Громкий и довольно сердитый голос ворвался в фоновую музыку Ангелов с грязными лицами:

 – Где он?

Дортмундер воздохнул. Он наполнил свой рот хлебом с майонезом, сел немного прямее и стал ждать неизбежного. Из фойе послышалось, как Мэй говорила что-то успокаивающе, но было очевидно, что она не справляется с задачей.

 – Просто пусти меня к нему, – настаивал громкий раздраженный голос.

Послышались тяжелые шаги, и вошел коренастый остроносый парень.

 – Ты! – сказал он, указывая пальцем на Дортмундера.

Обеспокоенная Мэй проследовала за остроносым мужчиной в комнату и, пытаясь разрядить обстановку, произнесла:

 – Посмотри, кто пришел. Это Энди Келп.

Дортмундер проглотил булку с майонезом.

 – Я вижу его, – пробурчал он. – Он между мной и ТВ.

 – У тебя есть работа! – кричал Келп голосом полным возмущения.

Дортмундер отмахнулся от него бутербродом, словно прогоняя муху.

 – Не мог бы ты отойти немного? Я не вижу экран.

 – Я не отойду.

Келп скрестил руки на груди и припечатал своими ботинками коврик, расставив слегка ноги, чтобы подчеркнуть свою решимость. Дортмундер мог видеть теперь только около трети экрана, как раз между ног Келпа. Он сполз с дивана вниз, пытаясь увидеть больше, но его собственные ноги соскользнули с кофейного столика.

А Келп снова повторил:

 – У тебя есть работа, Дортмундер. Есть работа, но ты не сказал мне.

 – Верно, – произнес Дортмундер, потягивая пиво.

 – Я находил много дел, – сказал Келп обиженно. – А теперь ты получил одно и ты «кинул» меня?

Очнувшись от своей летаргии, Дортмундер сел прямо, пролив пиво на большой палец, сказал:

 – О да, это верно. Ты принес мне работу. Ребенка, который потом похитил нас.

 – Он никогда не делал это.

 – А касса, – продолжал Дортмундер, – и мы теряем ее в проклятом Атлантическом океане.

 – Мы взяли более двух тысяч штук из этой кассы, – подчеркнул Келп.

Дортмундер ответил взглядом полным отвращения.

 – Две тысячи штук, – повторил он. – Напомни мне, это были доллары или песо?

Келп резко изменил позицию. Перешел от враждебной позиции к примирению, развел руками и сказал:

 – Да ладно, Дортмундер. Это не справедливо.

 – А я и не пытаюсь быть справедливым. Я не судья. Я вор и я пытаюсь заработать себе на жизнь.

 – Дортмундер, не будь таким, – жалобно попросил Келп. – Мы такая потрясающая команда.

 – Если бы мы не были так хороши, то умерли бы от голоду, – заметил Дортмундер и посмотрел на сэндвич в своей левой руке. – Если бы не было Мэй, я бы умер с голоду, – и он откусил большой кусок бутерброда.

Келп отчаянно смотрел на то, как Дортмундер жевал.

– Дортмундер… – начала он, но потом просто развел руками и наконец, обратился к Мэй.

– Поговори с ним, Мэй. Разве я виноват, что касса упала в океан?

 – Да, – ответил Дортмундер.

Келпа затрясло:

 – Б-б-б-как?

 – Я не знаю, но это была твоя вина. И это была твоя ошибка, что мы вынуждены были красть один и тот же изумруд шесть раз. Твоя вина, что мы похитили ребенка-гения, который поднял выкуп за нас. Это была твоя вина.

Келп даже пошатнулся от такого числа и многообразия обвинений. С широко распростертыми руками, он качнул головой и, взывая к небесам, взмолился:

 – Я не могу поверить, что слышу такое в этой комнате.

 – Тогда иди в другую комнату.

Не получив никакой помощи от Бога, Келп снова обратился к Мэй:

 – Мэй, ты разве ничего не сделаешь?

Она не могла и она знала, что не сможет, но все же попыталась:

 – Джон, ты и Энди были вместе так долго…

Дортмундер бросил на нее взгляд и произнес:

 – Да-а. Мы только что вспоминали прошлое.

Затем он уставился в телевизор, где сейчас показывали рекламу, в которой балерина в пачке танцевала на верхушке огромной банки дезодоранта под музыку Prelude à l'après midi d'un faune.

 – Мне жаль, Энди, – покачала головой Мэй.

