- Вы, Тимоти Уэбстер, приговорены к смерти за шпионаж, который незаконно осуществляли в пределах суверенных Конфедеративных Штатов Америки...

- Я гражданин Соединенных Штатов! - прорычал Уэбстер с вызовом.

- И только это государство обладает здесь властью!

- И этот приговор теперь будет законным образом приведен в исполнение, - поспешно закончил комендант, а потом отошел от люка. - Хотите что-нибудь сказать?

- Да благословит Господь Соединенные Штаты Америки! - воскликнул Тимоти Уэбстер зычным голосом с хрипотцой. Некоторые из наблюдающих за действом офицеров сняли шляпы, а другие отвернулись.

Палачу пришлось встать на цыпочки, чтобы накинуть на голову Уэбстеру черный колпак, а на шею петлю. Голос капеллана превратился в шепот, и он снова стал нараспев читать псалом. Солнечный свет прокрался вниз, к стобам и колпаку приговоренного.

- Спаси Господь Соединенные Штаты Америки! - выкрикнул Уэбстер, голос которого был приглушен колпаком, а потом палач отвел защелку, удерживающую дверцу люка, зрители издали вздох, деревянная дверца люка резко распахнулась, а заключенный рухнул вниз.

Всё это произошло так быстро, что Старбак только гораздо позже мог вспомнить все детали, и даже тогда не был уверен, что его разум не приукрасил эти события.

Веревка натянулась, а заключенный на мгновение замер, но потом петля, словно бы приподнялась над закрытым колпаком лицом и внезапно Уэбстер со связанными, как у свиной туши, руками и ногами, рухнул на землю, а веревка продолжала раскачиваться с черным колпаком в пустой петле. Уэбстер вскрикнул от боли, приземлившись на свои хрупкие ревматические лодыжки.

Старбак вздрогнул от этого крика, а в это время седой мужчина с тростью с серебряным набалдашником пристально уставился на него.

Один из наблюдающих за экзекуцией офицеров отвернулся, закрыв рукой рот, другой оперся о дерево. Двое или трое вытащили фляжки. Один перекрестился. Палач просто взглянул вниз через открытый люк.

- Еще раз! Сделайте это еще раз! - крикнул ему комендант. - Быстрее. Тащите его наверх. Оставьте его, доктор.

Какой-то человек, очевидно, врач, опустился на колени возле Уэбстера, но теперь неуверенно отпрянул, когда два солдата подняли упавшего. Уэбстер всхлипывал, но не от страха, а от чудовищной боли в суставах.

- Быстрее! - снова закричал комендант. Одного из зрителей вырвало.

- Вы убьете меня дважды! - запротестовал Уэбстер, его голос дрожал от боли.

- Быстрее! - похоже, комендант был близок к панике. Солдаты потащили Уэбстера к лестнице. Им пришлось развязать его ноги и ставить одну за другой на ступеньки.

Уэбстер понемногу продвигался наверх, по-прежнему всхлипывая от боли, а палач подтянул петлю. Один из зрителей бросился вперед с саблей, чтобы захлопнуть дверцу люка. Колпак вывалился из петли, и палач жаловался, что не может выполнять свою работу без этого черного мешка.

- Не важно! - рявкнул комендант. - Сделайте уже это, Бога ради!

Капеллан так сильно дрожал, что не мог ровно держать библию. Палач вновь связал ноги заключенного, накинул ему на шею петлю, а потом хмыкнул, затягивая узел поближе к левому уху жертвы.

Капеллан начал произносить молитву, быстро бормоча слова, словно боялся, что может их позабыть, если будет говорить слишком медленно.

- Да благословит Господь Соединенные Штаты! - воскликнул Уэбстер, хотя в его голосе слышалась боль. Он скорчился от нее, но потом, омытый лучами утреннего солнца, сделал огромное усилие, чтобы превозмочь боль и показать свои убийцам, что он сильнее их. Дюйм за дюймом он приподнимал свое измученное и причиняющее страдания тело, пока полностью не распрямился.

- Да благословит Господь Соединенные...

- Давайте! - крикнул комендант.

Палач пнул защелку, и дверца люка снова распахнулась, а заключенный рухнул через люк вниз, только на сей раз веревка туго натянулась, а тело задергалось в предсмертном танце, пока петля затягивалась на шее.

