Он дернулся, как будто ее прикосновение было ему невыносимо. И этот человек когда-то получал удовольствие от любого общения с женщинами! Да что же с ним случилось после того, как он покинул госпиталь?

Ей захотелось утешить его, как он когда-то утешил ее, но с чего начать?

— Нам еще во многом нужно разобраться, — сказал он. — Не бойтесь, у нас здесь комнат больше, чем нужно, и я уверен, что вас можно спрятать так, чтобы я вас не нашел.

Кивнув, она направилась к дому, а он пошел следом, пытаясь не отставать.

— Кажется, вы стали сильнее хромать, — мягко сказала она, замедляя шаг.

— Это от холода.

— Как вас ранило?

— Плоть была разорвана на бедре до колена. Рана все еще не зажила. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь ходить, не чувствуя боли. Наверное, мне еще повезло, что я на двух ногах. Но голова все время болит. — Он остановился и глубоко вздохнул. — Прошу прощения. Я не собирался утомлять вас рассказами о своих несчастьях.

— Нет, я… Жаль, что меня не было тогда с вами. Я к тому времени уже уехала. Мисс Н. не терпела… неподобающего поведения.

— Вам, наверное, было очень тяжело.

— Ради Джона я готова на все. На все.

Его губы медленно растянулись в некое подобие улыбки, как будто он разучился пользоваться соответствующими лицевыми мышцами.

— Ему очень повезло.

Ей оставалось лишь надеяться, что майор Лайонс всегда будет так думать.

Глава 2

Сидя за туалетным столиком, Мерси смотрела на свое отражение в зеркале. Сегодня это было несколько сложнее делать, чем вчера. Этим вечером она должна быть готова к тому, что ее в любую секунду могут позвать.

Она заранее была готова остаться… Только потому, что отец не принял бы никакого другого исхода их приезда сюда. Она собрала сундук, и его погрузили на карету. Если бы ей не разрешили остаться, отец просто-напросто высадил бы ее на обочине, а сам поехал бы своей дорогой. Ее и Джона. Как он может не любить Джона, это невинное дитя, попавшее в сети обмана?

Мерси старалась не думать об этом, пока присланная герцогиней горничная пыталась совладать с ее непокорными волосами. Они гораздо лучше себя вели, когда были туго стянуты, но умелые руки горничной привели их в порядок.

Когда герцог и его мать поручились, что с ней ничего не случится, и пообещали вернуть ей доброе имя, отец ушел, как будто вопрос был исчерпан. Но это было не так. Далеко не так. Хотя в этом доме она чувствовала себя в безопасности и, что важнее, Джону здесь ничего не грозило. Мерси видела, как герцогиня смотрела на мальчика. Она его уже полюбила. Джона очень легко было полюбить.

Это качество ему передалось от отца. Хотя Мерси и не могла отрицать, что теперь тот был совсем не похож на самоуверенного молодого человека, которого она встретила в полевом госпитале. Но она тоже изменилась. Джон заставил ее снова стать такой, какой она была раньше. После того, через что она прошла, после того, что видела, Мерси не думала, что когда-нибудь снова сможет улыбаться.

Однако он заставил ее улыбаться. Поначалу совсем чуть-чуть, незаметно, но с каждым днем, когда она наблюдала за тем, как растет Джон, когда прижимала его к себе, когда видела, с каким удивлением он глядит на мир вокруг себя, ее улыбка становилась все шире. Со временем он станет еще более любопытным, и ей хотелось пройти через все вместе с ним. Ей хотелось научить его лазать по деревьям, хоть это отнюдь не женское занятие. Ей хотелось увидеть, как он впервые сядет на лошадь. Хотелось наблюдать, как он будет становиться мужчиной, с которым нужно считаться. Таким же, как его отец.

Когда горничная наконец справилась с ее волосами, Мерси осторожно надела бледно-зеленое платье. Вот уже два года она носила только черное. Ей это казалось важным, как будто этот мрачный цвет мог подчеркнуть значимость ее занятия. Но сегодня было гораздо важнее обратить на себя внимание майора Лайонса, сделать все, что в ее силах, чтобы он принял ее в свою жизнь. Ради Джона.

