Наша разведка никоим образом не может быть замешана в этом деле, поскольку, если мы принесем эту дурную привычку убивать своих монархов в наш дом, то завтра могут взорвать и нашего короля. Люди почему-то плохому учатся значительно быстрее, чем хорошему. Кроме того, наше прямое участие в цареубийстве может вызвать крайне негативные внешнеполитические результаты. Ведь нам нужны русские, которые воюют для нас против немцев, а не русские, пусть и имеющие другого царя, но для которых Британия — злейший враг.
Поэтому-то, сэр Генри, я и не предлагаю вам самому бросить бомбу в царя Николая. Его должны убить сами русские, ну или почти русские — евреи или поляки — в конечном итоге это не так важно.
Джентльмены, время уже позднее, вам следует отправиться к себе и заняться вашими прямыми обязанностями. И пусть Боже хранит короля и нашу старую добрую Англию…
27 (14) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, 02:05.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
ДВОРЕЦ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА, НАБЕРЕЖНАЯ РЕКИ МОЙКИ, 106.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.
Генерал Ширинкин вежливо откланялся. По всей видимости, он спешил в Зимний дворец, чтобы побыстрее доложить царю о нашем прибытии и о первых впечатлениях от общения с нами. Генерал сел в свой возок и, сопровождаемый двумя конными жандармами, умчался в ночную тьму.
Ну, а нам пока надо было разместить во дворце всю нашу технику и людей. Хотя, как обещал великий князь Александр Михайлович, он передал по телеграфу супруге о скором прибытии не совсем обычных гостей. Да и мы из Малой Вишеры дали контрольную телеграмму. Но подготовился ли к встрече управляющий — этого мы пока не знали.
Матросам с «Паллады» в этом отношении будет проще — по указанию генерала Ширинкина они отправились в расположенные неподалеку от дворца Крюковы казармы на Большой Морской, у знаменитого Поцелуева моста. Там располагались 14-й и 19-й флотские экипажи. Их там уже ждали. Прапорщик Морозов повел туда своих орлов, оставив нам отделение, которое должно было в эту ночь нести караульную службу, охраняя периметр дворца.
Заспанный человек, спустившийся навстречу нам по высокой парадной лестнице в сад, оказался управляющим. Поняв, что приехали долгожданные гости, он с ходу стал бойко раздавать приказания служителям дворца, которые спросонья с трудом понимали, что они должны сделать. Но похоже, обязанности свои он знал неплохо, и наши «Тигры», пофыркивая двигателями, отправились в сторону дворцовых конюшен и каретных сараев, которые были заранее очищены и стали для машин чем-то вроде гаражных боксов. Бронетранспортеры, «Уралы» и автоцистерны с горючим загнали во внутренний дворик особняка, подальше от любопытных глаз, и зачехлили.
Ну а мы с Ниной Викторовной, майором Османовым и старшим лейтенантом Бесоевым вслед за управляющим отправились во дворец. Поднявшись по мраморной лестнице, мы вошли в просторный вестибюль. Управляющий принес план дворца и прилегающей к нему территории. Османов и Бесоев стали колдовать над ним, определяя — где и какие посты и секреты надо выставить. Кроме того, они разузнали у управляющего насчет мест, куда можно перенести наши грузы и багаж, а также разместить бойцов специального взвода.
Узнав, что во дворце имеются прекрасные сухие подвалы, которые сейчас как раз пустуют, Османов удовлетворенно кивнул и нарисовал на схеме кружок — эти помещения нужно будет взять под надежную охрану, а со временем оборудовать их системой охранной сигнализации. Там же, в отапливаемых помещениях, можно разместить и наших гвардейцев.
А я тем временем крутил головой, осматривая помещения дворца. Всё вокруг было знакомо и незнакомо. Мне приходилось в моем времени бывать в Институте физической культуры имени П. Ф. Лесгафта. Скажу прямо, нынешний вид дворца во много раз был приятней и симпатичней, чем тот, который мне довелось лицезреть в начале XXI века. Всё же казенный дом есть казенный дом. Нет в нем домашнего тепла и уюта.
