6 мая в Ливадии все министры в парадной форме собрались в царском дворце, чтобы принести поздравления царице по случаю ее тезоименитства. Проходя мимо Коковцова, Александра Федоровна отвернулась от него.
За несколько дней до этой церемонии "старец" уехал в Тобольск. Уехал он не по приказу, а по своей доброй воле — посмотреть, как идут дела в его небольшом имении в Покровском. Прощаясь с царем и царицей, Распутин произнес с мрачным видом: "Я знаю, что злые люди подкапывают под меня. Не слушайте их. Если вы меня покинете, вы потеряете в течение шести месяцев вашего сына и вашу корону". Царица воскликнула: "Как можем мы тебя покинуть! Разве ты не единственный наш покровитель, наш лучший друг?!" И, преклонив колени, просила ее благословить.
Октябрь царская семья проводила на даче в Спале, в Польше, где царь часто охотился в великолепном Крулевом лесу.
Однажды юный наследник, возвращаясь с прогулки в лодке на озере, плохо рассчитал свой скачок на берег и ушиб себе бедро о борт лодки. Контузия сначала казалась легкой и невинной. Но через две недели, 1 октября, появилась опухоль в паху, бедро распухло, затем внезапно поднялась температура. Поспешно вызванные доктора Федоров, Деревенко, Рауфус определили кровяной нарыв, кровяную опухоль и начинающееся заражение крови. Надо было немедленно произвести операцию, но предрасположение ребенка к кровотечению исключало возможность надреза.
Между тем температура с каждым часом все поднималась. 21 октября температура дошла до 39,8°. Родители не выходили из комнаты больного, ибо врачи не скрывали своего беспокойства. В церкви Спалы попы сменяли друг друга для молитвы днем и ночью. По распоряжению царя торжественная литургия была отслужена в Москве перед иконой Иверской Богоматери.
Утром 22 октября царица в первый раз зашла в салон, где собрались дежурный адъютант Нарышкин, дежурная фрейлина княгиня Елизавета Оболенская, Сазонов, прибывший для доклада царю, и начальник царской охоты в Польше граф Владислав Велепольский. Бледная, похудевшая Александра Федоровна, однако, улыбалась. На обращенные к ней тревожные вопросы она ответила спокойным тоном: "Врачи не констатируют еще никакого улучшения, но лично я уже не беспокоюсь. Я получила сегодня ночью телеграмму от отца Григория, которая меня совершенно успокоила". Затем она прочитала телеграмму: "Бог воззрил на твои слезы и внял твоим молитвам. Не печалься. Твой сын будет жить".
В течение 1913 г. несколько лиц снова осмелились открыть глаза царю и царице на поведение "старца" и его нравственную низость. Это были вдовствующая императрица Мария Федоровна, затем сестра царицы Елизавета Федоровна. И сколько других! Но всем предупреждениям, всем увещеваниям царь и царица противопоставляли один и тот же спокойный ответ: "Это все клеветы. Впрочем, на святых всегда клевещут".
В религиозных разглагольствованиях, которыми Распутин обычно прикрывал свой эротизм, постоянно повторялась идея: "Одним только раскаяньем мы можем спастись. Нам, значит, надо согрешить, чтоб иметь повод покаяться. Следовательно, если Бог посылает нам искушение, мы должны поддаться ему, чтобы обеспечить себе предварительное и необходимое условие плодотворного раскаяния… Впрочем, не было ли первым словом жизни и истины, которое Христос сказал людям: "Покайтесь!" Но как покаяться, предварительно не согрешивши…"
Безыскусные проповеди Распутина изобиловали хитроумными рассуждениями об "отпустительной ценности слез" и "искупительной силе сокрушения". Один из его любимых аргументов, действующих наверняка на его женскую клиентуру, сводится к следующему: "Чаще всего не отвращение к греху мешает нам уступить искушению, ибо, если бы грех в самом деле внушал нам отвращение, нас не тянуло бы грешить. Хочется нам когда-нибудь съесть чего-нибудь, что нам противно? Нет, что нас удерживает и пугает, так это испытание, которое раскаяние готовит гордости. Совершенное сокрушение требует абсолютного смирения. А мы не хотим смириться, даже перед Господом. Вот в чем секрет нашей борьбы с искушением. Но Всевышний Судия — Он не ошибается. И когда мы будем в долине Иосафата.
