«Палестина» переполнена. Жуликоватые администраторы просят 500 долларов сверху за заселение в убогий, пахнущий носками Али Бабы номер. Журналисты народ горячий — щеки надули: на войну приехали, но деньги платят и вселяются в «Палестину». Переводчики, говорящие по-русски, как Костя Райкин в фильме «Свой среди чужих…», а по-английски, как Пятница на острове Робинзона Крузо, или исчезают бесследно, или тоже требуют безумных денег за свои сомнительные услуги, как и водители, которые единственное, что хорошо умеют делать, это давить на гудок.

Пресс-центр в Министерстве информации вообще официально берет 125 долларов в день за работу в стране плюс 125 за пользование своим же спутниковым телефоном. Тем не менее сюда приехали орды журналистов и все за все платят. Кому, как говорится, война, а кому мать родна.

Но вот журналистам, уже въехавшим за бешеные, по иракским понятиям, деньги в «Палестину», чиновники Министерства правды, простите информации, приказывают в срочном порядке переехать в «Эль-Рашид» и «Эль-Мансур». Наиболее нервные считают, что из них хотят сделать живые щиты для многочисленных министерских зданий и дворцов Саддама. На самом деле все гораздо проще. Надо ведь дать и другим отелям заработать. Так что народ платит за комнаты в «Рашиде», а сам потихоньку переползает назад в «Палестину», поближе к CNN.

Но паники и истерики избежать не удается. Один известный журналист, красавец и герой, не пьет, ни курит, утром на зарядку даже в Багдаде бегает, вдруг срывается с катушек, кричит: «Fuck the story!» Мол, вы что, под Рашидом склад с химоружием, ведь недаром на выцветшем рекламном щите по дороге из аэропорта написано, что «AI Rasheed is more than a hotel!» («Эль-Рашид» больше, чем просто отель!) Красавец мужчина нанимает GMC Suburban и мчится в сторону Иордании что есть мочи. За ним следуют толпы других обезумевших от страха искателей адреналина. Цены на поездку до спасительной Иордании, где в отличие от сегодняшнего Ирака есть банкоматы, настоящая кока-кола и будущее, за один предвоенный день подскакивают с двухсот долларов до трех-пяти тысяч.

Те, кто остаются, переезжают назад в «Палестину», обустраиваются в этом свинарнике и завозят в свои номера генераторы, канистры с бензином, в общем делают отель еще более безопасным.

Надвигается ночь. Город не спит, но затихает. Все ждут войны. Это вам не 41-й год, все давно заранее объявили — было время подготовится — никакого вероломства. Все честно. Даже сказали, что будут делать — обрушат на Ирак, в основном на Багдад, 3000 крылатых ракет в первые 48 часов.

Попробуйте тут уснуть. Туман наконец рассеивается. Телик бесконечно крутит ролики про Саддама, перемежаемые песнями про Саддама, исполняемыми местными, застегнутыми на все пуговицы «соловьями партии». Вот Саддам целует детей. Вот он курит кубинскую сигару, вроде ничего такого не говорит, типа «надо тщательней», а куча придворных генералов, потупив взоры, все записывают. Вот Саддам стреляет из ружья. И т. д. Моральный дух крепчает не по часам, а по минутам.

Четверг.

И вот в пять тридцать утра — «долгожданная» сирена. Началось.

Минут через семь послышались сначала далекие, а потом близкие раскаты зенитного огня. И вот первый разрыв. Где-то далеко, на юго-востоке Багдада. Что там взорвано, непонятно. В небе на горизонте ползет облачко дыма. Затем еще два или три — поближе. На этом налет заканчивается.

К вечеру выясняется, что метили в частные резиденции президента и его семьи. Резиденции разрушили, но ни в кого из семьи не попали. Ранили человек двадцать мирных жителей. Еще разрушена распределительная подстанция электростанции Эль-Дора, но перебоев с подачей электроэнергии нет. Все раненые доставлены в больницы.

(С этого места пишу статью во время новой бомбежки, напялив каску, выпив водки для храбрости и загородив спину баррикадой из перевернутой кровати, чтобы не задело битым стеклом. При каждом новом взрыве стекла звенят и словно набухают, вот-вот рассыпятся.)

