— Говорят, мирские законы равны для всех, — с улыбкой произнес Баоюй. — Почему тогда им дачи старинные чашки, а мне — грубую посудину?

— Ты называешь это грубой посудиной? — удивилась Мяоюй. — А я вот уверена, что в вашем даме такой не найдется!

— Пословица гласит: Попадешь в чужую страну — соблюдай ее обычаи ", — снова улыбнулся Баоюй. — Раз уж я здесь, придется, пожалуй, и драгоценную посуду считать простой, будь она даже из золота, жемчуга или яшмы!

— Вот и хорошо! — обрадовалась Мяоюй.

Она сняла с полки чашу с изображением дракона, свернувшегося девятью кольцами, десятью изгибами и ста двадцатью коленцами, и с улыбкой проговорила:

— У меня осталась свободной только эта чашка Выпьешь, если налью?

— Конечно! — радостно вскричал Баоюй.

— Ты выпьешь, я знаю, только нечего зря изводить такой прекрасный чай! — сказала Мяоюй. — Слышал пословицу? "Знающий приличия пьет одну чашку; утоляющий жажду глупец — две, осел, не знающий меры, — три". Кто же ты, если собираешься выпить целое море?

Мяоюй налила столько, сколько вмещала обычная чашка, и подала Баоюю. Баоюй отпил глоток, ощутил тонкий, ни с чем не сравнимый аромат и вкус чая и не смог сдержать возглас восхищения.

— Скажи сестрам спасибо, — промолвила Мяоюй. — Тебя одного я не стала бы угощать этим чаем.

— Знаю, — улыбнулся Баоюй. — Выходит, вас благодарить не за что.

— Совершенно верно, — кивнула Мяоюй.

— Этот чай тоже заварен на прошлогодней дождевой воде? — спросила Дайюй.

— Ты девушка знатная, благовоспитанная, а не можешь разобрать, на какой воде заварен чай?! — с укоризной произнесла Мяоюй, покачав головой. — Это вода из снега, который я собрала с цветов сливы пять лет назад в кумирне Паньсянь, когда жила в Сюаньму. Я набрала ее в кувшин, кувшин закопала в землю и до нынешнего лета не открывала, берегла воду Сейчас я только второй раз заварила на ней чай. А дождевая вода уже через год не будет такой чистой и свежей! Как же ее пить?

Баочай знала, что Мяоюй нелюдима и не любит, когда гости засиживаются. Поэтому, допив чай, она сделала знак Дайюй, и девушки вышли.

Баоюй между тем сказал Мяоюй:

— Я сразу понял, что ту чашку вы считаете оскверненной, но с какой стати такая драгоценная вещь должна без пользы стоять? Уж лучше отдать ее бедной женщине, которая пила из нее чай. Пусть продаст — глядишь, хватит на несколько дней, чтобы прокормиться. Согласны?

— Что ж, ладно, — немного подумав, кивнула головой Мяоюй. — К счастью, сама я из той чашки никогда не пила, а если бы пила, предпочла бы ее разбить, чем кому-то отдать. Но я не против, можешь подарить эту чашку старухе, только забери ее побыстрее!

— Вот и прекрасно! — обрадовался Баоюй. — Я сам отдам чашку старухе! Ведь даже разговор с ней может вас осквернить.

Мяоюй приказала монашкам отдать Баоюю чашку Принимая ее, Баоюй улыбнулся:

— Я велю слугам после нашего ухода натаскать из реки несколько ведер воды и вымыть здесь пол.

— Неплохо, — усмехнулась Мяоюй. — Только предупреди их, когда принесут воду, чтобы поставили ее за воротами и не входили в кумирню.

— Ну, это само собой разумеется, — пообещал Баоюй, пряча чашку в рукав.

Он отдал чашку девочке-служанке матушки Цзя и наказал:

— Завтра, когда бабушка Лю соберется в дорогу, отдашь ей эту чашку".