Один из офицеров напряженно выдохнул, когда тело дернулось на конце веревки. В этот раз Уэбстер умер мгновенно, веревка затянулась на шее, а перекошенное лицо, казалось, глядело вверх, на раскачивающуюся и скрипящую в утреннем солнце дверцу люка.

С площадки посыпалась пыль. Между губами мертвеца показался язык, а с его правого ботинка закапала жидкость.

- Снимите его! - приказал комендант.

Офицеры отвернулись, но доктор поспешил под площадку, чтобы удостоверить смерть шпиона. Старбак, гадая, зачем его провезли через весь город на эту варварскую экзекуцию, повернулся в сторону восходящего солнца.

Он так давно не видел неба. Воздух был чист и свеж. Где-то в полях закукарекал петух, этот звук сливался со стуком молотков, которыми солдаты заколачивали крышку гроба над истерзанным телом шпиона.

На плечо Старбака опустилась костлявая рука.

- Идемте со мной, Старбак, идемте со мной, - заговорил с ним седой мужчина и повел к своему экипажу. - Раз уж мы разожгли аппетит, - весело произнес он, - отправимся завтракать.

В нескольких ярдах от виселицы была выкопана могила. Экипаж прогрохотал по яме, а потом затрясся по плацу, направляясь на юг, в город.

Старик, сомкнув руки на серебряном набалдашнике трости, всё время улыбался. Его день начался неплохо. Гайд-хаус, где он жил, занимал треугольный участок, где Брук-авеню по диагонали пересекала ричмондскую сетку улиц.

Участок окаймляла высокая кирпичная стена с верхним рядом из выщербленного белого камня, за стеной возвышались цветущие деревья.

В глубине, за неухоженной рощицей и металлическими воротами, оканчивающимися наверху острыми шипами, стоял когда-то величественный трехэтажный дом с открытыми верандами на каждом этаже и богато украшенным подъездом для экипажей. Дождя не было, но в атмосфере раннего утра всё в доме казалось сырым.

Даже свисающие с ограждения веранд прекрасные цветущие лианы выглядели какими-то поникшими, краска на верандах облупилась, а перила местами поломались.

Деревянная лестница парадного входа, по которой старик повел Старбака, выглядела гнилой и позеленевшей. Рабыня распахнула входную дверь за мгновение до того, как старик подошел к ее тяжелым створкам.

- Это капитан Старбак, - буркнул он открывшей дверь женщине. - Покажи ему его комнату. Ванна для него готова?

- Да, масса.

Старик вытащил часы.

- Завтрак через сорок пять минут. Марта покажет вам, где. Идите!

- Сэр? - обратилась Марта ко Старбаку и махнула в сторону лестницы.

За время всей поездки Старбак не произнес ни слова, но теперь, в окружении этой неожиданной и слегка поблекшей роскоши старого дома, он ощутил, как его самоуверенность испаряется.

- Сэр? - произнес он вслед удаляющемуся старику.

- Завтрак через сорок четыре минуты! - гневно отозвался тот, а потом исчез в двери.

- Сэр? - повторила Марта, и Старбак позволил девушке увести себя наверх, в большую и роскошную спальню. Комната когда-то была элегантной, но теперь прекрасные обои покрылись пятнами от сырости, а шикарный ковер был изъеден молью и выцвел.

Кровать была покрыта обветшалым гобеленом, на котором аккуратно, словно прекрасный вечерний костюм, лежал старый мундир Старбака.

Китель был отстиран и заштопан, ремень отполирован, а ботинки, стоящие у подножия кровати, починены и намазаны ваксой.

Здесь была даже шинель Уэндела Холмса. Рабыня распахнула дверь, ведущую в небольшой будуар, где напротив угольного камина дымилась маленькая ванна.

- Хотите, чтобы я осталась, масса? - робко спросила Марта.

- Нет-нет, - Старбак едва мог поверить, что это и правда с ним происходит. Он прошел в будуар и попробовал рукой воду. Она была так горяча, что он с трудом держал в ней руку.

На плетеном стуле дожидалась стопка белых полотенец, а бритва, мыло и кисточка для бритья стояли рядом с фарфоровым кувшином на туалетном столике.

- Если вы оставите свою старую одежду за дверью..., - начала Марта, но не закончила предложения.