Сколько сейчас спорят об украинской истории! А достаточно взять всего лишь короткое, написанное 23-летним Николаем Васильевичем эссе «Взгляд на составление Малороссии», чтобы получить представление, откуда пошли украинцы.

Молодой писатель проявил себя в этой работе замечательным историком. «Южная Россия более всего пострадала от татар, — писал он, — Выжженные города и степи, обгорелые леса, древний разрушенный Киев, безлюдье и пустыня — вот что представляла эта несчастная страна! Испуганные жители разбежались или в Польшу, или в Литву; множество бояр и князей выехало в северную Россию... Когда первый страх прошел, тогда мало-помалу выходцы из Польши, Литвы, России начали селиться в ЭТОЙ земле,.,»

Гоголь одним из первых отметил роль географического фактора в беззащитности Украины: «Будь хотя с одной стороны естественная граница из гор или моря — и народ, поселившийся здесь, удержал бы политическое бытие свое, составил бы отдельное государство. Но беззащитная, открытая земля эта была землей опустошений и набегов, местом, где сшибались три враждующие нации».

И он же раньше других начал писать о татарском влиянии на характер формирующегося нового этноса: «Они поворотили против татар их же образ войны — те же азиатские набеги... разгульные холостяки вместе с червонцами, цехинами и лошадьми стали похищать татарских жен и дочерей и жениться на них. От этого смешения черты лица их, вначале разнохарактерные, получили одну общую физиогномию, более азиатскую. И вот составился народ, по вере и месту жительства принадлежавший Европе, но между тем по образу жизни, обычаям, костюму совершенно азиатский, — народ, в котором так странно столкнулись две противоположные части света».

Отсюда только один шаг до понимания того, почему нынешняя Украина одновременно хочет на восток и на запад. Такая уж у нее душа, разорванная между двумя мирами —! Азией и Европой.

До последнего вздоха Николай Гоголь оставался убежденным монархистом. Но не нужно воображать, что Российская империя, которой он искренне служил своим Пером, была просто аппаратом насилия — земным монстром для выкачивания славы и материальных благ. В идеале она мыслилась своими создателями как ковчег для сохранения истинной православной веры. Мы живем в несовершенном мире, где для сбережения искры духовности нужна здоровая государственная плоть. Будущее показало, что разрушение этой империи в 1917 году не принесло счастья ее вчерашним подданным. Это смятение духа мы чувствуем до сих пор. А ведь Гоголь предупреждал! Он был не банальным лизоблюдом, а человеком, имевшим смелость советовать даже царям.

«Любовь вошла в нашу кровь, — писал он в «Выбранных местах из переписки с друзьями», — и завязалось у нас всех кровное родство с царем. И так слился и стал одно-едино с подвластным повелитель, что нам всем теперь видится всеобщая беда — государь ли позабудет своего подданного и отрешится от него или подданный позабудет государя и от него отрешится».

Сейчас эти слова звучат пророчески. Так и случилось в феврале 1917 года, когда Николай II отрекся от престола под давлением настойчивых советников. Тогда царь отрешился от своего народа, а народ от него, и из всех углов полезли легионы сатанинской нечисти, залившие страну кровью.

Предчувствовал ли это Гоголь, когда писал свою книгу? Мы не знаем. Но известно точно, что республика казалась ему бездушным политическим механизмом: «Государство без полномощного монарха — автомат: многого-много, если оно достигнет того, до чего достигнули Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина: человек с них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит». Когда писал! А как в будущее глядел! «Государь есть образ Божий, — утверждал Николай Васильевич, требуя от монарха быть достойным высокого предназначения. — Там только исцелится вполне народ, где постигнет монарх высшее значенье свое — быть образом того на земле, который сам есть любовь».

Иными словами, нравится это кому-то или нет, Гоголь требовал от императора ни много ни мало как по мере сил уподобиться Христу. И при этом не забывать о чисто государственных обязанностях, как сказали бы теперь, главного менеджера страны.

Царь казался ему тем же, что и дирижер: «Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуды не пойдет концерт. А кажется, он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой да поглядывает на всех».

Разве не наблюдали мы в Украине концерт без дирижера, где претенденты на эту должность силой друг у друга вырывали волшебную палочку в форме булавы? То и дело слышишь, строго по Гоголю, этот колхозный оркестр без председателя, где вместо стройной гармонии душ рвут уши только «шершавые звуки», которые испускает «иной дурак-барабан или неуклюжий тулумбас». Зато сколько заведующих клубом роится вокруг «оркестра»!

Читая поддельного киевского «Тараса Бульбу» на украинском языке, я смеялся вдвойне. А что бы стал делать его издатель, взявшись переводить «Выбранные места из переписки с друзьями»?

Например, есть у Гоголя такая глава: «Нужно любить Россию». А на «соловьиной мове» это как будет? «Треба любити Україну»? Или на эфиопской, по той же «ба-ба-га-ла-ма-гов-ской» логике* «Нужно любить Эфиопию»?

А как перевести гоголевскую фразу: «Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский»? Или длинный, все объясняющий в идеологии Николая Васильевича пассаж: «Если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей; не в губернаторы, но в капитан-исправники пойдете, — последнее место, какое ни отыщется в ней, возьмете, предпочитая одну крупицу деятельности на нем всей вашей нынешней, бездейственной и праздной жизни»?

Как много еще предстоит работы «фальшивокнижникам» по приспособлению автора «Тараса Бульбы» к текущему политическому моменту! А ведь Он не одного «Бульбу» написал! Словно чувствовал: будут, будут подделывать! Снял шляпу: видит, и там подделыватель сидит. Полез в карман, и оттуда оно лезет... Значит, надо побольше сочинений оставить — перестраховаться от вредителей. Чтобы ни сил, ни жизни подделать все у них не хватило! А там и ситуация изменится. Ведь не бывает неизменных ситуаций!

Гоголь, как и Шевченко, — это ключ к украинским тайнам. Только Тарас Григорьевич — ключик маленький. Ржавенький. От того сарая, где вилы и косы лежат. А Гоголь — ключ золотой. От всего украинского, сиречь малороссийского, поместья. Да и ко всей русской усадьбе подойдет. Любую дверь откроет.

Что бы ни происходило в наших разделенных ныне странах, листаешь том Николая Васильевича и находишь объяснение. Почему так злобствуют ненавистники на каноническую православную церковь? Почему так хотят заменить ее некой «поместной» во главе с попом-расстригой, женатым на блуднице? Да потому, что, как писал Гоголь, в день беды для нашей Отчизны «из монастырей выходили монахи и становились в ряды с другими спасать ее». Как же тут не злобствовать? Дорогу, ведущую в Лавру, в улицу Мазепы переименовали, а анафему с Мазепы так и не сняли. Вот и выходит, что идет по той улице Мазепа да никак не дойдет за отпущением грехов.

Иногда хочется продолжить гоголевскую мысль. В «Петербургских записках 1836 года» он пошутил: «В самом деле, куда забросило русскую столицу — на край света! Странный народ русский: была столица в Киеве — здесь слишком тепло, мало холода: подавай. Бог, Петербург! Выкинет штуку русская столица, если подсоединится к ледяному полюсу». Только начала столица снова спускаться к югу. Уже опять на станции Москва оказалась. Видать, в Киев, в «мать городов русских» возвращается. Ведь Русь, как и гоголевскую птицу-тройку, в которой она несется, никто не отменял. А то, что сейчас, в смутное время, один конь из этой упряжки норовит ускакать в сторону, минует, и полетит она снова. И станут, строго по Гоголю, «давать ей дорогу другие народы и государства».