- Але! Але! Товарищ подполковник!… - донесся до Гоцмана сквозь помехи заполошенный от усердия голос. - Говорит постовой Перов! Майор Довжик срочно просил вас приехать!…
- А шо случилось?
- Сказал, срочно!… Але! Ал-ле!…
В трубке раздались короткие гудки. Кречетов взглядом спросил у Гоцмана: что там такое?
- Поехали, - коротко бросил Давид, поднимаясь с места. - Шо-то в квартире…
В сопровождении Охрятина они отволокли охающего и стонущего Родю в дальний угол коридора УГРО. Там с довоенных лет размещался небольшой закуток, нечто вроде каменного шкафа, где в полусогнутом положении с трудом мог поместиться человек. Охрятин, сопя, звенел ключами, пытаясь открыть дверь, потом сильно дернул ее, и она распахнулась, задев Кречетова.
- Вот черт, - выругался майор, державший в руках стакан чаю. - Аккуратней, Охрятин! Из-за тебя руку обварил… На вот, держи теперь сам. - Он сунул стакан растерявшемуся Охрятину.
- Здесь тесно! - плаксиво пожаловался Родя, пытаясь избежать заключения в шкаф.
- А ты хотел номер с видом на море? - рявкнул Гоцман, впихивая задержанного в закуток и захлопывая за ним дверь. - Охрятин, стоишь здесь как привязанный! И не дай бог хоть на шаг отойти! Головой ответишь понял?…
Гоцман и Кречетов бросились к выходу. Охрятин растерянно сжимая в левой руке связку ключей, а в правой - стакан с горячим чаем, потоптался на месте, потом вздохнул и осторожно поставил стакан не пол.
…На хазе Чекана обыск шел полным ходом. Довжик неторопливо диктовал Якименко протокол, в углу жались испуганные понятые. И по удивленным взглядам подчиненных Гоцман сразу понял, что предчувствие, закравшееся в душу еще во время телефонного разговора с постовым, было необманным, верным.
- Ну?… - на всякий случай, надеясь из последних сил, все же спросил он, вглядываясь в Довжика.
Тот недоуменно пожал плечами: в чем дело-то?
- Не звонили?…
- Не-ет…
- А дураками же родятся, Виталий, - зло бросил Гоцман Кречетову и бегом бросился обратно на лестницу.
- Ну вот, - пожал плечами Кречетов, издалека увидев, что Охрятин стоит на посту. - А ты боялся…
- Открывай, - тяжело дыша, бросил Гоцман конвойному.
Дождался, когда тот отомкнет замок, рванул дверцу на себя и… подхватил рухнувшее на него тело Роди. Глаза были выпучены, по шее шла ярко-красная полоса.
Кречетов, закусив губу, сдернул с шеи задушенного черный шнурок, изо всех сил надавил на грудную клетку Роди. Подняв глаза на Охрятина, прохрипел Гоцману:
- Дава, держи его…
Но Давид уже и сам притиснул растерянного младшего сержанта к стене коридора, выдернул у него из кобуры наган, быстро охлопал карманы. Послышался суматошный топот сапог ничего не понимающего Лужова.
- Доктора!… Арсенина, бегом!… - прорычал Кречетов, снова вжимая руки в грудь мертвого Роди. - Дыши, дыши, зараза…
Но Родя не хотел дышать. И после смерти у него было обиженное, горькое выражение лица.
- Ах ты сволочь… - захрипел Кречетов, кидаясь на Охрятина.
Гоцман быстро, умело и необидно усмирил его порыв. Засунув голову в каменный бокс, быстро осмотрел… Метр на метр - и никого!… Он бегло простучал пальцами стены, подергал запор - все прочно, неразболтанно.
- Готов, - обреченно обронил за спиной подоспевший Арсенин.
Гоцман тяжко вздохнул, попробовал было набрать воздуху в легкие - и тут же забыл об этом. Окинул тоскливым взглядом вжавшегося в стену Охрятина. Тот растерянно хлопал своими медвежьими глазами, явно не понимая, в чем его обвиняют.
- За-чем? - очень медленно, тяжело проговорил Гоцман, сгребая гимнастерку на груди конвойного в кулак.
- Та я его ж не трогал, - прошептал Охрятин. - Я дверь не открывал…
- Зачем?!
- Та я же говорю вам…
- За-чем?! - почти простонал сквозь зубы Давид. На плечо Гоцмана легла сильная ладонь Кречетова.
