Мануэл Ариас, Амиранте написал (февраль 1704 г): "Ваши упреки несправедливы, а также и советы, которые Вы мне даете с тем, чтобы я отвернулся от Австрийского дома, интересы которого я защищаю справедливо и с полным правом. Я знаю, что человек, наделенный хотя бы немногим характером, непременно подвергается цензуре, как только рушится то, что он предпринимал, а если оно удается, ему завидуют. Мне кажется, что хорошие и настоящие испанцы могут питать только такие же чувства, как и я, по отношению к французскому правлению, по поводу ничтожных прав бурбонского дома на испанский престол. Меня даже удивляет, что такой просвещенный первосвященник, как Вы, позволил себя обмануть относительно истинных и ложных претензий, выдвинутых обоими претендентами на нашу обширную страну, и я уверен, что если бы Вы уделили этому делу больше внимания и не были бы лично заинтересованы, Вы бы (как и я) признали неоспоримым право Светлейшего архиепископа Австрийского, а претензии герцога Анжуйского — вымышленными"⁸⁸³.

Несмотря на все его политическое искусство, Амиранте не удалось убедить архиепископа Валенсии в правомочности своего выбора в пользу Австрии⁸⁸⁴, и, тем не менее, нет сомнения, что если бы к его советам прислушивались, он был бы в состоянии довести эрцгерцога до испанского престола.

Сначала Амиранте пользовался большим авторитетом на Лиссабонском совете. Надеялись, что его друзья в Испании последуют за ним⁸⁸⁵, но поскольку ничего не случалось⁸⁸⁶, его стали всячески критиковать⁸⁸⁷, так как народ рассматривал его как главного виновника войны. Сам эрцгерцог написал: "Вот уже давно Вы обещаете нам революцию в Испании. Не знаю, в какой мере в этом году Вы окажетесь больше правы, чем в предыдущих. Я убежден, что если бы успех зависел от вашего старания, мы бы могли только этому радоваться"⁸⁸⁸.

Несмотря на то что недостаток доверия со стороны эрцгерцога оскорблял Амиранте, он собрал на свои средства кавалерийский полк, одел его по форме кастильских королей, и подвергал Филиппа V повторяющимся атакам, которые серьезно беспокоили последнего.

План Амиранте был следующим: "Чтобы нанести Испании смертельный удар, нужно напасть на Андалусию, потому что Кастилия никогда не станет повиноваться королю, пришедшему через Аррагона. Нужно, прежде всего, напасть на голову, т. е. на Кастилию, и лучшими воротами в нее является Андалусия"⁸⁸⁹. Это предложение, которое могло все изменить, было отвергнуто.

После этого провала Амиранте заявил о своем намерении отправиться в Эстремоз, чтобы перейти в армию Эстремадуры, куда, как он считал, ему велит направиться его чувство чести. Просьба была плохо воспринята. Эрцгерцог в конце концов разрешил, но только по просьбе короля Португалии.

В отчаянии от того, что Карл III так мало оценил его жертву и его самого, Амиранте перенес по приезде в Эстремоз инсульт, от которого и умер 21 июня 1705 г. около 9 часов вечера. Тело было забальзамировано и временно помещено в усыпальнице королей Португалии церкви Иеронимитов в Белеме⁸⁹⁰.

Спустя несколько месяцев после кончины последнего кастильского Амиранте Мария-Анна Нейбургская, вдовствующая королева Испании, увезенная, как мы помним, в Толедо в 1702 г. в крепость Альказар, возвышающуюся над всем городом, вознамерилась выразить свою радость при въезде армии эрцгерцога в Мадрид (июнь 1706 г.). Она все больше принимала сторону австрийского дома, защищала его всем сердцем и чем могла, и сочла нужным поднять над Альказаром знамя Карла III. Жители города сорвали вражеский флаг, воззвали к Филиппу V и приставили к королеве стражу. Обращались с ней, тем не менее, с уважением⁸⁹¹.

Как только Филипп V прибыл в Мадрид, он, по наущению госпожи де Юрсен, счел целесообразным выслать королеву из страны. Он попросил ее дедушку Людовика XIV приютить ее. Тот согласился, но потребовал, чтобы ее принимали и обращались с ней согласно ее королевскому достоинству⁸⁹².

