«Нужно вернуться к древнему идеалу», — напевал генерал Ян. А я уже знала, что генерал Ян является главным организатором гоминьдановского подполья в Харбине. Именно в Фуцзядяне он организовал террористические банды, которые называли себя «отрядами народной самообороны». Во главе их стоял налетчик Чжен, в свое время наводивший ужас на харбинских обывателей. Генерал Ян исподволь пытался развертывать так называемую 6-ю повстанческую армию. Наряду с налетчиком Чженом тут действовал некий полковник, возглавлявший подпольную фашистскую организацию «синерубашечников». Полковник имел собственный штаб, свою радиостанцию и начал было выступать по радио с призывами объединяться против коммунистической опасности. Так как полковник засылал своих лазутчиков в советские воинские части, пришлось его задержать. Тут-то и выяснилось, что он послан самим Чан Кайши и поддерживает с ним регулярную связь.

Советское командование подозревало, что генерал Ян руководит и самой опасной китайской террористической организацией «Братья по крови». За несколько дней до моего приезда в Харбин террористами был убит видный руководитель партизанского движения в Маньчжурии Ли Чжаолин.

А солнце пригревало все сильнее, и по Сунгари поплыли льдины метровой толщины. Весна… В каждом городе есть свои излюбленные места. В Харбине — это левый берег Сунгари, с ее пляжами, многочисленными протоками. В знойные дни за реку переправлялось чуть ли не все население разноплеменного города. Перевозили на лодках. Весной случались наводнения. Затон, расположенный против Харбина на левом берегу реки, страдал чаще всего. Тут обитала беднота. Деваться некуда — переселялись на чердаки и ждали, пока спадет вода.

Я выходила на берег Сунгари и часами наблюдала, как льдины медленно уплывают на северо-восток, к Амуру, к Хабаровску. Становилось грустно. Недавно прочитала стихи местного поэта, и они застряли в памяти, наверное, потому, что выражали в какой-то мере сущность суженной до предела эмигрантской жизни:

Китайцы называли Сунгари по-своему: Сунхуа-цзян, что значит река кедрового ореха. В этом был свой смысл: от истоков до Гирина она течет среди Восточно-Маньчжурских гор, покрытых тайгой.

По многопролетному металлическому мосту можно было перейти на левый берег, но такого желания не появлялось. Справа виднелись выгнутые, словно спина кошки, темно-красные стильные крыши зловещего Фуцзядяня, где окопались гоминьдановские банды. Работы в штабе поубавилось, и меня стала одолевать скука. Известий из Чанчуня не поступало. Что там сейчас происходит? Когда народные войска перейдут в наступление? Наступление — значит артиллерийский обстрел, стрельба на улицах, штурм каждого дома…

Неожиданно вызвали в штаб. Начальник отдела сказал:

— Получите командировочное предписание в город Цзямусы. Там большая нужда в толковых переводчиках. С вами поедет майор Голованов.

Петя был тут как тут.

— Мы направляемся в штаб Объединенной демократической армии, — пояснил он. — Зачем? На месте все узнаем.

Петя насупился, закурил сигаретку и, что-то взвесив в уме, сказал:

— Не скрою, я обрадовался, когда узнал, что поедем вместе. И в то же время — лучше уж послали бы кого-нибудь из мужиков…

— Это еще почему?

Он сердито швырнул недокуренную сигарету в урну.

— Дорога-то очень уж опасная! Или вы думаете, гоминьдановская контрразведка сидит и дремлет? За участком Харбин — Цзямусы у них, нужно полагать, особое наблюдение. Они знают, что их песенка спета, и готовы на всякие пакости.

— С божьей помощью, Петя, как говорит архиепископ Мелетий.

Вскоре все прояснилось. Напутствуя нас, начальник отдела сказал:

— Ехать по железной дороге опасно. Вас перебросят на «Р-5». Завтра в шесть утра. Будете переводить важные документы. Поскольку американцы нарушили союзнические обязательства и войска США открыто выступают на стороне гоминьдановцев, всячески способствуя развязыванию гражданской войны, мы по просьбе Северо-Восточного комитета согласились рассмотреть вопрос о помощи народно-демократическим силам. Возможно, наши внешнеторговые организации подпишут с ними торговый контракт.

Цзямусы, вопреки моим ожиданиям, оказался большим городом. До недавнего времени тут была твердыня японской армии, место размещения крупных воинских соединений. И неудивительно: Цзямусы — речной порт и узел стратегических железных дорог, важная перевалочная база и торговый центр Нижнесунгарийской равнины. Цзямусы как бы отгорожен от остальной Маньчжурии отрогами Малого Хингана и хребтами Восточно-Маньчжурских гор. До советской границы отсюда — километров двести пятьдесят. Сплошная равнина, кое-где заболоченная. Более удобное место для базирования штаба народной армии и Северо-Восточного бюро ЦК партии трудно было подыскать. Огромное гнездо, защищенное горными кряжами.

В августе прошлого года на подступах к Цзямусы завязались ожесточенные бои. Японцы напустили на наши бронекатера бревна, затопили свои баржи, подорвали железнодорожный мост через Сунгари, чтобы разрушенные фермы преградили путь кораблям. В Цзямусы было много военных городков и госпиталей, складов. Отступая, японцы подожгли их. Первыми на рейд Цзямусы ворвались бронекатера и монитор «Ленин». В самом городе завязалась рукопашная схватка. К исходу дня моряки овладели городом. Была разоружена японская бригада численностью в три тысячи пятьсот человек. И на всем пути своего отступления по Сунгари, вплоть до Харбина, японцы бросили огромное количество оружия, военного снаряжения, продовольствия. Пушки, танки, самолеты, автомашины, фураж, склады с обмундированием… Все это досталось маньчжурским партизанам и 8-й народной армии.

Город напоминал крепость, и все здесь, как в крепости, было строго, четко. Гражданских лиц почти не встречалось. Пока мы ехали в легковой машине с аэродрома по улицам, я всюду видела зенитные орудия, бронеавтомобили, легкие и средние японские танки, тяжелые пулеметы на повозках; бойцы были вооружены винтовками Арисака. На плацах проводились строевые занятия. Когда машина шла по набережной Сунгари, я видела полузатопленные суда на фарватере, искореженные фермы железнодорожного моста через реку; на рейде стояли уцелевшие японские катера, на них деловито суетились китайские моряки.

Когда машина останавливалась, я пытливо вглядывалась в лица бойцов. Одеты они были в желтое японское обмундирование, но у каждого на головном уборе сияла красная звездочка. Бойцы улыбались нам, в знак приветствия поднимали руки, что-то выкрикивали. Это был веселый, молодой, энергичный народ. В груди у меня поднималось радостное чувство, я испытывала почти восторг. Здесь родилась и крепла день ото дня новая сила — Объединенная демократическая армия… Цзямусы… Может быть, именно этому городу суждено стать отправной точкой грандиозных событий в истории китайской революции… И вот я разъезжаю по его улицам, дышу его предгрозовым воздухом…