А Лена этой обязанностью пренебрегла. И Сережа ей этого никогда не простит. Ну и ладно, черт с ним, раз сам ввязался в это дело.
С чистой совестью Лена стянула с себя майку. А вот на то, чтобы положить ее в шкаф, решимости уже не хватило.
Сердце ныло. Вроде и черт бы с ним, если он такой бестолковый, если груду железа ценит куда дороже Лены. Но ведь их так многое связывало. Куда все это делось? Они же собирались прожить вместе всю оставшуюся жизнь. Наметили день свадьбы - кстати, вполне успевают, еще все можно было бы уладить миром. Но хочет ли этого Лена?
Она никак не могла определиться с приоритетами. Хотелось все забыть, как страшный сон, и вернуться к нормальной жизни. Но где она, ее нормальная жизнь? И что есть нормальная жизнь? Ночевки в комнате Сергея под неусыпным надзором его матушки? Учителя, не отвечающего на приветствие входящего.
Или же дома, где Лена, мама, брат и больная бабушка ютились на двадцати шести с половиной метрах полезной площади? Или у Майорова, в отдельной комнате, с отдельными ванной и туалетом. Где ее нормальная жизнь, где?
Дело не в квадратных метрах. Ведь раньше, до Сергея, она совершенно спокойна жила все в той же двухкомнатной хрущевке, которую все они называли не иначе, как двухкамерной. Конечно, было тесновато, но когда привыкнешь - тесноты не ощущаешь. Но теперь, когда она несколько месяцев появлялась здесь только для того, чтобы переодеться и взять с собой пару-тройку свежих вещей, дом уже перестал восприниматься домом. А Сережин пока еще не успел им стать.
Лена получилась вроде как бездомная. Теперь же, после месяца, проведенного с Майоровым, все вообще перевернулось с ног на голову. Любимый Сереженька вроде и не перестал быть любимым, но вместо нежности нынче вызывал в душе лишь раздражение. Родной дом стал чужим, близкие - уже не такими близкими. Нет, что-то не так в датском королевстве, что-то не так...
Выходило, если она разрывает контракт в одностороннем порядке, то к старой жизни уже не вернется. Да собственно, возврата к старому не будет в любом случае. Чем бы не завершилось пари, память о нем останется навсегда. Вернется ли Лена к Майорову, нет ли - жизнь уже перечеркнута на 'до' и 'после'. Поженятся они с Сергеем или нет - все равно в их душах уже никогда не будет прежнего покоя. Если Лена вернется к Майорову, если тот соблаговолит сделать вид, что с ее стороны не было попыток разорвать договор и через одиннадцать месяцев они с Корниенко поженятся и получат шикарный свадебный подарок - она до конца дней будет помнить цену их с Сергеем благополучия. Если не поженятся, неважно, по каким причинам - Корниенко будет обвинять во всем Лену. Замкнутый круг.
Что лучше? Выйти замуж за Сергея и до конца дней помнить его предательство? Или бросить все к чертовой матери, и пусть лучше он корчится в обидах?
В ее душе боролись два чувства, и Лена никак не могла понять, какое из них больше довлеет над нею. Раздражение, злость на Сергея достигли апогея, и ей казалось, что она его люто ненавидит. Но вдруг ее решимость все зачеркнуть прерывалась любовью к нему же, ничтоже сумняшеся пожертвовавшему их счастьем ради призрачно-успешного будущего. Любовь ли, ненависть - она не понимала, чего в ней больше. Вернее, она точно знала, чего в ней больше - жалости. А вот происходит ли она от любви, или от ненависти, или еще от чего-то, не могла разобраться.
И не стала. Время покажет, что это было. А пока жалость пересилила отвращение к эксперименту. Да, собственно, отвращение в последние дни каким-то непостижимым образом превратилось в привычку и некоторую удовлетворенность жизнью. Пожалуй, из всех негативных ощущений последних дней Лена могла назвать только раздражение Сергеем, который даже во время их 'законных' свиданий не мог говорить ни о чем ином, как только о газете. Майоров же...
Странное дело, но даже теперь, поняв, откуда родом его 'доброта' и немыслимая душевная щедрость, разобравшись в причинах, побудивших его подтолкнуть Лену к бегству, Влад вызывал в ней куда меньшее раздражение. Скорее, это было даже не раздражение, и уж тем более не ненависть, а всего лишь привычное недовольство, как к автору эксперимента. Как хотелось ей в первые дни поймать его на какой-нибудь некорректности! Чтобы бросить в лицо любимому неоспоримые факты: де, Влад ее ненавидит, считает недостойной Сергея, потому и придумал эту затею. Однако тот не дал ей ни единого повода подозревать его в чем-либо. Сама предупредительность: 'Алена то, Алена это'...