Келп вздохнул. Его манера поведения была теперь строгой и деловой. Он произнес:

 – Дортмундер, это конец?

Дортмундер не отрывался от балерины:

 – Да, – ответил он.

Келп собрал изорванное в клочья чувство собственного достоинства.

 – До свидания, Мэй, – попрощался он очень формально. – Мне жаль, что все закончилось так.

 – Мы еще увидимся, Энди, – ответила Мэй, грустно посмотрев.

 – Я так не думаю, Мэй. Спасибо за все. Прощай.

 – Пока, Энди.

Келп вышел, даже не взглянув на Дортмундера, и через несколько секунд они услышали, как хлопнула входная дверь. Мэй обернулась к Дортмундеру, и теперь ее взгляд выражал больше раздражения, чем грусти:

 – Ты был не прав, Джон.

На смену балеринам пришли ангелы с грязными лицами.

 – Я попытаюсь посмотреть этот фильм.

 – Ты не любишь фильмы, – возразила Мэй.

 – Я не люблю новые фильмы и фильмы в кинотеатрах. Мне нравятся старое кино по ТВ.

 – Тебе также нравиться Энди Келп.

 – Когда я был ребенком, – начала Дортмундер, – я любил корнишоны. Я ел по три банки корнишонов каждый день.

 – Энди Келп не был корнишоном.

Дортмундер не ответил, но он отвернулся от телевизора, чтобы посмотреть на Мэй.

Некоторое время они оба пристально разглядывали друг на друга, а потом он снова сконцентрировался на фильме.

Мэй присела на диван рядом с ним, пристально всматриваясь в его профиль.

 – Джон, – произнесла она, – тебе нужен Энди Келп и ты знаешь это.

Ее губы сжались.

 – Ты должен, – настаивала она.

 – Мне нужен Энди Келп, – размышлял Дортмундер, – как без десяти двенадцать север штата.

 – Подожди, Джон, – остановила она, положив руку на его запястье. – Это правда, что крупные дела, которыми ты занимался последние несколько лет, шли не так уж хорошо…

 – Келп нашел мне каждое из них.

 – В том то и дело. Он не предложил тебе именно это дело. Оно твое, ты нашел его сам.

Даже если он приносит несчастье своим собственным делам, а ты на самом деле не веришь в сглаз, даже больше чем я, но даже если…

Дортмундер сердито взглянул на нее:

 – Что ты имеешь в виду, я не верю в сглаз?

 – Ну, умные люди…

 – Я верю в проклятия, – перебил ее Дортмундер. – И в кроличью лапку. И что не следует ходить под лестницами. И в число «тринадцать». И…

 – Лапки, – произнесла Мэй

 – … в черную кошку, перебегающую дорогу… Что?

 – Лапки кролика, – продолжила Мэй. – Я думаю их несколько, а не одна.

 – Мне плевать даже если это локти. Я верю в это, какое бы оно не было. И даже если нет никакого сглаза, есть Келп и он навредил мне уже достаточно.

 – Возможно, это ты приносишь несчастья, – произнесла Мэй очень мягко.

Дортмундер бросил на нее взгляд полный обиды и изумления.

 – Возможно что?

 – В конце концов, – продолжила она, – это были дела Келпа и он принес их тебе, а ты не смог обвинить ни одного человека, когда все пошло не так, так что может, это ты приносишь несчастье этим делам.

На Дортмундера еще никто и никогда так подло не нападал.

 – Я не проклятие, – произнес он медленно и отчетливо, глядя на Мэй так, как будто никогда не видел прежде.

 – Я знаю это. Но это и не Энди. С другой стороны, это не ты вошел в его дело, а он пришел к тебе…

 – Нет.

Дортмундер сердито смотрел невидящим взглядом на экран.

 – Черт возьми, Джон, – ты будешь скучать по Энди, и ты знаешь это.

 – Тогда я застрелюсь.

 – Подумай об этом, – попросила она. – Подумай, что тебе не будет с кем посоветоваться.

Подумай, что не будет никого на работе, кто действительно понимает тебя.

Дортмундер помрачнел. Он опускался все ниже и ниже в своем кресле, глядя на кнопку регулировки звука, а не на экран. Его челюсть была настолько сильно сжата, что рот практически исчез с лица.

 – Поработай с ним. Так будет лучше для каждого из вас.

Молчание. Дортмундер, сдвинув брови, смотрел не мигая.