• Б. Да // Но это ниче… ничего не значит /.

• А. Значит Ваша дочка уже в шестом?

• Б. В шестом / да //.

• А. Да.

• Б. Но это ведь ничего не значит / потому что влияние непетербургской среды.

• А. Угу //.

• Б. Тоже очень сказывалось / через нянек /.

• А. А–а //.

• Б. Через нянек / очень сильно //.

• А. Ну они были откуда / окрестные все–таки?

• Б. Нет /.

• А. Нет?

• Б. Нет / вот / моя нянька / ее мы звали Катеринушка /.

• А. Угу //.

• Б. Она была м… женой мастерового / Путиловского завода /.

• А. Угу //.

• Б. И родилась сама в Ижоре / под Петербургом // У нее были с… с… нет / немножко такие северные черты в произношении // Вот я думаю что "оне" / это…

• А. От нее?

• Б. От нее //.

• А. А не книжное? Не может быть что–нибудь такое?

• Б. Вы думаете что это…

• А. Орфографическое /.

• Б. Орфографическое? Нет //.

• А. Нет?

• Б. Нет / нет // Потому что я род не различаю /.

• А. Не различаете? Я думала что Вы именно различаете / нет?

• Б. Рода женского и мужского / нет / не различаю / это у меня просто так / угу / угу //.

• А. Просто так /.

• Б. Трудно осо… Ну / в петербургском произношении был целый ряд особенностей //.

• А. Угу//.

• Б. В лексике /и… в школе //. Вот скажем так / "клякспапир" вместо "промокашка" /.

• А. Да?

• Б. "Вставочка" вместо "ручка" /.

• А. Ну / "вставочка" / это довольно долго дер… держалось /.

• Б. Теперь это исчезло / держалось / но щас исчезло / щас "ручка" говорят / "вечная ручка" /.

• А. Угу//.

• Б. "Шариковая ручка" / "вставочка" никто уже не говорит II. Но потом м… некоторые домашние слова / связанные с местными кухарками // Кухарки–то были из финок //.

• А. Ну да / охтенки /.

• Б. Охтенки / да // и потом от немцев // Немецкое влияние в петербургском произношении было большое II. Ну скажем так / помимо "клякспапира" // "Фрыштыкать"!

• А. Да? Неужели говорили?

• Б. "Фрыштыкать" / говорили / да // (смеется).

• А. Просто удивительно / правда / да?

• Б. "Фрыштыкать" // Да //.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2. ГЛОССАРИЙ

Ниже предлагаются толкования некоторых терминов, которые вам будут часто встречаться при чтении современной научной и научно–практической литературы. Опыт работы со студентами и аспирантами, равно как и мой опыт автора, постоянно пишущего для широкого читателя, показывает, что многие из приводимых ниже слов употребляются как своего рода бытовые клише, но при этом их значение остается весьма смутно понятым.

В начале этой книги я отметила, что в качестве фоновых знаний я ожидаю от читателей знакомства с представлениями о языке и речи в объеме учебника "Введение в языкознание" А. А. Реформатского. Этот лучший, на мой взгляд, вводный курс недавно переиздан, и я надеюсь, что его можно найти в любой университетской библиотеке.

Вместе с тем психолингвистика как особый ракурс, в котором предлагается анализировать язык и речь, предполагает наличие хотя бы фоновых знаний в области современной психологии. Здесь я как автор, а вместе со мной и вы, мои читатели, оказываемся в довольно сложном положении.

С одной стороны, за последнее время на русском языке издано много хороших и разных книг по психологии и психиатрии. Это давно не переиздававшиеся или не переведенные на русский язык (а потому практически недоступные) классики — Зигмунд Фрейд, Эрих Фромм, Карл Юнг, Анна Фрейд, Карл Ясперс, Карен Хорни и другие. Это и фундаментальные учебные руководства — например, книга Р. Л. Солсо о когнитивной психологии. Наконец, это разного уровня и качества популярные книги по психологии — преимущественно переводные. Особенным успехом пользуются книги типа "помоги себе сам", потому что такие книги прежде в нашей стране не издавались.