Зеленый цвет всегда ей шел и прекрасно сочетался с рыжими волосами. Медно-рыжие, они выделяли ее среди остальных медсестер, когда она заходила в палату к раненым. Они начали называть ее Рыжий ангел.

К стыду Мерси, присоединиться к мисс Н. ее подтолкнуло не только желание помогать раненым. Никаких видов на замужество у нее не было, и она по простоте душевной подумала, понадеялась, что там сможет кому-нибудь понравиться. Ей даже представлялось, как она будет вытирать лоб какому-нибудь раненому солдату, как их взгляды романтически встретятся и между ними тут же вспыхнет любовная искра.

Но совсем не о любви думает человек, когда его тошнит, трясет в лихорадке, когда он не в состоянии управлять даже самыми простыми функциями организма. Ему не до романтики, когда он теряет руку или ногу и воет от боли. Нежные слова шептала только она, чтобы успокоить, когда раны и болезни пробуждали в человеке его звериную сущность, прежде чем обратить в ничто. Она заставляла себя сдерживать слезы, потому что знала: как только они потекут, их уже будет не остановить. Она любила каждого мужчину в своем отделении, но это было не то чувство, которое описывают в романах и воспевают в сонетах.

То была любовь, рожденная признательностью за самоотверженное служение родине, желанием облегчить страдания, утешить. Путешествие свое Мерси начала как юная идеалистка, ищущая приключений и мужского внимания. Но очень скоро она уже думала только о служении высшей цели, и в конце концов ее собственные желания перестали иметь значение, а то, чем она являлась, перестало существовать, и женщина, почти ей незнакомая, поселилась в ее оболочке. А потом настала ночь, когда ее мир рухнул…

Она снова посмотрела на себя в зеркало, пока горничная расправляла рукава платья и юбки. Нужно все рассказать Стивену Лайонсу. Но в этом случае она рискует потерять Джона.

— Спасибо, пока все, — сказала Мерси горничной, отпуская ее.

Когда девушка ушла, она подошла к детской кроватке, которую где-то раздобыла герцогиня. Джон лежал в ней, посасывая во сне кулачок. Нужно было позвать кормилицу, которую она наняла в Париже и которая сопровождала ее повсюду, куда бы она ни отправилась с Джоном. Жанетт приехала с ней и отцом в карете и, пока они разговаривали с герцогом и его матерью, пила чай в кухне. Когда стало понятно, что майор Лайонс хочет, чтобы Мерси осталась, Жанетт отвели одну из комнат для прислуги. Ребенок и муж Жанетт умерли от холеры. Она без сожаления покинула Францию, и Мерси была благодарна ей за помощь, потому что сама еще не умела как следует обращаться с маленькими детьми, но не хотела расставаться с Джоном.

Он не давал ей расклеиться, спасал от ночных кошмаров. Мерси понимала, что несправедливо возлагать подобную роль на невинное дитя, но ей была невыносима мысль о том, что она больше никогда не обнимет его, не увидит его сладкого личика, не погладит мягкие щечки.

Если брак со Стивеном Лайонсом позволит ей остаться с Джоном, она сделает все, чтобы этот брак состоялся.

Даже если это будет означать, что она никогда не сможет раскрыть правду о Джоне, даже если за это ей придется целую вечность гореть в адском пламени.

Она готова была пойти на любую жертву. На любую!

Стивен постоянно чувствовал себя так, словно просыпался после грандиозной попойки. Несмотря на то, что теперь он пил гораздо меньше, чем когда-либо, голова его вела себя так, будто он пил спиртное галлонами.

Даже сейчас, рано утром, мысли его как будто застилал туман. Сидя в мягком кожаном кресле в библиотеке брата, он тер висок и кривился от боли, когда пальцы случайно попадали на шрам, начинавшийся сразу под ним. Стивен, конечно, понимал, что, если бы даже не забыл саму войну, вряд ли он был настолько сосредоточен на собственном благополучии, чтобы помнить происхождение каждой своей раны, но тогда они, по крайней мере, приобрели бы какой-то смысл. Однако вместо последних двух лет в его сознании зияла дыра.