Тогда вспомнили о воеводских дарованиях Дмитрия Михайловича. Пожарский должен был сойтись в жестоком сражении с отрядом этого тушинца. Ему, как можно видеть по предыдущим «подвигам» Салькова, достался серьезный противник.

Летописное повествование в подробностях извещает об упорной борьбе Дмитрия Михайловича с Сальковым и о полной победе князя: «Тот же вор Салков пришел на Владимирскую дорогу и на иных дорогах многий вред творил. Царь же Василий послал на него воевод своих по многим дорогам, и сошелся с ним на Владимирской дороге, на речке Пехорке, воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский с ратными людьми. И был бой на много времени, и, по милости Божией, тех воров побили наголову. Тот же Салков убежал с небольшим отрядом, и на четвертый день тот же Салков с оставшимися людьми пришел к царю Василию с повинной, а всего с ним после того боя осталось тридцать человек, с которыми он убежал».

Бой на Пехорке произошел в промежутке от ноября 1609-го до первых чисел января 1610 года.

За заслуги перед престолом князь Пожарский награжден был новыми землями. В жалованной грамоте, среди прочего, говорилось: «Против врагов… польских и литовских людей и русских воров… стоял крепко и мужественно и многую службу и дородство показал, голод и во всем оскуденье и всякую осадную нужу терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо, безо всякия шатости…»

В феврале или марте 1610 года царь Василий Иванович ставит князя воеводой на Зарайск. Место — важное. Зарайск выдвинут на сотню с лишним верст к югу от Москвы, далеко за Оку. Он играет роль правительственного форпоста близ мятежной Рязанщины и закрывает направление, где исстари пошаливали крымцы. К западу от города концентрируются силы Лжедмитрия II, отступившего к тому времени из-под Москвы в Калугу. К тому же город располагает каменным кремлем, а это даже в начале XVII века — редкость для России.

В апреле 1610-го скончался блистательный полководец князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Положение государя немедленно пошатнулось. Отчаянным неприятелем Василия Ивановича сделался тогда неистовый вождь рязанского дворянства Прокофий Ляпунов. Он рассылал по городам грамоты, вербуя сторонников против царя. Ляпунов связывался с тушинцами, стоящими в Калуге. Зарайск, лежащий меж рязанскими и калужскими местами, имел тогда особое значение. Племянник Ляпунова Федор отправился туда с бумагой, содержащей предложение о союзе.

Пожарский, выслушав посланца, «не пристал к совету его и того Федора отпустил… А с той грамотой быстро послал к царю Василию, чтобы к нему на помощь из Москвы прислал людей. Царь же Василий тотчас послал к нему на помощь».

Из Москвы к воеводе явился с большим отрядом Семен Глебов — старый соратник Пожарского еще по боям под Коломной, а также стрелецкий голова Михаил Рчинов со стрельцами. «Прокофий, — сообщает летопись, — услышав о том, что пришли на помощь люди в Зарайский город, с Вором[141] перестал ссылаться. Дума же была у него большая против царя Василия с боярином с князем Василием Васильевичем Голицыным, и от Москвы отложился и начал царя Василия не слушать. В то же время стоял под Шацким князь Василий Федорович Мосальский, а с воровской стороны был князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский, и князя Василия под Шацким побили. Царь же Василий, про то услышав, послал к нему на помощь голову Ивана Можарова. И Прокофий сведал то, что идут к Шацкому, повелел Ивана перехватить и их не пропустил, повелел им быть у себя». Таким образом, князь Дмитрий Михайлович проявил лояльность к государю, в результате чего ляпуновцы не получили поддержку из Калуги. Но последовавшее за этим поражение у Шацка резко ухудшило положение правительственных войск на юге России. Пожарский оказался без серьезной поддержки со стороны полевой армии.

Его положение стало просто отчаянным, когда от Василия Шуйского отложилась Коломна. Военачальник Михаил Бобынин, стоявший в городе с сотней ратников, решил переметнуться на сторону Лжедмитрия II. Он увлек за собой горожан. Коломенские воеводы князья М. С. Туренин и Ф. Т. Долгорукий не сумели противостоять стихии бунта. Владыка Коломенский Иосиф также поддался изменным настроениям.

