В следующий период пребывания отца в дурмане, я привел домой Марту. Я надеялся на совет и помощь, но реальность оказалась хуже — небольшой монолог от няни огласил приговор отцу. Из оков зависимости не выбираются, дальше будет только хуже. Вместе с ней мы собрали все ценные вещи из тайников и унесли из дома. На следующий день привели гостиную в порядок, вымыли окна, приодели и помыли тело отца, чтобы через пару часов в присутствии нотариуса переписать здание на Марту и оформить листы опеки и завещания в случае гибели главы семейства. Я и сам понимал, что рано или поздно наступит конец, а после решения всех юридических вопросов начал к нему активно готовится.

Не скажу, что в тот решающий день я был спокоен собран и не сомневался в своих поступках. Помню, подошел к отцу, пытаясь в какой раз понять, каким образом молодой мужчина, воин, наемник, превратился в глубокого морщинистого беззубого старика. Он открыл глаза и впервые за много дней узнал меня.

— Ник, сынок! Прости меня! — От его слов сжалось сердце, с горлу подступил ком, а на глаза сами собой навернулись слезы. — Я исправлюсь, обещаю тебе!

Исхудалая рука потянулась к моей голове, я хотел наклониться поближе, подставив волосы под ласку, но его ладонь неожиданно метнулась ниже, к шее, и схватила за золотой прямоугольник амулета.

— Давай мы продадим его и купим лекарства! — Рука с медальоном потянула на себя. Глаза отца лихорадочно дергались, а на лбу выступила испарина от напряжения.

Я с силой вырвал медальон обратно и сделал несколько шагов назад.

— Негодный мальчишка! Ненавижу тебя! — Заходилось слюной то, что некогда было моим отцом.

Вот после этого момента у меня не осталось никаких сомнений. Я спрятал подаренный матерью медальон обратно под рубашку и выбежал из комнаты, чтобы выполнить последние приготовления. Увы, мой отец был мертв, жила лишь его оболочка.

Ночью вновь прибыл тот якобы доктор, в сопровождении другого человека. Я вышел из дома, достал заведомо спрятанный в траве возле входа деревянный брус и навесил на самодельные петли засова. После этого осталось обойти весь дом, накидывая бруски поменьше на ставни других окон. Верхние ставни были заколочены заведомо, еще два дня назад. Через десяток минут дело было завершено. Из дома уже доносились крики — платить отцу за новую дозу было нечем, а все приличные вещи забрали мы с Мартой.

Недрогнувшими руками поджег пропитанную нефтью тряпку и в последний раз оглядел наглухо заколоченный дом. В традициях воинского сословия, к которому некогда принадлежал отец в старом Владении, было ритуальное огненное погребение на холме из тел врагов. Надеюсь, он простит мне небольшое отхождение от канона.

Было горько сжигать наследие родных, но я не видел иного шанса достойно завершить трагедию. В тот день я пообещал, что обязательно восстановлю дом. Но вышло немного не по плану. Древнее здание, оправдывая свою репутацию, не захотело гореть. Пламя, забравшееся по тряпке внутрь, быстро погасло в заваленной тряпьем и бумагами комнате, так и не выйдя из нее. От неудачи разум охватила растерянность, потом — тоска и боль, а в след за ними — гнев на сволочей, с которыми мне так и не удалось поквитаться.

Я пришел в себя на краю объятого пожаром квартала. Ноги сами собой привели к дому Марты.

Пожар тушили два дня, каждый день я приходил ранним утром и возвращался к Марте ночью. Тогда то и пришла в голову странная идея восстановить не только дом, но и все здесь. Денег не было, но были фамильные драгоценности, предусмотрительно спрятанные от разума, поврежденного алкоголем и опиумом. Ими я поклонился Баргозо, объяснив свою нужду. Он считал меня кем‑то вроде любимого племянника Марты, которую в тот момент уже уверенно можно было считать хозяйкой дома. Сметливая, умная, верная и красивая женщина очень быстро охомутала старого циника.