Король Испании "поручил одному из капитанов гвардии, герцогу Оссонскому, взяв пятьсот лошадей, отправиться в Толедо⁸⁹³, к вдовствующей королеве и сказать, что она находится слишком близко к армиям, а это небезопасно, и что король желает, чтобы она немедленно отправилась к королеве в Бургос. Вдовствующую королеву данный "комплимент" очень удивил и опечалил, она стала искать отговорки, тянуть со сроками, но герцог Оссонский так ловко сумел перемежать твердость с уважением, что дал ей всего лишь 24 часа, после чего отправил ее вместе со всем, что было вокруг нее, и не в Бургос, а в Витторию. По дороге связались с королем, чтобы узнать, к какому пограничному пункту на границе с Францией ее следует отвезти. Было решено, что город По подойдет, благодаря его удобствам и красоте замка и садов. Но когда вдовствующая королева наконец узнала, куда ее везут, она предпочла Байонну, и ее просьба была уважена"⁸⁹⁴.

Королева Мария-Анна Нейбургская торжественно въехала в Байонну 20 сентября 1706 г. Губернатор провинции Гасконь — герцог Граммон — пришел встречать ее у ворот города во главе с торжественно одетыми должностными лицами и преподнес ей ключи от города, что было прокомментировано в газете следующим образом: "Честь, оказанная этой княгине, мало напоминает те почести, что обычно оказывают государственным пленникам"⁸⁹⁵. Если этот автор мог и не быть в курсе дела, что же думать о том, в каких выражениях госпожа де Юрсен писала герцогу Граммону: "Княгиня была очень несчастна. Одна из ее бед, и не наименьшая, состояла в том, что те, кто ее окружал, не были достаточно бескорыстны, чтобы заботиться лишь о ее славе и настоящих интересах. К сожалению для нее. она многим сделала добро, но отплатили ей неблагодарностью"⁸⁹⁶. Мы уже столкнулись, и впоследствии еще столкнемся, с "заботой" главной камеристки о вдовствующей королеве.

Около 1713 г. министры Людовика XIV, которых напутали большие затраты на содержание королевы, захотели было отправить ее обратно в Испанию. По приказу короля маркиз Торси написал госпоже де Юрсен следующее: "Король считает, что ей было бы намного лучше в Испании, нежели во Франции, и дело чести католического короля Испании не оставлять вдову своего предшественника в своеобразном изгнании, когда кажется, что ее возвращение в Испанию не может ничем нарушить спокойствие государства. Прошу Вас узнать намерение Его Католического Величества по этому поводу"⁸⁹⁷. Однако Филиппа V нельзя было переубедить, а неприязнь между вдовствующей королевой и госпожой де Юрсен возросла⁸⁹⁸ настолько, что, когда следующим летом Елизавета Фарнезе, новая испанская королева, приходящаяся Марии-Анне Нейбургской⁸⁹⁹ племянницей, по пути к мужу заехала в город По, произошла встреча между королевами, на которой была решена судьба госпожи де Юрсен. Мы согласны с герцогом Сен-Аньаном, писавшим: "Я слышал, что королева [Елизавета Фарнезе] объясняла удаление госпожи де Юрсен и ее поведение за границами королевства примерно в тех же выражениях, что и княгиня [госпожа де Юрсен] говорила о необходимости выдворения вдовствующей королевы из Испании"⁹⁰⁰. Когда после "экзекуции", заехав через Байонну, госпожа де Юрсен вознамерилась приветствовать королеву Марию-Анну, та наотрез отказала ей в приеме. Об этом господин Сен-Аньан написал так: "Торжествующая соперница обращается с ней как с чумной или прокаженной"⁹⁰¹.

Мария-Анна Нейбургская не упускала возможности напомнить о себе французскому и испанскому дворам, все еще надеясь, что ее долгое изгнание закончится. Однако ждать ей пришлось долго. Она прожила в Байонне 32 года, прежде чем получила наконец разрешение вернуться в Испанию, где почти тотчас же и умерла.

Во время ее пребывания во Франции французские власти неотступно следили за ней, оказывая, тем не менее, большие почести. Она последовательно жила в трех замках: Старый Замок (1706–1712), дворец епископа (1712–1715) и, наконец, дворец Св. Михаила (1715–1738)⁹⁰².