«Коломничи все поцеловали крест и к Вору послали с повинной, — рассказывает далее летопись. — И послали с грамотами на Каширу и к Николе Зарайскому. Посланные же их пришли на Каширу. Каширяне же, услышав про Коломну, начали Вору крест целовать. Боярин князь Григорий Петрович Ромодановский не хотел креста целовать и стоял за правду. Они же его чуть не убили, и привели его к кресту, и к Вору послали с повинной. И пришли в Зарайский город из Коломны посланцы, чтобы также целовали крест Вору».

Но тут нашла коса на камень. Дмитрий Михайлович оказался крепче волей, чем воеводы коломенские и князь Ромодановский. Жители Зарайска собрались вместе и толпой двинулись к воеводе, чтобы принудить его к изъявлению покорности Тушинскому вору. Как видно, часть ратников, присланных из Москвы, также решила перейти на вражескую сторону. У Пожарского остался лишь небольшой отряд. Князь заперся с ним в крепости. Стрельцы наводили свои пищали на бешеную толпу горожан. Пушкари стояли с зажженными фитилями близ орудий. Дворяне, обнажив сабли, встали у ворот — на случай, если озверевший люд полезет на них с тараном. И, как видно, посадский сброд, возбужденный изменными словами, сделал попытку приступа. Но зарайского воеводу не пугали грозные выкрики и народное буйство. За спиной у него стояла великая святыня — древняя высокочтимая икона святителя Николая Мирликийского, к которой приезжали молиться московские государи. Образ хранился в каменном Никольском соборе кремля. Соборный протопоп отец Димитрий Леонтьев встал на сторону воеводы. Надо полагать, выполняя свой долг, воевода надеялся не только на собственные силы, но и на небесное заступничество.

«…Те же воры, видя свое бессилие, прислали в город и винились, и [предлагали] целовать крест на том: „Кто будет на Московском государстве царь, тому и служить“. Он же, помня крестное целование царю Василию, целовал крест на том: „Будет на Московском государстве по-старому царь Василий, ему и служить; а будет кто иной, и тому так же служить“. И на том укрепились крестным целованием, и начали быть в Зарайском городе без колебания, и утвердились между собой, и на воровских людей начали ходить и побивать [их], и город Коломну опять обратили».

Это был серьезный успех. Пожарский не только удержал Зарайск, не только укрепил позиции государя, но и способствовал возвращению жизненно важной Коломны. А значит, и хлебных потоков. Кроме того, своим выбором и твердостью, проявленной в этом выборе, он показал, что слово «царь» еще чего-то стоит, хотя бы и в пламени Смуты.

К несчастью, стратегическая ценность «крепкого стоятельства» Пожарского оказалась сильно сниженной чудовищным поражением на другом направлении.

Борьба за Коломну и Зарайск шла в мае и, может быть, июне 1610 года. Тем временем польский король Сигизмунд III осаждал Смоленск. Воевода смоленский Михаил Борисович Шейн стойко держал оборону от поляков. На помощь Шейну из Москвы отправилась русско-шведская рать под общим командованием князя Дмитрия Ивановича Шуйского с приданными ей отрядами западноевропейских наемников. Против нее выступил талантливый польский полководец гетман Жолкевский. Армия союзников страдала от худого управления, между русским командованием и офицерами иноземцев установились нелады. Последние возмущались из-за невыплаты жалованья. Несогласованность в действиях иноземных отрядов и русских полков лишала их возможности вести совместную борьбу с грозным неприятелем. Итог — военная катастрофа, постигшая Д. И. Шуйского 24 июня под Клушином. После клушинского поражения Жолкевскому сдалась русская армия, оборонявшая Царево Займище. Затем пали Можайск, Борисов, Верея и Руза.

В июле 1610 года совершилось восстание против монарха. Государя ссадили с престола и передали полякам. Затем боярское правительство (так называемая «Семибоярщина») призвало на русский престол польского королевича Владислава. Он должен был явиться в Москву и принять православие, но не сделал ни того ни другого. Вместо этого его отец, король Сигизмунд III, утвердил в русской столице пропольскую администрацию, а «Семибоярщина» впустила в Кремль большой польско-литовский отряд.