Кто-то зажимает рот руками, журналисты сглатывают, и в горле у них пересыхает. Полицейские разглядывают носки своих ботинок, опустив голову. Комментаторы виновато замолкают. Труп принадлежит Джельсомине Верде, двадцатидвухлетней девушке. Ее похитили, пытали, а затем убили выстрелом в затылок, пуля прошла навылет. Тело бросили в принадлежавшую ей машину и подожгли. Она встречалась с Дженнаро Ноттурно, который решил остаться верным кланам, но потом сблизился с «испанцами». Они были вместе несколько месяцев. Но кто-то увидел их, возможно, обнимающимися в одной машине. Дженнаро вынесли смертный приговор, но ему удалось скрыться, неизвестно где, может статься, в каком-нибудь гараже неподалеку от дороги, на которой убили Джельсомину. Он и не думал о необходимости защитить ее, потому что они уже разошлись. Но кланы стремятся ударить побольнее, и люди, связанные с предателем дружескими, родственными или романтическими чувствами, становятся метками. Метками, на которых оставляют послания. Страшные послания. Жди наказания. Безнаказанность слишком рискованна, она узаконивает предательство и новые теории «раскольников». Наказать как можно сильнее. Таков порядок. Все остальное не имеет значения. Поэтому верные псы Ди Лауро приходят под каким-то предлогом к Джельсомине. Похищают ее, жестоко избивают, пытают, спрашивают, где Дженнаро. Девушка не отвечает. Может, она действительно не знает, а может, готова пройти через эти мучения ради него. И ее убирают. Каморристы, которых направили на выполнение задания, или были одурманены кокаином, или же, наоборот, мыслили абсолютно трезво, учитывая все до мельчайших деталей. Но хорошо известно, к каким методам прибегают ради подавления любого вида сопротивления, ради искоренения даже малейшего намека на гуманность. По-моему, тело сожгли, чтобы уничтожить следы пыток. Труп замученной девушки вызвал бы глубокое всеобщее негодование. Никто и не надеется на одобрение местных жителей, но до открытой вражды доводить нельзя. Остается только все сжечь. Доказательства смерти не так страшны. Не страшнее гибели на войне. Но становится невыносимо, когда представляешь себе эту смерть, как она наступила, как истязали девушку. Я сплюнул на землю мокроту, заполнившую легкие, и только так смог остановить возникающие в воображении картины.

Джельсомина Верде, местные называли ее Миной. Так ее называют и в газетах, становясь удивительно ласковыми от запоздалого чувства вины. Ее легко могли причислить к участникам междоусобной войны, а если бы она осталась жива, то продолжали бы считать девушкой каморриста, одной из многих, идущих на это ради денег или чувства собственной значимости, от связи с мафиозо. Очередная «синьора», пользующаяся богатством мужа-преступника. Но Сарацин — как прозвали Дженнаро Ноттурно — только начинал свою карьеру. Если он дорастет до куратора, контролирующего сбытчиков, то станет получать одну-две тысячи евро. Но это долгий путь. 2500 евро — такова, видимо, компенсация за убийство. А если полиция уже рядом и надо сматывать удочки, то клан оплачивает тебе месяц пребывания на севере Италии или за границей. Наверняка он тоже мечтал стать боссом, держать в руках половину Неаполя и охватить инвестициями всю Европу.

Если я отвлекусь немного и переведу дыхание, то без труда смогу представить себе их встречу, даже не зная лиц. Скорее всего, познакомились они в обычном баре, в одном из этих чертовых южноитальянских баров на окраине, вокруг которого крутится водоворотом жизнь и подростков, и девяностолетних стариков, страдающих всевозможными катарами. Или же они столкнулись на дискотеке. Прогулка по пьяцца Плебишито, поцелуй перед возвращением домой. Затем следуют проведенные вместе субботы, пицца с друзьями, запертая на ключ дверь после воскресного обеда, когда остальные спят, отяжелев от еды. И так далее. Как бывает всегда и, к счастью, со всеми. Потом Дженнаро входит в Систему. Наверное, уговорил какого-нибудь друга-мафиозо свести его с нужными людьми и стал работать на Ди Лауро. Думаю, Джельсомина, узнав об этом, попыталась подыскать ему другое занятие — здесь девушкам нередко приходится волноваться за своих женихов. Потом она, возможно, выбросила тревожные мысли из головы. В конце концов, такая же работа, как и другие. Водить машину, перевозить какие-то свертки. Начинают с малого. С пустяков. Но они дают тебе возможность жить, работать и даже испытывать иногда удовлетворение от мысли, что ты самореализовался, что тебя уважают и ценят. Потом между ними все кончилось.