С другой стороны, я не вижу такого учебника или справочного издания по психологии, которое, подобно книге Реформатского, было бы одновременно доступным и научно безупречным. Главное же — большинство популярных психологических изданий никак не соотносятся с нашим культурным фоном. А иногда они идут вразрез с ним.

Я ограничусь двумя примерами.

Пример первый. Недавно впервые в русском переводе вышла книга Симоны де Бовуар "Другой пол". Эта книга в свое время "обозначила" основы феминизма как явления культуры. Но во Франции это "свое время" наступило в 1949 году! А в России, с моей точки зрения, для феминизма время вообще еще не пришло.

Пример второй. Основные понятия фрейдизма растворены в современной западной культуре в такой мере, что уже неважно, что именно из Фрейда принимается полностью, что с оговорками, что с обратным знаком, а что — только с юмором. Для русской культуры этот культурный фон совершенно чужд — признаем это как факт. Однако главное о фрейдизме необходимо знать, ибо иначе останутся не понятыми или понятыми весьма приблизительно многие явления западной культуры. Я не говорю уже о серьезной литературе. Но и очень популярные в США фильмы актера и режиссера Вуди Аллена забавны именно благодаря тому юмору, с которым автор пародирует пристрастие рядовых американцев к психоаналитическим объяснениям простых вещей.

Я надеюсь, что данный глоссарий будет полезен вам как временное подспорье и облегчит в дальнейшем переход к чтению специальной литературы.

Любое общество держится на том, что его члены стремятся соблюдать определенные социальные нормы, потому что они признают стоящие за этими нормами социальные ценности. О нормах и ценностях мы не узнаём — вернее было бы сказать, что мы их впитываем. Так, с детства мы усваиваем, что родителей надо слушаться, что вот эти игрушки твои, и ты можешь ими распоряжаться, а вон те — чужие, а значит — их нельзя трогать, да и вообще на многие действия требуется разрешение старших. По мере того как ребенок взрослеет, он стремится понять, откуда берутся разрешения и запреты, зачем люди ходят в церковь, почему нельзя читать письмо, адресованное другому, и т. д.

Обоснование норм ("МОЖНО/НЕЛЬЗЯ") на основе связи норм и ценностей ("МОЖНО/НЕЛЬЗЯ, потому что…") в явном виде редко формулируется рядовыми членами общества. Соответствующая функция отводится профессионалам. В зависимости от эпохи и страны, это разные лица, а иногда и целые сословия — от жрецов и священников до школьных учителей, философов и телеведущих. В наше время вовсе не требуется иметь религиозное воспитание, чтобы стремиться исполнять десять евангельских заповедей — закрепленные в них нормы и ценности давно стали частью нашей культуры.

Нормы и ценности меняются вместе с обществом и его институтами. Так, в прошлом веке в России судьба внебрачного ребенка могла быть благополучной только, если его родители (прежде всего — отец) принадлежали дворянскому сословию. Это приводило к огромному числу детей–подкидышей. Нормой был только "законный брак" и созданная в нем семья — такое понимание института семьи и брака поддерживалось церковью и государством. Одновременно реальной ценностью оставалась прежде всего индивидуальная любовь. Соответствующие конфликты были характерны не только для образованного сословия (именно такова тема "Анны Карениной"). О том же написаны "Без вины виноватые" и "Гроза" Островского, "Леди Макбет Мценского уезда" Лескова. В наше время будущее ребенка вообще не зависит от того, рожден он в браке или вне брака: с одной стороны, изменились нормы сексуального поведения, с другой — понимание института брака, семьи и социальной роли женщины.

В спокойные времена между бесспорными ценностями и теми, которые еще только формируются как следствие изменений социального бытия, есть определенный баланс. В эпохи катастроф прежние ценности и нормы рушатся, а поиски новых ценностей (смыслов) и норм приобретают трагическую напряженность. Э. Дюркгейм, основатель современной научной социологии, еще в 1897 г. назвал аномией такое состояние общества, где происходит быстрое и массивное крушение социальных норм и ценностей.