Однажды в саду Роскошных зрелищ, где происходят основные события романа, молодой Баоюй в ответ на требование отца сочинить парную надпись для живописного уголка, откуда открывался прекрасный вид, не задумываясь прочел новые стихи:

Эти строки, по мысли автора, отражали удивительную прохладу густой тени в бамбуковой рощице, а слова "чай" и "шахматы" придавали им утонченное и красивое звучание. Интересно, что Цзя Чжэн — отец Баоюя — во время той же прогулки обратил внимание на домик, который "состоял из пяти комнат; там были террасы и навесы из циновок; искусно выкрашенные стены и затянутые тонким зеленым шелком окна придавали ему скромный и строгий вид.

— Что может быть приятнее, чем готовить чай на этих террасах и играть на цине (музыкальный инструмент. — Н.А.), — со вздохом произнес Цзя Чжэн, — здесь даже благовония не нужны".

Вскоре Баоюй, жизнь которого в основном протекала на женской половине дома, написал стихи о настроениях его обитательниц в разные сезоны года. Есть в них такие строчки:

В беседке Камыша очаровательная Дайюй выразила свои чувства, навеянные снежным пейзажем:

Не менее красивы и поэтические строки упоминавшейся монахини Мяоюй:

Согласно книге, на территории каждого из дворцов — Нин-го и Жунго — существовали свои чайные. Под них отводились специальные помещения, где служанки кипятили воду. В этих чайных не пили, а только приготовляли чай. Здесь всегда поддерживали огонь для кипячения воды, поэтому обитатели дворцов нередко приходили сюда погреться. Существовала даже должность "смотрителя чайной". Как следует из текста романа, кипяток из чайных разносился в специальных чайниках, а заваривали напиток в покоях, иногда в специальных комнатах. Во дворцах были также особые помещения для чаепития.

Когда востоковеды в узком кругу начинают обсуждать китайские чайные, то сразу вспоминают пьесу знаменитого писателя Лао Шэ (1899–1966 гг.) — автора ряда крупных произведений, в том числе хорошо известных отечественному читателю романов "Записки о кошачьем городе", "Рикша", "Развод" и др. В 20-х гг. прошлого века он плодотворно работал в Великобритании, а во второй половине 40-х гг. — в США. После возвращения на родину Лао Шэ написал несколько драм, которые были поставлены на китайской сцене. Во время "культурной революции" писатель, не выдержав оскорблений и издевательств хунвэйбинов, покончил жизнь самоубийством.

Пьеса "Чайная" (1957 г.) (перевод Е.И. Рождественской-Молчановой) — шедевр его драматургии. События в ней развиваются на протяжении 50 лет, в трех актах она "воссоздает — на крошечном пространстве старинной пекинской чайной — три переломных этапа в истории китайского общества" (В.Ф. Сорокин). Вот как выглядела созданная творческим воображением писателя чайная "Юйтай" в начале осени 1898 г., т. е. в первые дни после разгрома движения реформаторов, известного в истории Китая под названием "Сто дней реформ":

"Сейчас такие чайные почти перевелись, а еще несколько десятков лет назад в каждом городе непременно была хоть одна. Здесь можно было выпить чаю, перекусить, купить сладостей. Устав за день, сюда приходили отдохнуть и утолить жажду чашкой крепкого чая дрессировщики птиц, которые ублажали посетителей пением своих питомцев; здесь судачили, болтали, сводничали. Стоило начаться потасовке, что случалось довольно часто, как тотчас находился третейский судья и улаживал спор; кончив дело миром, пили чай, ели лапшу с тушеным мясом и расходились добрыми друзьями. Словом, чайная в те времена была излюбленным местом многих, там собирались по делу и без дела, проводили свой досуг. Придешь, бывало, и чего только не услышишь! И про то, как огромный паук приняв диковинный облик, был убит молнией; и про то, что необходимо поставить вдоль берега моря заграждения на случай вторжения иноземных войск. Толковали здесь о новых амплуа артистов пекинской оперы, о новых способах приготовления опиума. И посмотреть было на что, когда кто-нибудь из посетителей приносил показать редкую драгоценность. Так что чайные и в самом деле играли великую роль, даже с точки зрения познавательной…"