Тем не менее нескольких месяцев было достаточно. Достаточно, чтобы связать Джельсомину с Дженнаро. «Пометить» ее как человека, имеющего к нему отношение. Несмотря на то что их роман прекратился, возможно, так по-настоящему и не начавшись. Неважно. Это все только догадки и предположения. Значение имеет лишь то, что девушку пытали и убили после того, как несколько месяцев назад ее увидели в Неаполе, где она кого-то обнимала и целовала. Мне это кажется невероятным. Джельсомина, как и все здесь, работала за троих. Молодым девушкам и женам часто приходится в одиночку содержать семью, потому что очень многие мужчины годами страдают от депрессий. И у секондильянцев, и у жителей стран третьего мира тоже есть нервы. Многолетнее отсутствие работы накладывает на тебя неизгладимый отпечаток, а когда начальство обращается с тобой как с дерьмом и нет ни контракта, ни уважения, ни денег, то это убивает. Ты или становишься животным, или оказываешься на краю пропасти. Джельсомина вкалывала, как и все остальные, на нескольких работах, чтобы достаточно заработать и отдать половину денег семье. Она была еще и волонтером — помогала старикам, за то газеты наперебой расхваливали ее на все лады. По соседству с репортажами о Мине Верде как-то появилось интервью с женой Раффаэле Кутало. Сама непорочность, она уверяет, что каморра — настоящая каморра, каморра ее мужа — никогда не убивала женщин. Не позволяла строгая этика, которой придерживались не чуждые порядочности мафиози. Наверно, стоило ей напомнить случай из восьмидесятых годов, когда Кутоло велел выстрелить в лицо дочери магистрата[23] Ламберта, совсем малышке, на глазах у отца. Но газетчики прислушиваются к синьоре, доверяют ей и ее авторитету и надеются, что каморра станет такой, как раньше. Прежняя каморра всегда лучше настоящей или будущей.

Любовные связи или дружеские отношения на войне поддерживать нельзя — они могут обернуться против тебя. Душевные переживания, обуревающие юных членов мафии, можно проследить по перехваченным телефонным разговорам, например, между Франческо Венозой и Анной, его девушкой. Эта запись фигурировала в постановлении об аресте, вынесенном прокуратурой Неаполя в феврале 2006 года. Франческо собирается укрыться в Лацио и предупреждает смс-сообщением своего брата Джованни, чтобы тот не смел ехать навстречу, иначе его могут выследить: «Привет брат, что бы ни случилось пжлста оставайся на месте, ок? Лю».

Во время последнего звонка перед сменой номера Франческо объясняет своей девушке, что ему надо уехать отсюда и что не так просто быть частью Системы:

— Мне уже восемнадцать лет… это не шутки… они выбрасывают тебя… они убивают, Анна!

Но Анна упрямая, она хочет пройти конкурсный отбор и стать сержантом карабинеров, изменить свою жизнь и заставить Франческо изменить свою. Он искренне рад стремлению Анны вступить в ряды карабинеров, но себя чувствует слишком старым для изменений.

Франческо: «Я очень рад за тебя… но у меня другая жизнь… И я не буду ничего менять».

Анна: «Правильно, молодец, очень рада это слышать… Так держать! Ну, что еще скажешь?»

Франческо: «Анна… Анна, зачем ты так?..»

Анна: «Тебе только восемнадцать, ты можешь изменить все что угодно… Почему ты опускаешь руки? Я не могу этого понять…»

Франческо: «Я ничего не стану менять в своей жизни, ни за что на свете».

Анна: «Ну конечно, потому что тебе и так хорошо».