостно уничтожить!

«Всего под укреплениями было похоронено свыше десятка церковных и монастырских зданий, которые сохранили стены и конструкции до высоты сводов под земляной засыпкой» [93, с. 261].

Все эти шедевры древнерусской архитектуры и фресковой иконописи, столь безжалостно уничтоженные «собирателем русской старины», теперь буквально по крупицам с огромнейшим трудом восстанавливаются реставраторами. Однако многое уже утрачено безвозвратно, что указывает на полную заинтересованность в тотальном уничтожении русской культуры этим самым великим ненавистником страны, отданной масонами в его страшные лапы. Петр, что выясняется, и действительно стал преобразователем: великой державы в очень великую своими размерами безжизненную пустыню…

А вот механика уничтожения русских святынь наследниками «славных дел», петровскими «птенчиками», в частности, «Кира и Ивана, что в приделе у Николы Чудотворца в Довмонтове стене…» в старинном городе Пскове:

«Местоположение этого придела мы находим на плане 1740 г., фиксирующем расположение церкви Николы вместе с ее пристройками… На плане Пскова, составленном в 1821 г., церкви Николы с Гребли мы уже не видим» [93, с. 218].

Почему же это не видим! Церковь-то не сахарная — растаять не могла, и даже не деревянная — камень не горит. Его можно только лишь взорвать динамитом!

Но вот куда-то вдруг запропастилась.

Почему?

Да потому, что погуляли по Земле Русской своими «делами славными» густо насаженные «великим преобразователем» его дел наследники — «птенцы». Это варварское уничтожение русской святыни — лишь маленький эпизод в той антирусской войне, заряд которой заложил под наше государство воспетый в историях историков «преобразователь». Именно его «дела» открыли тот самый заветный краник, через который волны западного чужебесия умопомрачительным все сметающим потоком хлынули на нашу святую землю.

Между тем погребение заживо русской старины глубокой в лице церкви Николы с Гребли — это лишь продолжение уничтожения русской культуры наследниками «великих дел» Петра.

Вот как прослеживается их ненависть к русской старине по отношению «птенчиков» к древним нашим фрескам XIV в. — церкви Рождества в Городне на Волге:

«В 1745 г. она была вновь перестроена… оставшуюся на стенах живопись сбили…» [93, с. 265].

Но такого варварства не позволяли себе даже монголы!

А вот что сообщается об этой многострадальной церкви во времена петровских «славных дел» еще начала:

«В конце XVII в. после очередного пожара церковь долгое время оставалась «без пения церковного»» [93, с. 265].

И таких заброшенных церквей в начальную пору «славных дел», как оказывается, было немало. Тем она в корне и отлична от предшествующих ей времен Святой Руси. Но, однако ж, слишком походит на эпоху ей кровно сходную — эпоху ГУЛАГа и чрезвычаек, Беломорканала и концентрационных лагерей.

И если ленинская эпоха наиболее осталась славна устроенным в Поволжье искусственным голодом, что было произведено лишь для мотивации отбора у Русской Церкви всех имеющихся у нее в наличии ценностей, то в эпоху Петра, при почти аналогичных ситуациях, возникали такие же бунты, которые не менее жестоко подавлялись.

Но в самой основе причин для жесточайшего подавления постоянно вспыхивающих бунтов находилась ведущаяся Петром долгие годы все никак нескончаемая Северная война.

А ведь она имеет под собой и иные причины возникновения, которые лишь теперь начинают всплывать, обнаруживая в своих двухсотлетней давности продолжателях «славных дел» полную аналогию. Ведь исключительно лишь сюжет разжигаемого без причин вооруженного конфликта продемонстрирован в эпоху «славных дел» наследника Петра — Ленина. Этот искусственный конфликт был прекрасно, как по нотам, разыгран двумя якобы враждующими между собою сторонами, на самом деле представляющими собой две стороны одного и того же переворота — февраля 1917 года. Никакие белые армии не встали бы на защиту совершенно чуждых им интересов как раз и раздувшего эту революцию класса, если бы этот сценарий братоубийственной бойни не входил в планы захвативших власть в России сил.

Вторым вариантом по уничтожению Православия и поддерживающего его народа являлись стройки века. Эти мероприятия при большевиках запомнились достаточно не плохо. Но разработал для них данный варварский способ массового уничтожения людей их далекий предшественник. Наибольших же объемов это «Петра творенье», то есть усовершенствованный им заимствованный у заграницы чудовищный аппарат смерти, достиг при строительстве города-монстра. Где счет загубленных жизней пошел уже на миллионы…

Город-монстр

И вот самозваный император, по нашей предварительной версии должный именоваться Лжедмитрием III, учредил город с именем апостола, тождественным своему. И город этот им основан в самом центре комариных болот. И хоть вгонял Петр в фундамент своей бредовой затеи ежегодные сотни тысяч жизней русских людей, но чем-либо оправдать строительство своего безжизненного детища никак поначалу не мог — зазвать туда купцов было достаточно сложно, а потому:

«Новая столица была отвратительным складом, и только… пенька, кожи и другие товары, так как с 1717 года две трети всех продуктов осуждены были направляться туда, — доставлялись с трудом, обремененные огромными расходами на перевозку, а там, не находя покупателей, скоплялись, обезценивались, благодаря своему изобилию, и наконец гнили, особенно пенька» [32].

И вот как той трезвой оценке Дмитриева противоречит лжеверсия Лажечникова:

«…торговля кипит на пристанях и рынках…» [56, с. 353].

Что-то уж больно призрачным и слишком неестественным выглядит этой самой торговли «кипение». Тут прослеживается именно гниение.

И лишь после полного запрещения «преобразователем» продажи пеньки через Архангельск в какой-то мере уменьшилось преобразование на огромных складах в труху столь дефицитного на Западе этого предмета русского экспорта.

И не только доставка товаров из Москвы в Петербург обходилась втрое дороже, нежели в Архангельск, не только жилье для купцов в этом мертворожденном городе, как и доставка груза, требовала в несколько раз больше затрат. Сами условия подхода, а, главное, отхода для морских судов парусного флота являлись достаточно затруднительными. Ведь возможность выхода в открытое море предоставлялась только лишь при наличии попутного ветра, а само пребывание в гавани из-за очень пресной невской воды было нежелательным для дерева, из которого в те времена сооружались корабли.

И лишь титаническими усилиями ограбляемых поборами русских людей и ежегодной потерей товаров на очень крупные суммы для удовлетворения не имеющей аналогов прихоти монарха порт с течением времени все же начал функционировать. Однако для его нормальной работы в последующие Петру царствования пришлось вбухать еще очень много средств. Они пошли на строительство целой системы гидротехнических сооружений, позволяющих из центральной России подвезти к нему барки с грузами, подлежащими очень невыгодному для нас обмену. И лишь эти титанические усилия позволили вдохнуть жизнь в мертворожденную затею царя-антихриста.