И был миг смущения, внезапный приступ паники, когда показалось, что всё идёт не так, отдаление – Валерик отшатнулся физически, словно хотел убежать и спрятаться, – но Лера вернула его себе. А потом он делал то, что единственно было возможно, хотел, чтобы это продолжалось всегда и вместе с тем, чтобы скорее была достигнута высшая точка...

...Потом он засыпал, просыпался, задрёмывал опять... Слышал, как Лера встала и пошла кормить сына. Потом вернулась к нему, хотя Валерик не смел и надеяться.

И ещё раз он просыпался под утро. Лера спала, положив голову ему на плечо, и рука онемела, но Валерику нравилось это ощущение, он никогда прежде не испытывал его.

Лера спала тихо-тихо и совсем неподвижно: не было даже видно, как она дышит.

Это было мгновение счастья. Лера не убегала, не кричала, не сердилась на него. Она просто была рядом.

Было, наверное, глупо, но Валерик вспомнил статью о миксамёбах, которых обнаружили индийские учёные. Шестьдесят пять миллионов лет назад миксамёбы слились и окаменели. Шестьдесят пять миллионов лет они пролежали на дне глубокого колодца, не успев закончить любовного акта. Валерик завидовал им. Он и сам хотел бы сейчас окаменеть и, кажется, начинал – с руки.

А среди отсыревших волокон щепки миксамёба отвергла ещё одного партнёра. Она соединилась с ним и замерла: этот оказался интереснее прежнего, и ядра их вскоре слились. Но быть одним целым им не захотелось, и вскоре они разбежались, впрочем, довольные друг другом: каждый знал теперь больше. Каждый научился теперь тому, что знал другой.

Валерик ещё не успел заснуть, как миксамёба встретилась со следующим любовником. Этот подошёл. Они осторожно коснулись друг друга, соединились телами, затем – ядрами. И не расстались. Пора было образовывать плазмодий.

Валерик думал о миксомицетах и о Лере. И ещё о том, что она, пожалуй, оскорбилась бы, если бы узнала, с кем её сравнивают. Было интересно, увидела бы она романтику в двух навеки оставшихся вместе комочках слизи, которые даже разглядеть можно только под микроскопом?

И всё странным образом мешалось в его голове: спящая Лера и два бледных студенистых пятнышка на синем фоне – иллюстрация к индийской статье... И время от времени всплывали в памяти моменты уходящей ночи, они эхом отдавались по всему телу, тревожили крохотными уколами наслаждения, заставляли улыбаться и вздрагивать...

Она встала первой. Когда Валерик открыл глаза, Лера бродила по комнате, как будто что-то искала. Он едва мог разлепить сонные глаза и видел только её силуэт. Увидев, что он проснулся, сказала:

– С добрым утром. А где бутылочка?

Голос показался Валерику чужим. Он стал как будто выше и резче, потерял очаровательный бархат, все свои оттенки. Это был, скорее, голос училки из школы или воспитателя в детском саду.

– Зачем тебе бутылочка? – спросил Валерик. Ему не хотелось открывать глаза, потому что так, под одеялом, было очень хорошо.

– Потому что ты соня, и ребёнка тебе доверить нельзя. Давай скорее бутылочку или сам вставай. Мне уходить, а ты...

– Лера?

– Кто – Лера? Вставай давай!

Лера рассыпалась в прах, разбилась о плотную Лёлю.

– Ты одна? – Валерик всё ещё чувствовал, как тихонько отзываются в нём волны возбуждения. Он ни о чём не хотел сейчас думать. Он хотел только видеть Леру.

– С пионерским отрядом. Не найду сейчас бутылочку – уйду, и будешь кормить грудью.

– На кухне. В шкафчике. По крайней мере, должна быть там.

Валерик сел в кровати, потряс головой:

– Сколько времени?

– Половина двенадцатого, – Лёля ответила уже из кухни. – Нашла!

Леры не было. Снова. Но теперь это было уже совсем другое отсутствие.

Постукивали по стеклу крупные капли дождя, Даня тихонько гукал в своей кроватке, Лёля на кухне позвякивала посудой.

– Мы кашу уже поели, – сообщила она. – Я только бутылочку не нашла, потому что вся остальная посуда была на тумбочке, а бутылки не было.

Лёля вошла в комнату, встряхивая бутылочку, словно бармен: смешивала сок и кипячёную воду.

