Иван
Потому что, только мы
отвоюем мир —
будут делать из чумы
утренний кефир.
Мы вас быстро обезвредим,
и с весельем на лице —
будут кукол красить дети
акварелью ТБЦ.
Чтоб микробы не хирели
как обыденное —
будут делать из холеры
нежное слабительное.
Мир светлее,
день синее,
умереть не можем мы —
потому что мы сильнее
и воины и чумы.
(Не умирает.)
Мария
Люди ходят в загс на запись,
возят жен в родильный дом,
бывший яд — азота закись
мы
роженицам даем.
Женщины довольны —
роды
обезболены.
Мы поставили на вид
химикам приказом —
чтобы не был ядовит
ни один из газов.
Мы их скоро развернем,
как цветки на плитах.
Не старайтесь — не умрем.
Мы сильней иприта.
(Не умирает.)
Война
Пустить магнитные поля!
Убить моторы!
Пустить по людям Зет-лучи!
Усеять все поля шипами!
Жечь!
Леденить до абсолютного нуля!
Пусть атомным ядром
взорвется вся земля!
Пусть раздерется атмосфера клочьями!
Я
пока еще
не окончена.
4
Война
Прикончат.
Я полностью выпила холодный стакан
допроса.
Сейчас войдут и выведут в ничто.
Влажной тряпкою сотрут, как мел,
с лица истории…
Развеют,
как пепел по степям…
О… Никогда
не рыть траншей!..
Никогда
не дыбиться фугасом!
Не обшаривать
карманы убитых!
Пропасть без вести…
Исчезнуть, как исчезли —
шаман и фараон,
торгаш и кардинал,
как тень с экрана…
Сейчас войдут сюда — четвертовать,
и плавить танки, и ломать орудья,
и превращать их в трактора!
Сдирать с меня значки и эполеты,
регалии и флаги с бахромой,
орлов и львов,
единорогов,
сдирать с меня
мечи, щиты, короны, жезлы
и голую по холоду пустить,
загнать в десяток строк энциклопедии,
где с буквой «б» (что значит бывший)
мной будут только объяснять
меня,
войну —
всесильную и мировую!
Сейчас войдут, нет, входят,
сдирают саблю, крест, мундир,
награды лордов, графов, самураев!
Идет по мне, как трактор, слово
Мир.
Мир — это смерть Войне,
Я умираю.
Герань, миндаль, фиалка
А теперь мы спокойно можем
благоухать.
История
Так ли это все просто?..
НЕРАЗМЕННЫЙ РУБЛЬ (1939)
1
Был такой рубль
неразменный у мальчика:
купил он четыре мячика,
гармошку для губ,
себе ружье, сестре куклу,
полдюжины звонких труб,
сунул в карман руку,
а там опять рубль.
Зашел в магазин, истратил
на карандаши и тетради,
пошел на картину в клуб,
наелся конфет (полтинник за штук;
сунул в карман руку,
а там опять рубль.
2
Со мной такая ж история:
я счастья набрал до губ,
мне ничего не стоило
ловить его на бегу,
брать его с плеч,
снимать с глаз,
перебирать русыми прядями,
обнимать любое множество раз,
разговаривать с ним по радио!
Была елка,
снег,
хаживали
гости.
Был пляж.
Шел дождь.
На ней был плащ,
и как мы за ней ухаживали!
Утром, часов в девять,
гордый — ее одевать! —
я не знал, что со счастьем делать
куда его девать?
И были губы — губы!
Глаза — глаза!
И вот я, мальчик глупый,
любви сказал!
— Не иди на убыль,
не кончайся, не мельчай,
будь нескончаемой
у плеча моего и ее плеча.
3
Плечо умерло. Губы умерли.
Похоронили глаза.
Погоревали, подумали,
вспомнили два раза.
И сорвано много дней,
с листвой, в расчет,
в итог всех трауров по ней,
а я еще…
Я выдумал кучу игр,
раскрасил дверь под дуб,
заболел для забавы гриппом,
лечил здоровый зуб.
Уже вокруг другие
и дела и лица.
Другие бы мне в дорогие,—
а та — еще длится.
Наплачешься, навспоминаешься,
набродишься, находишься
по городу вдоль и наискось,
не знаешь, где находишься!
Дома на улице Горького
переместились. Мосты
распластались над Москвой-рекой,
места, где ходила ты,
другие совсем! Их нету!
Вернись ты на землю вновь —
нашла бы не ту планету,
но ту, что была, любовь…