— А теперь в кино? — спросил коммерческий директор.

Я сказал, что не могу.

— Это почему же? — Мила нахмурилась.

Я стал что-то врать про тренировку. Я запутался. Мила и коммерческий директор заметили.

— Воображаешь? — сказала Мила. — Мы с тобой возимся, а ты ведёшь себя по-свински. Валентин это делает ради меня… Но хватит, чёрт с тобой!

Коммерческий директор сказал:

— Ну-ну, не надо сердиться.

Он сам положил секундомер мне в карман, ракетки вложил мне в руку.

— Тренировки не следует пропускать, — сказал он.

И я ушёл.

Дома я отнёс подарки в Милину комнату. Мама их там сразу обнаружила, принесла в мою комнату и бросила на диван.

— Не понимаю, что тебе надо, — сказала мама. — Человек так к тебе относится!..

Я вспомнил, что мама одно время не любила папиного заместителя Мищенко. Она говорила о нём: «неприятный», «чёрствый», «себе на уме». Но вот летом Мищенко помог достать для папы путёвку в санаторий, и мама стала говорить о нём по-другому: «А он оказался прекрасным человеком!» Два раза Мищенко был у нас в гостях. Мама с ним и его женой очень любезна. А папа говорит о Мищенко, что он хороший специалист. А «себе на уме», «неприятным», «чёрствым» Мищенко уже перестал быть.

А если бы не помог достать папе путёвку? Нет, я таким, как мама, не буду.

Я вспомнил, что злюсь на Лапушкина из-за того, что Лапушкин недавно, когда пришёл в класс перед уроками, со всеми ребятами поздоровался за руку, а со мной нет. А я всё равно его буду любить! Ведь он же хороший парень! Я решил пойти к Лапушкину.

Лапушкин встретил меня не очень-то радостно. Мы посидели на диване, поговорили о футболе. Лапушкин никак не мог понять, зачем я к нему пришёл. Он спросил:

— Может, тебе десять копеек нужны; которые мне одолжил?

Я ответил:

— Что ты! Я просто так зашёл.

Но всё равно у нас разговора не получилось. Я попрощался с Лапушкиным за руку. Он сказал:

— Ну, бывай! Мне нравится, что ты не мелочный.

Я улыбался, когда шёл от Лапушкина. Как хорошо, что я его люблю бескорыстно! Просто так, за то, что он хороший парень.

А потом я увидел, как на Манечку Аб напали два четвероклассника: они дёргали её за косы, ставили ей подножки. Манечка вопила, отбивалась, но четвероклассники были увёртливые — Манечка зря руками размахивала. Я подскочил, дал одному по шее, а другой сам отбежал.

Манечка была растрёпана, платье её на плече было порвано, чулки гармошкой — бедняга. Я вспомнил, что Манечкин отец бросил их с матерью. И вот какой у Манечки вид…

По-моему, всякого человека нужно любить, если у него случилось несчастье.

В прошлом году в нашем классе учился Герка Сомов. Его никто не любил: он был ябедой и подлизой. На меня он раз наябедничал Ольге Гавриловне. Я его терпеть не мог. Но весной у Герки умер отец, и все в классе к нему после этого хорошо относились.

Я с ним, наверно, с неделю делился завтраками, а потом перестал: как-то забылось, что у него умер отец. Зря я перестал с ним делиться завтраками.

Я улыбнулся Манечке.

— Не бойся, — сказал я, — больше они тебя не тронут.

Я подошёл к ней поближе, но Манечка отскочила.

— Не подходи! — завизжала она. — Я знаю, что ты задумал!

— Манечка, — сказал я, — да чего ты боишься? Я же тебя выручил.

— Не подходи, — сказала Манечка Аб, — знаю я тебя!..

Она перешла на другую сторону улицы. Так мы и шли: я по одной стороне, а Манечка Аб — по другой. Как же мне ей доказать, что я её люблю? Я вспомнил, что Манечка вчера не могла ответить по географии. Если б кто-нибудь другой не ответил, Ольга Гавриловна двойку бы поставила, но Манечке Аб учителя прощают: она туповатая.

Я решил пойти к Манечке и позаниматься с ней географией.

Ну и переполошилась же Манечка, когда увидела, что я захожу в её парадное!

— Что тебе надо, Водовоз? — закричала она. — Наговаривать идёшь, да?

— Да не бойся, Манечка, — сказал я. — Я к тебе с пионерским поручением.

Мне открыла Манечкина мать. Я соврал, что пришёл по поручению звена заниматься с Манечкой.