– Ты прости, что вчера не пришла...

– Да ничего...

– ...просто – ну вот опять по дурацки вышло. Помнишь, бомж?

– Тот?

– Ну конечно!

– С коматрихой.

– Не знаю, что ты имеешь в виду, но – да, тот, что меня сюда загнал... Ну стоило собраться к тебе, как он на дороге. И не обойдёшь его: настырный такой, зараза! Брр!

Валерик молчал. Лёля перестала трясти бутылку и смотрела на него.

– Ну? – сказала она наконец.

– Что? – Валерик не понял.

– Как вы тут без меня вчера?

– Нормально. Как обычно.

– Ладно. Вот тебе сок, – она сунула в руки Валерику чуть тёплую бутылочку, – я пошла, мне уже совсем-совсем некогда. Справишься?

– Конечно.

Валерику очень хотелось, чтобы Лёля скорее ушла.

А потом он точно так же сильно хотел, чтобы она вернулась: Даня словно бы почувствовал его странное настроение и стал капризничать, сделался раздражительным и плаксивым и даже два раза стукнул Валерика игрушкой. Валерик никак не мог его успокоить, не мог даже уложить спать – стоило только отойти от кроватки, как малыш тут же открывал глаза.

Лёля пришла вечером: спокойная, улыбчивая, ровная. Даня успокоился с ней, развеселился, плотно поел и тут же задремал.

– Не уходи, – попросил её Валерик. – Давай поболтаем. А то я тут скоро совсем одичаю... Не слыша человеческой речи.

Лёля осталась.

Они стояли на крыльце, опершись на перила, и глядели в темнеющее небо. Молчали.

Потом Лёля спросила:

– А ты кто по зодиаку? Я вот Geminy, – и добавила: – Это близнецы.

– Да, я знаю английский, – рассеянно ответил Валерик.

– Ну так и кто ты по знаку?

– Дева, – ответил Валерик и в детской попытке что-то доказать прибавил по английски: – Virgin.

– Правда? – спросила Лёля, и в тоне её вопроса послышался неприятный намёк.

– Что? – переспросил Валерик.

– Ну что virgin.

И они уставились друг на друга. Потом Валерик выжал из себя:

– А почему тебя это удивляет? Разве я не могу родиться в августе?

– Можешь, можешь... Просто ты как раз и похож на virgin. Я в этом смысле.

– Нет, в этом смысле – нет.

И он почти отвернулся, встав к Лёле вполоборота. В небе носились пронзительные стрижи, пролетела ворона, два дрозда – обтекаемые, почти бесхвостые, мелькнули снарядами и исчезли в зелени соседского участка.

Валерик думал о Лере. То, что случилось ночью, оказалось ещё лучше, чем представлялось вначале. Вдруг выяснилось, что он внезапно перешёл в разряд взрослых мужчин: это было ясно по тому, как смущённо затихла Лёля.

Правда, Лёля была сегодня какая-то другая. Валерик никогда бы не подумал, что она способна задавать такие вопросы и так пристально смотреть прямо в глаза. Её взгляд проходил сквозь линзы очков, как солнечный луч сквозь лупу, и выжигал дымящиеся дыры. Валерик не смог бы соврать под таким взглядом и ещё вчера опозорился бы со своей стыдной, как ему казалось, правдой. Но сегодня, благодаря Лере...

– Ну извини, – вдруг сказала Лёля и слегка коснулась Валерикова плеча. – Извини. Просто ты позвал разговаривать, а сам молчишь. Вот... Лезут дурацкие вопросы. Идиотские. Давай тогда сначала. Кем ты работаешь?

– Я биолог, работаю в Ботаническом саду. Но стараюсь больше заниматься наукой...

– А чем приходится?

– Ну как чем? Копаю грядки, ставлю скамейки, рассаживаю, пересаживаю... Ухаживаю за растениями. Зимой – бумажная работа. Студенты раз или два в неделю... Ну так...

– А что? Что ты изучаешь?

– Миксомицеты.

– Это что?

– А видела на пнях такие... похожие на мох? Иногда на грибы.

– Не знаю. Может, и видела...

Валерик принёс из комнаты коробок с россыпью ликогал на большой щепке. Лёля смотрела на них, и Валерик таял, видя в её глазах интерес, которого никогда не возникало у Леры.

– И что это? – спросила она наконец. – Такие грибы? На дуньки похоже, только очень маленькие.