В сущности, все это было фарсом. И Войнаровский, и Орлик, и Карл XII не имели никакого права делить деньги, «собранные со всей Украины». Реальная Украина не . имела к ним уже никакого отношения. В Бендерах находилась просто банда политических банкротов и две бочки с золотом, на которые они претендовали.

Но все эти карточные шулера, битые на зеленом полтавском поле, еще собирались отыграться. Старшйна хотела вернуться на Украину и снова править ею. Король желал взять реванш за бездарно проигранную Полтаву. А Войнаровский просто жаждал денег, чтобы весело жить за границей. По сей причине Карл XII, нуждавшийся в «нерве войны», не меньше политических сыновей гетмана Мазепы, решил использовать ситуацию во благо своей королевской милости. Понеже старшйна именно в нем узрела справедливого судию, то он и решил провести процесс прежде всего к собственной пользе.

Шведский король постановил, что все деньги, находившиеся при Мазепе, принадлежат Войнаровскому. Аргументов старшйны он не принял — даже взывающие о справедливости сковородки с гербами Самойловича, которые Мазепа якобы «загнал» перед смертью налево, не тронули его душу. Он понимал, что гетмана из своей среды «мазепинцы» все равно выберут. А куда им было деваться? Им же нужно было получить в глазах Европы хоть какой-то статус. Кем был бы тот же Орлик без «выборов»? Писарем-эмигрантом? А так он обзаведется звучным титулом гетмана-эмигранта!

Кроме того, король свирепо, как оголодавший шведский лев с его государственного герба, нуждался в деньгах. Но единственным «банком» в бендерской глухомани были бочки с золотом покойного Мазепы! Банда старшин вполне могла отнять их у одинокого и не имеющего вооруженной силы Войнаровского. Но «банда»

Карла, насчитывавшая около 2 тысяч бежавших от Петра шведских солдат и офицеров, была сильнее и могла легко начистить физиономии Орлику и его сторонникам, а то и вовсе утопить их в Днестре, чтобы не оставлять лишних свидетелей.

Ну, и что, если утопли? Поехали кататься на лодочке всей компанией — писарь,-обозный и кошевой — напились до бесЧ)п:тъйя и перевернулись! Запорожцы — известные пьяницы! Кто о них будет наводить справки? Царь Петр с князем Меньшиковым? Так они только порадуются, что Бог призвал к себе таких проходимцев!

Если бы король узрел в «золоте Мазепы» государственную казну Украины и вернул ее старшйне, то сам остался бы без денег. И даже если бы эта компания скандальных людей, считающих себя украинской элитой и следящих друг за другом, как бы кто чего не украл, в будущем стала кредиторами Карла, то избавиться от нее было бы непросто.

Куда интереснее, по мысли короля, было взять сторону самого слабого в этой ситуации — Войнаровского — и «назначить» его наследником. Во-первых, он плясал бы от радости. Во-вторых, из благодарности дал бы королю в долг, сколько бы тот ни попросил. И в-третьих, по причине политической немощи не настаивал бы на быстром возвращении кредита.

Именно так король и поступил. Тем более что в прошлом он уже брал в долг у Мазепы по мелочам через третьих лиц — векселя шведского генерала Лагеркрона на самом деле были долговыми обязательствами самого Карла, не желавшего признавать публично, что он банкрот.

Новые кредиты, уже от осчастливленного Войнаровского, были получены под 6 процентов годовых в разной валюте — червонцах, рейхсталерах и альбертталерах — всего на сумму 305 533 шведских плятера (каждый пля-тер равнялся двум талерам). Эта точная сумма, которую племянник Мазепы ссудил королю Швеции, плюс проценты за тринадцать лет на сумму 238 290 плятеров, указана в требованиях, выдвинутых в 1722 году наследникам Карла XII «супругой» Войнаровского — некой Анной Войнаровской.

Слово «супруга» я пишу в кавычках, потому что эта бойкая дама умудрилась выйти замуж за наследника Мазепы, уже имея в Украине одного мужа, — войскового товарища Семена Забелу, с которым так и не развелась. Войнаровский — большой любитель слабого на передок пола и сильной карточной игры — не устоял перед ее феромонами и формами, а потом сбежал. В результате скорбящая в одиночестве мадам насчитала за правительством Швеции долга больше, чем в миллион талеров вместе с набежавшими процентами. Но получить их оказалось непросто.