- Дава, но ведь он же не идиот. Если бы он задушил Родю, у него было полчаса, чтобы смыться. А?…
Глава семнадцатая
- Так. Мы ушли, - терпеливо произнес Кречетов, не отрывая глаз от растерянно сгорбившегося на стуле Охрятина. - Что было дальше?
- Я запер дверь.
- На ключ?
- Так точно.
- Ключ оставил в двери?
- Никак нет, товарищ майор, он же на шнурке… Охрятин повертел привязанный к поясу ключ.
- То есть когда ты отходил, ключ был при тебе?
- Я не отходил! - обиженно вскинулся Охрятин. Кречетов покусал нижнюю губу.
- Не отходил, значит?!
- Не отходил, - упрямо повторил младший сержант.
- Охрятин, помнишь, я руку чаем обжег? - вкрадчиво поинтересовался Кречетов. - Стакан тебе еще отдал… Куда стакан делся?
- Никуда не делся, - угрюмо буркнул конвойный. - Стоит там возле стенки.
- Стоит, стоит, - подтвердил Гоцман. Кречетов замялся на секунду, потом снова вскинулся:
- А в сортир?
- Что?
- Ходил?
- Никак нет. Оправлялся после ужина. До отбоя не положено. Я привычный.
- А покурить? - наседал майор.
- Не балуюсь, - насупился Охрятин.
- Воды попить?
- За ужином компот давали. Куда - воды, товарищ майор?…
- А из офицеров кто подходил? - вступил в допрос до этого молча круживший по комнате Гоцман.
- Никого не было, товарищ подполковник.
- Вообще никого?
- Товарищ подполковник медицинской службы прошел…
- Арсенин?…
- Нуда. Что лечил.
Гоцман и Кречетов переглянулись.
- Та-ак, - протянул Кречетов. - И что он тебе сказал?
- Ничего. Говорит, Гоцман у себя? Я говорю, уехали. Он повернулся и ушел.
- Сразу ушел? - подозрительно переспросил Кречетов.
- Сразу.
- Еще кто?
- Все…
Гоцман присел на стол напротив Охрятина.
- С задержанным разговаривал?
- А че мне с ним разговаривать, товарищ подполковник?… Он немного постучал. Я кулаком ударил по двери, чтоб замолк. И все.
- Шкаф открывал?
- Никак нет.
- Так кто же его тогда убил?… - Кречетов швырнул на стол карандаш.
- Не я…
- А кто?! - взорвался Гоцман, вскакивая.
Он снова, еще раз, уже более спокойно осмотрел этот проклятый бокс изнутри. Настоящий каменный мешок. Постучал пальцами по стенам. Засунул руку в крохотную нишку, даже не нишку, а просто углубление в стене над дверью. Внимательно осмотрел кончики своих пальцев, покрытые пылью.
И быстро, почти бегом бросился назад в кабинет.
Кречетов нависал над Охрятиным так, что конвоир вынужден был слегка отклониться.
- …расстрел тебе, младший сержант, - услышал Гоцман слова майора. - Это ты понимаешь?
- Погоди… Погоди, Виталий. - Он подошел к конвоиру, взглянул ему в глаза. - Охрятин, вы… верующий?
Глаза конвойного растерянно заметались в разные стороны, он облизал пересохшие губы. И наконец осторожно, еле заметно кивнул - да.
- Крест носишь, - утвердительно сказал Гоцман.
- Т-так точно…
- Покажи.
Трясущиеся пальцы Охрятина не сразу смогли расстегнуть ворот гимнастерки. Наконец он разжал ладонь. Там лежал простой, грубо выделанный зубилом из какого-то металла, скорее всего из тонкостенной гильзы малокалиберного зенитного снаряда, крестик.
- У Роди здесь, на шее, был шнурок? - Гоцман поднял глаза на Кречетова.
- Не помню… - нахмурился тот, но тут же хлопнул ладонью по лбу: - Нет, был! Был, точно был! Я его сдернул! Черный такой…
Гоцман метнулся к столу, схватил телефонную трубку, набрал номер арсенинского кабинета.
- Андрей Викторович?… Где шнурок, которым задушили Родю?
- Не знаю, - отозвалась трубка. - Я его не видел.
- А вы вспомните, посмотрите в вещах…
В трубке повисла тишина, наверное, Арсенин перебирал вещи убитого. Гоцман нетерпеливо барабанил пальцами по столу, прикусив нижнюю губу.
- Нет, нету… - наконец вздохнул Арсенин. - Когда я подбежал, шнурка на шее у него не было.