Денег едва хватило на здания и услуги самого Баргозо, думаю, мне даже сделали скидку. На все остальное предстояло заработать. И с этим мне тоже помог наниматель Марты. Место на вокзале — очень даже солидная и доходная работа, попасть туда со стороны невозможно. Пришлых моментально сцапает полиция, ради улучшения статистики раскрытия преступлений. Так что можно сказать, мне повезло. И повезло во второй раз, когда я встретил Роуда. И в третий — когда я нашел пластинку. Быть может, она — начала новой светлой полосы? Хотелось бы в это верить.

С такими мыслями я шел по своему кварталу. Странное чувство, когда ты под удивленными, ошарашенными взглядами случайных прохожих сворачиваешь с чистой улицы в сторону гиблого места. Некоторые даже пытаются спасти чадо, забредшее не туда, но подобное редкость. Обычно стыдливо отворачиваются, мол, парень не наш, проблема не наша, да и не видели мы ничего. Для меня же тут чуть ли не самое безопасное место, с определенными оговорками, конечно. Большинство жителей знают, что вот к этому парню подходить не надо, и других удерживают. На моей памяти было штуки три прямых конфликта, и каждый раз все завершалось полной и безоговорочной победой добра. Легкий спринт до тайника с заточенным железным прутом, после чего добро всегда возвращается, чтобы победить медленно бегающее зло. Хотя, иногда обходилось и голыми руками, зависит от численности соперника и его состояния. Опять таки, я не нарывался и в вечернюю пору сидел дома.

Дом ныне напоминал небольшую крепость, со всеми атрибутами — высокой стеной, увитой плющом колючей проволоки, заколоченными окнами первого этажа, арбалетом на чердаке и охраной из отдыхающей смены работников.

Строительство дело не быстрое, да и приличные деньги на него стали появляться совсем недавно, но стены, внутренние перекрытия уже восстановлены, вовсю поднимается крыша. Опять таки — восстановлена проводка и канализация. Лично для меня приведена в порядок комната на верхнем этаже, с кроватью, столом и тумбой. Скромно, практично и очень приятно. Решил было прилечь на пару минут, но организм решил иначе и отключился до утра.

Разбудил меня громкий стук в дверь, предположительно, ногой.

На пороге недовольно дожидался личный порученец господина Томаса Баргозо. Вот уж кого с чистой совестью можно назвать бандитом. Шрам на лице, рост под два метра и плечи с дверной проем, господин Вильгельм, для своих — Вилли. Рабочие его знали, потому и пропустили за стену.

— Уже ждет. — Проворчал, развернулся ко мне спиной и двинулся вдоль дороги.

Он всегда был недоволен, во–первых тем, что приходилось идти пешком с края квартала — дороги были все еще завалены, во–вторых он считал ниже своего достоинства лично кататься за каким‑то подростком. Стоило поторопится, с него станется уехать без меня.

Шустро накинул на плечи любимый плащ, некоторое время колебался, но все‑таки взял с собой медную пластинку. Вряд ли меня взывал к себе Сам по иному поводу.

По местным правилам она была моей. Я не работал на гильдию и не обязан был с ней делиться. Роуд оплатил «гастроли», так что и с этой стороны ко мне не может быть никаких претензий. Правда, у гильдии в лице Баргозо может быть иное мнение.

Легкая пробежка вслед за довольно далеко ушедшим мордоворотом прочистила сознание и настроила на деловой лад. Который, правда, просуществовал каких‑то пятнадцать минут поездки и моментально улетучился под внимательным взором хозяина Марты. Все слова и доводы сразу же показались какими‑то надуманными, мелкими и невзрачными. Сам же я ощутил себя насекомым на лабораторном столе любопытного ученого.

— Что вчера не задержался? — Изобразил радушие господин. — Марта приготовила дивный ужин.

Без лишних слов я достал пластинку и придвинул ее на центр стола. Взгляд Томаса равнодушно прошелся по ней, словно не замечая.

— Умный парень. Но дурак. — Вздохнул Баргозо и сцепил пальцы перед собой. — Наверное уже возомнил себя великим магом? Нищий мальчик без семьи приходит в академию учиться. Какое совпадение, ровно на следующий день после громкого ограбления, в котором похитили вступительный билет. Общественность удивленно вздыхает — бывают же в жизни совпадения!