Пальцы перебирали мелкие бусинки бретелек, словно четки. Лена задумалась. 'Алена'... Раньше ведь ее дико раздражало, когда Майоров называл ее так. А последнее время просто перестала замечать. Привыкла? Или же он стал обращаться к ней нормально, как все вокруг? Да нет же, вчера он, кажется, называл ее именно Аленой. И ничего, как будто так и надо. Ни единой неприятной эмоции это у нее не вызвало.
Руки отвлеклись от бусинок и натянули майку на тело. Лена мазнула по губам светлой помадой - не любила в жару пользоваться тушью - схватила сумочку и резво застучала каблуками по лестнице.
В кабинет она пробиралась, можно сказать, на цыпочках. Нет, конечно же, она ступала на всю ногу, но шла торопливо, почти прижимаясь к стене. Как будто от этого время ее прибытия на работу могло сдвинуться на два с половиной часа назад. Такси, авария... Где-нибудь на мосту, там, где никогда не ездит Андрей, водитель Майорова. А мобильного у нее не было, вот она и не позвонила...
В кабинет вошла крадучись, и уже было вздохнула спокойно: фу-х, слава Богу, не столкнулась с Владом. Однако, едва прикрыв за собою дверь и обернувшись, увидела его в самом центре комнаты.
- Доброе утро, Алена, - он поздоровался первым, и в его голосе Лена услышала неприкрытое удивление. - Не ожидал тебя сегодня увидеть.
Не ожидал. Конечно не ожидал. Он ведь именно на то и рассчитывал, чтобы первой договоренность нарушила Лена.
- Владислав Алексеевич, я... В аварию... там, на мосту... ГИБДД так долго...
Майоров хитро прищурился:
- Ай, Алена, брось. Да и для друзей я просто Влад.
Для друзей. Все верно, он уже не считает ее сотрудницей 'Роспромтрансгаза', а значит, и подчиненной. Теперь он считает ее другом. Это следует считать повышением? Или напротив?
- Владислав Алексеевич... То есть Влад. Могу я?..
И замолчала. Агнесса старательно отводила взгляд в сторону, изо всех сил изображая равнодушие. Лена скосила на нее глаза и немедленно почувствовала, как кровь прилила к лицу. В очередной раз порадовалась - слава Богу, кожа смуглая, не так заметно.
Ее взгляд не остался незамеченным - вслед за нею Майоров тоже посмотрел на Кусакину. Сказал холодно:
- Идем ко мне в кабинет, не будем мешать Агнессе.
И первым стремительно вышел из кабинета. Лена поспешила за ним. На каблуках это было не так легко - Майоров не шел, летел, как будто куда-то опаздывал, и ей приходилось семенить, чтобы поспеть за ним. Немногие встретившиеся по пути сотрудники смотрели на Лену кто с сочувствием, кто с неприкрытым злорадством - с первого взгляда было понятно, что шеф сейчас будет распекать любовницу, невзирая на ее привилегированное положение в компании.
Всегда подчеркнуто-холодная Регина при появлении в приемной шефа с провинившейся на прицепе высокомерно дернула бровью. Лене теперь уже было наплевать даже на нее - она никогда ее терпеть не могла, все удивлялась, за какие такие заслуги Майоров ее держит при себе. Вернее, очень даже хорошо догадывалась, за какие, но за месяц работы в фирме, за месяц бесконечного сидения в кабинете шефа ей ни разу не удалось уловить хотя бы намек на некие отношения между начальником и подчиненной. И все-таки была уверена - они есть, их не может не быть. Недаром ведь Сергей обронил что-то по поводу пристрастия Влада к брюнеткам с короткой стрижкой.
Майоров тщательно прикрыл за собою дверь, чтоб ни один звук не просочился сквозь нее. Лена удивилась - он так мчался по коридорам, словно собирался немедленно закатить ей как минимум серьезную головомойку, и тогда было бы логичнее, если бы он хлопнул дверью изо всей силы. Для нее это было бы куда понятнее и логичнее - еще бы, он, поди, уже был уверен, что избавился от обузы, от перспективы расстаться с огромными деньгами, а тут...