Нина Викторовна, немного утомленная ночным путешествием, присела на мягкий диван и, кажется, задремала. Османов и Бесоев, закончив свою работу, попросили дать им сопровождающего и пошли расставлять посты. А я попросил управляющего предоставить нам комнаты для отдыха. Он сказал, что всё уже готово и господа могут отправиться почивать.
Я вошел в небольшую комнату с окнами, выходящими в сад, отдернул штору и посмотрел в окно. В саду было темно и безлюдно. Лишь время от времени по расчищенным от снега аллеям неспешно проходила фигура с винтовкой за спиной, в черной флотской шинели и с башлыком. Это был матрос с «Паллады», который нес караульную службу. Наши бойцы расположились в секретах на крышах дворца и осматривали территорию с помощью приборов ночного видения. Постояв немного у окна и полюбовавшись на сад, я почувствовал, что глаза слипаются. Я подошел к кровати, разделся, лег, точнее погрузился, как в ванну, в толстенную пуховую перину, выключил свет и через мгновение провалился в глубокий сон без сновидений.
27 (14) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, УТРО.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
ДВОРЕЦ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА, НАБЕРЕЖНАЯ РЕКИ МОЙКИ, 106.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.
Проснулся я от звука шагов и деликатного покашливания. С трудом оторвав голову от подушки, вылез из-под одеяла и прислушался. За дверью кто-то переминался с ноги на ногу. Быстро одевшись и сполоснув лицо в тазу с чистой водой, стоявшем на табурете в углу комнаты (ночью его не было!), я подошел к двери и рывком открыл ее. За дверью стоял человек в ливрее лакея, похожей на фрак, и с пышными бакенбардами.
— Господин Тамбовцев, — сказал он мне, — ее императорское высочество великая княгиня Ксения Александровна приглашает вас к завтраку. Я провожу вас в столовую.
Я попросил обождать меня немного и, вернувшись в комнату, достал из внутреннего кармана шинели конверт с письмом ее супруга. После чего отправился вслед за лакеем.
В столовой я увидел сидящих рядом за столом Нину Викторовну и женщину лет тридцати. Я сразу же узнал Ксению, сестру Николая II. Внешне она была очень похожа на свою мать, вдовствующую императрицу Марию Федоровну. Впрочем, в ее лице можно было увидеть и черты лица отца, императора Александра III. Может быть, именно поэтому она и была любимицей семьи. Женщины оживленно разговаривали о чем-то своем, о чем могут говорить лишь женщины. Много слов, и все о пустяках. В этом представительницы слабого пола начала XX века ничем не отличались от женщин века двадцать первого.
— Доброе утро, Александр Васильевич, — с очаровательной улыбкой поздоровалась со мной Ксения. — Как вам спалось на новом месте?
— Доброе утро, ваше императорское высочество, — ответил я, — спалось прекрасно. Я вижу, что вы уже успели познакомиться с Ниной Викторовной и нашли с ней общий язык?
— Мы, женщины, всегда поймем друг друга, — кокетливо улыбнулась Ксения. — Вы, наверное, проголодались? Я сейчас прикажу, чтобы подали на стол.
Завтрак был чисто английский: яичница с беконом, тосты и черный чай с джемом. За едой легкий, ни к чему не обязывающий разговор продолжился. Ксения интересовалась тем, как мы путешествовали, какая была погода, и жаловалась на неудобства, которые людям доставляет эта проклятая война.
Когда же завтрак закончился, прислуга убрала со стола и закрыла дверь столовой, Ксения замолчала и вопросительно посмотрела на меня. Я понял ее и, привстав, передал послание супруга. Извинившись, Ксения вскрыла конверт и стала внимательно читать. Прочитав первые несколько строчек, она удивленно посмотрела на меня с Ниной Викторовной, хотела что-то у нас спросить, но, видимо, передумав, продолжила чтение…
Несколько минут в столовой царила мертвая тишина. Наконец, дочитав письмо до конца, Ксения, положила его на стол и закрыла глаза. По ее щеке скатилась слеза. Великая княгиня всхлипнула… Потом, наверное, устыдившись своих чувств, она отвернулась в сторону, достала из кармана кружевной платочек и вытерла слезы. Собравшись, она снова повернулась к нам.