Повторяю, Карлу XII было выгодно сделать вид, что «золото Мазепы» — не государственная казна Украины, а частные сбережения гетмана, так как король сам собирался запустить в них руку. Поэтому единственным наследником спорного богатства он признал племянника покойного — Андрея Войнаровского. Тот же Любомир Винар, подробно разобравший этот конфликт, пишет: «Комісія Закінчила цілу розправу в користь Войнаровсь-кого, якому дуже допоміг своїм свідченням гетьманський довірений і адміністратор Іван Бистрицький. Згодом виявилося, що зізнання Бистрицького неправдиві».

Лжесвидетель сознался в преступлении уже на смертном одре — в 1717 году, через восемь лет после того, как были «распилены» деньги. Причина его «раскаяния» проста — Войнаровский не расплатился с ним за услуги. Желая отомстить, за два дня до смерти Быстрицкий написал шведскому королю письмо. В нем он слезно жаловался на неблагодарного племянника Мазепы, обещавшего ему 100 дукатов за то, чтобы он как человек «бывший на службе при Мазепе сорок лет» подтвердил, будто мешки и бочки с золотом, верхом на которых гетман «уехал» в эмиграцию — это его частное, а не общественное добро.

Сто дукатов — немалая сумма. Дукат — золотая монета весом 3,5 грамма. Таким образом, Быстрицкий продал свою совесть за 350 грамм золота. «А если бы я подтвердил правду, — писал он, — то должен был бы заявить, что Мазепа присвоил сокровища трех гетманов — Брюховецкого, Многогрешного и Самойловича, а также трех сыновей Самойловича... Сокровища всех этих персон остались при Мазепе. Общественные деньги за аренды были у Мазепы, а после смерти гетмана получил все те общественные ценности и клейноды пан Бойнаров-ский».

По сути, эти богатства были присвоены Мазепой, так как, по словам вышеупомянутого Быстрицкого, покойный гетман явился на Украину в одной только бедной одежде, а умер, «прихватив все сокровища публичной кассы».

Это письмо предало гласности неприглядную подноготную казнокрадства Мазепы и жадности его мнимого «наследника». По словам Аюбомира Винара, «перебіг розправи перед Бендерською комісією виявив багато не-гативних рис А. Войнаровського й козацької старшйни. Тут в першу чергу наявна погоня сестрінка (племянника по сестре. — Авт.) Мазепи за скарбами та повна нетолеранція до домагань старшйни. З другого боку, старшина в невластивий час робила закиди Мазепі в справі зловживання публічними доходами. Як бачимо, наша перша політична еміграція в XVIII столітті не могла внутрі між собою полагодити внутрішні розходження... Головною причиною непорозумінь... були матеріальні добра».

Зато Войнаровский отказался в пользу генерального писаря Орлика от булавы. Реальные деньги он предпочел мифическому титулу гетмана в изгнании. Он был человек молодой, легкомысленный, любивший женщин и карточную игру. Одолжив Карлу деньги, племянник Мазепы счел это весьма выгодной инвестицией в свое будущее и предался радостям заграничной жизни, проводя время в разъездах по всем доступным столицам Европы от Стамбула до Стокгольма.

Где-то по дороге он обзавелся еще и вышеупомянутой «женой» — дочерью Переяславского полковника Анной Мирович, которая влюбилась в племянника Мазепы, бросила своего мужа войскового товарища Семена Забелу и подалась за границу.

Это была вредная авантюристичная баба. Никто не вспомнил ее добрым словом — ни на Украине, ни в среде «первой волны» украинской эмиграции. Орлик считал, что именно Анна портит его отношения с Войнаровским. А жена Орлика в одном из писем отозвалась о ней так: «Бог відає про теперішню пані Войнаровську, кому вона остаточно належить, чи Войнаровському, чи її першому мужові Забілі». С Войнаровским она обвенчалась в Бендерах вопреки всем церковным законам — не разведясь со своим первым мужем. Впрочем, и Войнаровский ее недолго выдержал. Он сбежал от Анны в 1715 году во Вроцлаве, оставив ей дочь Элеонору, а сам вместе с сыном дернул в Вену.