Эта цепь, являясь знаком связавшей их клятвы, делала их неразлучными всегда, суждено ли им было остаться живыми, ранеными или умереть.

Двигаясь к своему пункту, мы увидели вождя ста долин, ехавшего во главе одной из частей войска. Он сидел на великолепной черной лошади, покрытой пурпурным чепраком. Его доспехи были стальные, на медном шлеме, блестевшем как серебро, виднелась эмблема Галлии: вызолоченный петух с полураспущенными крыльями. С обеих сторон подле него ехали на лошадях бард и друид, одетые в длинные белые одежды с пурпурной каймой. У них не было оружия.

При начале сражения они шли в первом ряду вместе со сражающимися, презирая опасность, и возбуждали в них мужество своими словами и военными песнями. Вот что пел бард, когда мимо нас проезжал вождь ста долин:

— Цезарь ополчился на нас! Он спросил нас громким голосом: «Хотите ли быть рабами?» Нет, мы не хотим быть рабами! Галлы, дети одного народа, соединившиеся для одной цели, поднимем свое знамя на горах, поспешим на равнину! Идемте, идемте на Цезаря, и пусть и он и его войско погибнут! На римлян! На римлян!

И все сердца загорались мужеством от этих песен барда.

Проходя мимо нашего племени, во главе которого ехал мой отец, вождь ста долин остановил свою лошадь и сказал:

— Друг Жоэль, когда я был твоим гостем, ты спросил мое имя. Я ответил тебе, что буду называться воином до тех пор, пока наша старая Галлия не свергнет иго своих угнетателей. Для нас настал час доказать, что мы верны этой заповеди отцов наших. Во всякой войне для мужественного человека есть только два выхода: победить или погибнуть. Пусть моя преданность нашему общему отечеству не будет бесплодной! Да покровительствует нашему оружию Гезу! Тогда, быть может, вождь ста долин сотрет пятно, покрывающее имя, которое он более не осмеливается носить. Мужайся, друг Жоэль! Сыны твоего племени — храбрейшие из храбрых. Сегодня они должны наносить славные удары, ведь дело идет о спасении Галлии!

— Мое племя будет биться до последней капли крови, — ответил мой отец — Мы не забыли того, что пели сопровождавшие тебя барды в Карнакском лесу: «Рази римлянина, рази в голову, еще сильнее, рази, рази римлянина!».

И всё воины Жоэля повторили с громким криком и в один голос припев бардов:

— Рази, рази римлянина!

Глава IV

Вождь ста долин удалился, чтобы сказать несколько слов каждому племени. Перед тем как занять указанный нам пункт, лежавший вдали от колесниц, где находились женщины, молодые девушки и дети, мой отец, брат и я пошли в последний раз взглянуть, хорошо ли защищена повозка, в которой помещалось наше семейство. Моя мать Маргарид, столь же спокойная, как дома у нашего очага, стояла, опираясь на дубовую решетку, составлявшую кузов повозки. Она приказывала моей жене Генори и Марте, жене Микаэля, освободить немного ремни, проходившие вокруг шипов, вбитых в края повозки, и приводившие в движение рукояти серпов, которыми можно было действовать для защиты — так же, как действуют привязанными к шкафуту лодки веслами.

Молодые девушки и молодые женщины наших родственников были поглощены другими заботами — они устраивали в задней части повозки из толстых шкур, протянутых на веревках, убежище для детей, в котором они были бы защищены от стрел и камней, бросаемых неприятельскими пращниками и стрелками. Для большей предосторожности моя мать Маргарид, наблюдавшая за всем, велела положить сверх этого убежища наполненные зерном мешки. Другие молодые девушки развешивали вдоль внутренних стен повозки метательные дротики, мечи и топоры, которые в случае опасности в их сильных белых руках были опасным оружием. Две из них, став на колени подле Маргарид, открывали ящики с бельем и приготовляли масло, бальзам, соль и омеловую воду для перевязки ран, следуя примеру жриц, колесница которых находилась по соседству.

При нашем приближении весело выскочили из своего убежища на переднюю часть колесницы наши дети, протягивая ручонки. Микаэль, будучи пешим, взял к себе на руки сына и дочь, между тем как моя жена Генори, чтобы мне не надо было слезать с лошади, подала мне по очереди с высоты колесницы мою маленькую Сиомару и Сильвеста. Я посадил их обоих перед собой на седло и, перед тем как идти в сражение, с удовольствием поцеловал их белокурые головки.

Отец сказал матери:

— Маргарид, если судьба будет против нас и римляне нападут на колесницу, то спусти догов только в момент атаки. Этих храбрых собак долгое ожидание делает еще более свирепыми, и, кроме того, тогда они не отбегут далеко.

