— Маран прав. За нами действительно наблюдают. Я тоже чувствую. Все-таки я кое-чему научился на Перицене. Лах, я тебе скажу, отнюдь не был веселой прогулкой, как казалось некоторым.

Дан кивнул. Хотя он и не попал в Лах, но по Атанате и походу узнал лахинов достаточно хорошо, чтобы не представлять себе их государство зоной комфорта.

— Да и ты на Торене был не в тепличных условиях. Ты тоже должен был научиться этому.

Дан опять кивнул.

— И я чувствую. Конечно, не как Маран, но что-то мелькает.

— Я так и думал. Мы могли б… Ах, что толку! Наши гастролеры… Согласись, Дан, это просто черт знает что!

Дан кивнул в третий раз.

— Не понимаю, — сказал Патрик с отчаянием, — что за ослепление на нас нашло? Контакт, видите ли! Что за страсть, очертя голову, кидаться на выучку к более умному? Какая-то иждивенческая психология, удивительная в обществе, разрешившем — и вполне самостоятельно — большинство своих проблем.

— Говоря об обществе, успешно разрешившем свои проблемы, ты упускаешь из виду одну деталь, — усмехнулся Дан. — Ты рассматриваешь общество в целом, как вширь, так и вглубь… ну, как в пространстве, так и во времени.

— Ну и что?

— А то, что, хотя проблемы у каждого времени свои, периодически происходит их накопление, и последний пик подобного накопления был почти век назад. И соответственно, решением проблем занимались наши прадеды и прапрадеды, даже деды, в основном, только подчищали, а уж наше поколение, как и поколение наших отцов, занимается по преимуществу ремонтом уже построенного здания, да и то косметическим. Отсюда тревожные тенденции…

Патрик пожал плечами.

— Любое стабильное общество подвержено опасности стагнации, главное — вовремя уловить эти тенденции и…

— И что? Дестабилизировать его?

— Почему бы и нет? Если нестабильное общество видит выход в стабилизации, то стабильное… Конечно, сознательно ни одно стабильное общество к дестабилизации не стремится, но, возможно, подсознательно… И поскольку внутреннего толчка к этому ждать не приходится, надежда только на внешний импульс.

— Какой еще импульс? Чем дольше развивается общество, тем большей стабильности оно достигает. Обращаться к опыту опережающей цивилизации можно только в поисках дальнейшей стабилизации.

— Это еще бабушка надвое сказала. Смотря какое общество… Ладно, это все теории, давай перейдем к практике.

— Какая ж это теория, если именно поэтому нам дали в начальники контактолога, и теперь…

— Теперь надо решить, что делать.

— А что мы можем сделать? Не свергнуть же его в самом деле?

— Бунт на корабле? Нет, Дан. До подобного экстремизма я еще не дорос. Но, согласись, надо как-то привести их в чувство. Неужели тебе по вкусу вчерашняя идиотская, дилетантская прогулка? А то, что они сейчас выделывают, тебе нравится?

— Нет, но…

— Дело даже не в Дэвиде, он не дурак и вполне поддается убеждению. Но вот тот фрукт…

— Фрукт или овощ? — рассмеялся Дан.

— Смейся, смейся. Ты его еще не раскусил. Это честолюбец и карьерист, и ради славы и карьеры он пойдет на любой риск и пожертвует, чем угодно.

— Даже жизнью.

— Все может быть. И не только своей. Но речь не об этом. Как бы он не пренебрег во имя собственных интересов интересами Земли. Человечества.

— Это вряд ли. Он так гордится своей принадлежностью к человечеству, что… — Дан запнулся.

— Что оскорбил человека в тысячу раз лучше него. Не стесняйся в выражениях. Но это ведь не показатель, Дан, как раз наоборот.

— Ну и что ты предлагаешь?

Патрик почесал затылок. Тут видеофон Дана пискнул, Дан машинально вытащил его и тронул сенсор. Дэвид — это был он — поинтересовался для порядка, нет ли чего нового, и, когда Дан покачал головой, сказал:

— Посовещаемся? Тут есть предложение.

— Какое? — настороженно поинтересовался Патрик.

— Войти.

— Как? Ах войти! Ну! Просто, как все гениальное! — Патрик насмешливо улыбнулся. — И кому принадлежит сия блистательная идея? Тебе?

— Ты против?

— Против.

— И ты, Дан?

Дан кивнул, без лишних, впрочем, эмоций.

Дэвид помолчал, потом предложил:

— Обоснуйте вашу точку зрения.

— Сначала ты обоснуй…

Патрика прервал дрожащий от возбуждения голос:

— Внимание! Следите за экранами!

— Артур, стой! — заорал первым догадавшийся Дэвид. — Стой, Артур!

Но тот не ответил, видимо, был уже у двери? Да. Вот он толкнул дверь рукой… Дан и Патрик застыли, всматриваясь в экранчик. Дверь не поддалась, Артур толкнул ее еще раз, потом отступил на шаг, мелькнула его рука, в которой было что-то зажато…

— У него «ключ», — буркнул сердито Патрик.

«Ключ»? Откуда? Кто из разведчиков мог расстаться со своим «ключом»? А что, если?.. Дан хлопнул себя по карману — нет, тяжелый кубик прощупывался сквозь нетолстую ткань… Наверно, с Земли привез, там достал? Но откроет ли их «ключ» эту дверь? Наверно, откроет, ни замков, ни замочных скважин не видно, запоры, должно быть, электромагнитные, термические, еще что-то в этом роде, если так, «ключ» мигом подберет нужную волну… Так и есть, дверь дрогнула и стала открываться. Забыв обо всем остальном, Дан поспешно переключил прибор на сигнал с камеры Артура и впился глазами в экран.