Он припомнит нам все случаи спастись, которые Он доставил нам и которые мы отвергли…"
В XI столетии нашей эры эти софизмы проповедовались уже фригийской сектой. Еретик Монтанус охотно доказывал их своим красивым последовательницам в Лаодикии, добиваясь тех же практических результатов, что и Распутин.
Если бы деятельность "старца" ограничилась областью сластолюбия и мистицизма, он был бы для меня лишь предметом более или менее интересного психологического или физиологического исследования.
Но силой обстоятельств этот невежественный крестьянин сделался политическим орудием. Вокруг него сгруппировалась клиентура влиятельных лиц, связавших свою судьбу с его судьбой.
Самым значительным из них является министр юстиции Щегловитов. Обладая живым умом и едким красноречием, он внес в осуществление своих идей много расчета и гибкости. Он, впрочем, недавно обращен в распутизм. Почти такое же значение имеет министр внутренних дел Николай Маклаков, любезная покладистость которого очень нравится царю и царице. Затем обер-прокурор Синода Саблер — у него презренный и раболепный характер; благодаря ему "старец" держит, так сказать, в руках весь епископат, все высшие духовные должности. Непосредственно после него я назову первого прокурора Сената Добровольского, затем члена Государственного совета Штюрмера, затем коменданта императорских дворцов зятя министра двора генерала Воейкова. Я назову, наконец, очень смелого и очень хитрого директора департамента полиции Белецкого. Легко представить себе огромную власть, которую представляет коалиция столь влиятельных лиц в таком самодержавном и централизованном государстве, как Россия.
В качестве противовеса вредному влиянию этой камарильи я вижу при царе и царице лишь одного человека: начальника Военной канцелярии князя Владимира Орлова, сына бывшего русского посла в Париже. У него прямой ум и гордое сердце. Орлов всей душой предан царю и с первого же дня объявил себя противником Распутина. Он без устали ведет борьбу против "старца", вызывая, конечно, враждебное отношение к себе со стороны царицы и госпожи Вырубовой.
Вторник, 3 ноября 1914 г.
Два дня тому назад я получил от графини Л. следующее письмо:
Мой дорогой друг!
Не подумайте, что я пишу в бреду. Но некто странный и таинственный просит меня перевести то, что он думает о Франции, и передать это Вам. Предупреждаю Вас, что это набор бессвязных слов.
Посылаю Вам также русский оригинал, если можно назвать оригиналом приложенную при сем пачкотню. Может быть, Вы найдете кого-нибудь компетентнее меня, кто проникнет в мистический, или даже пророческий, смысл этого листка. Мне прислала его госпожа Вырубова с просьбой перевести для Вас. Я полагаю, что эта идея исходит из высших сфер…
Ваш верный друг О.Л.
К этому письму приложен листок бумаги, исписанный крупным, неровным, тяжелым, грубым почерком, состоящим из прерывающихся, резких, приплюснутых линий. Буквы так топорны, так бесформенны, что их едва можно разобрать. Но вся страница в целом выразительна, как офорт. Подпись читаешь почти без труда: "Роспутин".
Копия факсимиле Распутина:
Давай бох по примеру жить расси оне укоризной страны напримерь нестожества сей минуты евит бох евленье силу увидите рать силу небес победа свами и вас роспутин.
Это означает: "Дай вам Бог жить по примеру России, а не критикой страны, например, ничтожество. С этой минуты Бог явит чудо силы. Ваша рать увидит силу небес. Победа с вами и на вас".
Госпожа Вырубова полагает, что это надо понимать так: Россию не следует попрекать ее монархизмом (примечание госпожи Л.).
У листка, на котором нацарапан этот логогриф, оторван верхний левый угол, где был императорский герб. Значит, Распутин писал в Царском Селе. После тяжелого раздумья я отправляю графине Л. туманный ответ, в котором развиваю следующую идею: "Французский народ, который одарен всей интуицией сердца, прекрасно понимает, что русский народ воплощает свою любовь к отечеству в особе царя…" Мое письмо кончается так: "Итак, пусть ваш пророк успокоится. На той высоте, на которую Россия и Франция вознесли свой общий идеал, они всегда поймут друг друга".