Затем отец сказал, обращаясь ко мне и к Микаэлю:

— Дети, я слышу кимвалы бардов… Сомкнем свои ряды. Мы идем, Маргарид, мы идем, мои дочери, до свидания здесь, на земле… или в другом мире. А ты, старый пожиратель людей, старый Дебер-Труд, ты тоже должен исполнить свою обязанность! — добавил отец, лаская огромную голову военного дога, который, невзирая на цепь, встал на задние лапы и оперся передними на плечо лошади. — Скоро настанет час, когда ты полакомишься дичью, хорошей и кровавой дичью, Дебер-Труд! Гей-гей, на римлян!

Пока дог и свора гончих, обученных для сражения, казалось, отвечали на эти слова свирепым лаем, отец, брат и я в последний раз взглянули на свое семейство. Потом отец повернул своего гордого жеребца Том-Браза к войску и быстро примкнул к его рядам. Я последовал за отцом, между тем как Микаэль, ловкий и сильный, крепко сжав в руке пучок длинных волос из гривы моей лошади, пущенной в галоп, бежал со мной рядом. Иногда, отдавшись бегу моей лошади, он прыгал вместе с ней и в течение нескольких мгновений не касался земли.

Таким образом мы втроем присоединились к своему племени и достигли своего пункта.

Галльская армия занимала вершину холма на расстоянии одного лье от Ванна. На востоке наши ряды упирались в Мерекский лес, занятый нашими лучшими стрелками, на западе нас защищали утесистые возвышенности берега, омываемого водами бухты Морбигана. В глубине этой бухты стоял на якоре наш флот, где находился мой брат Альбиник со своей женой Мерое. Наши корабли начали уже сниматься с якоря, чтобы сразиться с римскими галерами, расположенными полукругом и неподвижными, точно стая диких лебедей, отдыхающая на волнах. Так как Альбиник покинул его, флот Цезаря, поднятый высоким морским приливом, остался стоять на том же месте, где стоял накануне, из боязни попасть на подводные камни, местонахождение которых не знал.

У наших ног протекала река Розваллан. Римлянам, чтобы прийти к нам, надо было перейти ее вброд. Вождь ста долин удачно выбрал позицию: перед нами была река, позади — город Ванн, на западе — море, а на востоке — Мерекский лес. Его опушка представляла непреодолимое препятствие для неприятельской конницы и много опасностей для пехоты, ибо среди больших поваленных деревьев были спрятаны наши лучшие стрелки.

Местность, лежавшая напротив нас, на другом берегу реки, слегка поднималась над рекой, закрывая дорогу, по которой должна была подойти римская армия. Внезапно на вершине этого холма показались мчавшиеся во весь опор по направлению к нам аресские горцы, посланные на разведку, чтобы известить нас о приближении неприятеля. Они переправились вброд через реку и примкнули к нам, сообщив, что уже близко передовые отряды римской армии.

— Друзья, — говорил вождь ста долин каждому племени, проезжая на лошади перед фронтом армии, — оставайтесь на месте до тех пор, пока римляне, собравшись на другом берегу реки, не начнут переходить ее. В этот момент пращники и стрелки пусть осыплют неприятеля камнями и стрелами. Потом, когда римляне после перехода через реку построят свои когорты, двинется вся наша линия, оставив резерв возле военных колесниц. Тогда, имея пеших воинов в центре, а конных на правом и левом флангах, мы устремимся на неприятеля, подобно потоку, по крутому склону. Неприятель, припертый к реке, не устоит перед стремительностью нашего первого натиска!

Вскоре холм, расположенный напротив нашего, покрылся многочисленными отрядами Цезаря. Впереди шли «знаменосцы», которых можно узнать по львиным шкурам, покрывавшим их головы и плечи. Резерв составляли старые, известные своей опытностью и неустрашимостью когорты, а именно: Поражающая громом, Железный легион и многие другие, которые называл нам вождь ста долин, уже прежде участвовавший в сражениях против римлян. Мы видели, как блестели на солнце их доспехи и отличительные значки легионов: орел, волк, дракон, минотавр и другие бронзовые позолоченные изображения, украшенные листьями. Ветер доносил к нам пронзительные звуки их рожков. Наши сердца забились сильнее от этой воинственной музыки. Армии предшествовала туча нумидийских всадников, завернувшихся в свои длинные белые плащи. Большое число этих нумидийцев во весь опор пустились к берегу реки, вошли в нее на лошадях, чтобы убедиться, что ее можно перейти вброд, и начали переправляться, несмотря на множество камней и стрел, пущенных в них нашими пращниками и стрелками. Вскоре немало белых плащей было увлечено течением реки, а лошади, оставшись без всадников, взбирались на крутой берег и возвращались к римлянам. Тем не менее многие из нумидийцев, несмотря на пускаемые в них камни и дротики, по нескольку раз переправлялись через реку во всю ее ширину, выказав при этом столько храбрости, что наши, стрелки и пращники по общему согласию прекратили метание, чтобы почтить такую необыкновенную доблесть. Мужество нравится нам в нашем враге, ибо с таким врагом почетнее сразиться!