— А она что не идёт? — спросила Манечкина мать.

— Она боится, — ответил я.

Манечкина мать вышла на лестницу.

— Иди, иди, не оглядывайся! — сказала она Манечке.

Я услышал, как она шлёпнула Манечку. Манечка заплакала.

— Врёт он! — закричала она. — Не получала я двойки!

Я даже не осмелился попросить Манечкину мать, чтоб она перестала драться: уж очень у неё злой вид. Она надавала Манечке ещё и за порванное платье и ушла на кухню. А мы с Манечкой пошли в комнату и сели за стол. Манечка листала учебник и всхлипывала.

— Наябедничал! — говорила она. — Гад такой! Тебе нравится, что меня мать бьёт, да? Она меня каждый день лу-у-пит.

— Манечка, я же не хотел, — сказал я. — Я же хочу, чтоб ты в следующий раз по географии ответила.

— Знаю я тебя… — сказала Манечка Аб.

Горько мне было. Я пришёл помочь Манечке, а получилось, что мать из-за меня её отлупила. Манечка читала вслух географию, всхлипывала и ненавидела меня.

— Манечка, — сказал я, — перестань плакать, а то ничего не запомнишь.

— Иди ты! — сказала Манечка. — Ябедник!

— Манечка! Я же тебя люблю! — сказал я.

— Хулиган! — ответила Манечка. Она выбежала в коридор и крикнула матери: — Мама, Водовоз сказал, что влюблён в меня.

Манечкина мать сразу же пришла в комнату.

— Тебе чего от неё надо? — спросила она.

Я стал бормотать, что пришёл с пионерским поручением, заниматься…

— Да? — сказала Манечкина мать. — Убирайся подобру-поздорову.

Манечка показала мне язык. Невозможная Манечка! Я старался на неё не злиться. Я прогонял от себя злость.

Когда я спускался по лестнице, Манечка Аб вдруг выскочила на площадку и запустила в меня галошей. Прямо по затылку досталось. Я окончательно понял, какое это нелёгкое дело — любить людей.

На следующий день Манечка в школе всем девчонкам в классе рассказала, что я в неё влюблён. Этого я уже не мог стерпеть. Я влюблён в эту уродину?! Позор! На перемене я надавал Манечке по шее, а она пожаловалась Ольге Гавриловне.

Ольга Гавриловна сказала мне:

— Если тебе нравится девочка, то незачем её за это бить.

— Не нравится она мне! — закричал я. — Пусть только ещё раз скажет, что я в неё влюблён!..

— Ну-ну, потише! — сказала Ольга Гавриловна.

На этом кончилась моя бескорыстная любовь к Манечке Аб. Лучше я кого-нибудь другого бескорыстно полюблю. Ну вот хотя бы Генку Зайцева: у него отец — пьяница, всю зарплату пропивает. Я хотел подойти к Генке Зайцеву и поговорить с ним, но что-то расхотелось. Дурак он. Какой интерес любить дурака?

Я решил подыскать для бескорыстной любви кого-нибудь другого.

Вторая встреча с Пазухой. Новая шляпа учителя танцев и мои размышления о недоразумениях

Второй раз я встретил Пазуху, когда мы с Корольковым шли к Родионову делать уроки. Пазуха стоял посреди мостовой с поднятыми руками и старался остановить машину.

— Шурка, сволочь! — кричал Пазуха. — Прокати!

Машина проехала.

— Вот гад! — сказал Пазуха. — Не узнаёт!

Тут он увидел меня и заулыбался.

— Привет! — крикнул Пазуха. — Ты чего в кино не пришёл? Обиделся, да?

Я не знал, что ответить. Забыл, что ли, Пазуха, как он сказал, что видеть меня не хочет, когда узнал, что я пишу стихи?

— Признавайся, обиделся? — спрашивал Пазуха. — Обиделся, да? Да брось ты обижаться.

Я ответил, что не обиделся.

— И не обижайся, — сказал Пазуха. — Я тебя в кино провёл? Провёл. А ты ещё обижаться вздумал.

Он вытащил из кармана яблоко и дал мне.

— Ешь, — сказал он. — Только этому отличнику не давай. — Он кивнул в Сёмину сторону.

Мне перед Сёмой неловко было. Я решил яблоко не есть. Я надеялся, что Пазуха отвяжется от нас. Но он и не думал. Он шёл и вспоминал, как провёл меня в кино. Потом он начал вспоминать, как мы с ним повесили на лестнице чёрного кота.