Самое страшное — это воздушная тревога. Никогда не привыкнешь. И даже сами багдадцы не могут привыкнуть.

«Конечно, боимся, а что делать?» — говорит единственная встретившаяся на улицах Багдада женщина, 62-летняя Захра Хасун, мать шестерых детей, укутанная в черный чадор.

У Захры дом без сада — убежище и колодец выкопать негде. Муж работает, как многие иракцы, водителем. Сейчас работы много. Может, после войны купят дом с садиком.

«Выкопаем там себе колодец и убежище к следующей войне, и нам не придется прятаться под кроватью, как сейчас».

Все магазины закрыты, но все же попадается один открытый — это лавка Азета Саида, безногого инвалида 39-ти лет, который продает нархиллы и ароматизированный табак на маленькой улочке в районе Тахариат: «Война не война, а людям все равно надо расслабляться. А мои ароматные нархиллы помогут им хоть на минуту забыть о страхе».

В его магазине одетый в форму и подпоясанный ремнем с пистолетом на боку партиец выбирает себе вкусный табачок. Он внимательно прислушивается к нашему разговору и рассказывает про своих детей и их страх.

«Утром, как завыла тревога, они прибежали к нам с женой в постель, — говорит отец троих маленьких детей, 41-летний госслужащий Адель. — Мы их укрыли, прижали к себе. Мой трехлетний сын, уткнулся мне лицом в грудь. Чувствую, мокро на груди. Он лежит и тихо плачет, почти беззвучно. Боится. Я его прижал к себе, а сам лежу и думаю: “Вот так вот люди становятся фанатиками”».

Вторую атаку ожидают в 8 вечера. Все приготовились к самому худшему. На улицах, кроме солдат и ополченцев, никого нет. Время от времени деловито проезжают «тойоты»-пикапы или «уазики», с крупнокалиберными пулеметами, установленными на крыше кабины.

Слухи ходят, что будет что-то страшное. Оказалось даже менее страшно, чем утром. Где-то ухнуло за городом, а потом ракета на глазах у всех вошла в Дом правительства и превратила его в одну секунду в сталинградский дом сержанта Павлова.

И все пока. В общем, от Буша ждали зверств, а он взял да чижика съел. Ни шока тебе ни трепета.

Пятница.

С утра сирены не было. Народ потихоньку выползает на улицы. Магазины стали открываться снова. Появились женщины и потащили куда-то детей и авоськи.

В больницы доставили еще тридцать семь раненых. Среди них 18-летний Ахмед Саббар Кадым, школьник, который сидел на пороге дома с друзьями, когда раздался взрыв на военной базе «Эль-Рашид» в 10 километрах на юг от Багдада.

«Чувствую, падаю, — говорит Ахмед. — Смотрю, обе ноги в крови и я их плохо ощущаю. Встать не могу. Боль ужасная».

Ахмеда и его друзей доставили в больницу «Эль-Кинди», теперь пытаются спасти одну ногу с косым двойным переломом. Осколками также посекло левую руку.

Несмотря на несколько десятков раненых, убитых пока еще нет. Вот вам и обещанный «Шок и трепет», чудо психологической войны.

«Широкомасштабная кампания, расчитанная на то, чтобы запугать и деморализовать иракский народ и армию, провалилась, — говорит один европейский дипломат, все еще остающийся в Багдаде. — Американцы надеялись, что режим Саддама рухнет сам собой, развалится, как карточный домик. Но этого не произошло. Народ видит, что после двух дней войны режим полностью контролирует ситуацию. Если так будет продолжаться, то война затянется и превратится в кровавую. Американцы оказались слабы в ближнем бою и с трудом продвигаются в глубь Ирака».

По некоторым сообщениям, у американцев в заливе приготовлено в два раза больше высокоточного оружия, чем в 1998-м, когда бомбардировки с такой же вялой интенсивностью продолжались 6 дней. Если так пойдет, то артподготовка затянется на две недели, а это на руку Саддаму. Больше потерь с обеих сторон. Больше гражданских потерь. Больше давления на Белый Дом не только в остальном мире, но и в самой Америке.

«Мне кажется, что пока что война развивается не по американскому сценарию, — говорит дипломат. — Все это укрепляет резервы и возможности режима к сопротивлению».