Темнота. Какой-то проблеск. Костер?! Нет, скорее, нечто вроде вечного огня. Величина экрана сама по себе не позволяла различить детали, а тут еще и темнота… Невозможно даже прикинуть размеры помещения, разве что судить по огню, по примерному расстоянию до него… Учитывая форму здания, расположение дверей, можно предположить, что весь нижний этаж представляет собой большой зал, в центре которого пылает этот странный огонь… Огонь горел не на уровне пола, а висел в воздухе, над головами, выглядел он довольно необычно — множество извивающихся мерцающих струй, похоже на клубок змей, беспрестанная игра, к тому же он длинный, возносится вверх, вверх, должно быть, нижний этаж непомерно высок…

Все эти прикидки длились лишь миг — тот самый, в течение которого Артур переступил порог и остановился. Потом внезапный визг, крики, Артур наконец сообразил переключиться на инфракрасное видение, и темнота в зале распалась на… Люди, множество людей! Замелькали качающиеся тени, темные фигуры кинулись в разные стороны, сталкиваясь друг с другом. Паника, хаос!.. Впрочем, нет. Движение, выглядевшее хаотичным, на деле оказалось осмысленным, просто смысл его трудно было уловить сразу, но прошла минута, вторая, и зал опустел. Не имевший опыта или просто растерявшийся Артур не сумел проследить за этим движением, в объектив попала только середина зала с неясным силуэтом колонны, над которой парил «вечный огонь». И лишь, когда он повернулся в одну сторону, в другую, мелькнула висячая лестница. И все. Ни души.

«Вообрази себе, Дан, довольно долго я думал, что проходящие века делают людей лучше»… Дан беспокойно заерзал. «Я думал»… Вот и я думал. А почему, собственно? Откуда я это взял? И думал ли я?.. Да, думал. То, что сегодняшние люди не смелее, не сильнее — не физически, а духом, это я понял давно, но продолжал верить, что они порядочнее, честнее, добрее, чем пару веков назад. Почему? Разве я знаю, какими были люди два века назад? Четыре? Шесть? Откуда мне это знать, по книгам? Но разве в книгах люди прошлых веков предстают лжецами или подонками? Вовсе нет. Есть и честнейшие, и порядочнейшие… Правда, если верить, что старая литература имела склонность к героизации, как утверждают критики, то… Но ведь отец… Дан вспомнил отца, его манеру говорить восклицаниями, пристрастие к рубящим жестам. Отец был в корне не согласен со многими литературоведами, к большинству своих коллег он относился с жестоким презрением, обзывал их конъюнктурщиками. Была ли в этом доля истины? Мать резкость отца относила на счет его неудовлетворенности своим положением, неутоленного честолюбия, будучи ребенком, Дан верил, что мать права всегда и во всем… наверно, это свойственно всем детям? Становясь взрослым, он все чаще замечал ее ошибки и постепенно понял, что права она оказывалась довольно редко. Не отсюда ли брало корни его недоверие к женской логике? Во всяком случае, по отношению к отцу она была несправедлива, из-за нее Дан во многом недооценивал отцовские знания и способности, в его любви к отцу присутствовало больше жалости к неудачнику, каковым его мнила мать, нежели уважения к ученому, несомненно талантливому… Хотя и недостаточно признанному. А почему? Не потому ли, что отец, обладая редкой независимостью суждений, ничего не делал на потребу обществу? Нельзя сказать, что он не ценил это воспитавшее его общество, не замечал его преимуществ, нет, но в самом тоне, каким он уничижительно цедил сквозь зубы любимое словечко «конъюнктура», звучало нечто… Впрочем, Дан слишком плохо знал отца, и судить о мыслях того ему было трудно… да он и не пытался!.. Конъюнктура… Почему современное общество усердно внушало себе, что достигло совершенства? Не потому ли, что от совершенства оно еще достаточно далеко? И самое несовершенное в этом обществе — люди. Мы достигли немалого в науке и технике, в экологии, особенно хороши наши законы, в принципе, законодательство наше уже приближается к совершенному, многого мы добились в вопросах общественного устройства, гуманистического воспитания… Кое-что делаем в искусстве… увы! Если поступательное развитие науки пока не прекращается, то с искусством у нас хуже, движение идет медленно, с рывками и остановками, даже с упадками… Но говоря о людях, надо, наверно, прежде всего говорить о морали? А что у нас с моралью?.. Дан перевернулся на бок. Не спалось. Из смежной комнаты… в этом коттедже, относительно большом, было три спальни, две из них почему-то сообщались между собой… из смежной комнаты доносился храп Артура, Дэвид же спал тихим и глубоким сном. А в маленькой спаленке чуть поотдаль то и дело вздыхал во сне и ворочался Патрик, из-за духоты оставлявший дверь открытой. Даже во сне они были разными. Вот, пожалуй, и ответ, люди, как были разными, так и остались. В том числе, и в степени их приверженности нормам морали. Но сама мораль? По сути, моральные ориентиры человечества не менялись уже десятки веков… Дан сел, потом снова лег. В доме было неважно с вентиляцией, наверно, когда эти коттеджи строили, рассчитывали на кондиционирование, но кондиционеры давно вышли из строя. Он позавидовал Марану, вызвавшемуся быть часовым в первую половину ночи — настороженный Дэвид полагал, что необходимо наблюдение человека, технике он почему-то перестал доверять. Решил, что ее можно обмануть с помощью другой техники?.. Все возможно, кажется, они зашли в тупик… в тупик, а он, Дан, валяется на неудобном, но матраце и рассуждает о морали, нашел время… Впрочем, он интуитивно чувствовал, что от морали совсем не так далеко до их проблем. А одинакова ли мораль в разных обществах? Разных цивилизациях? На разных ступенях развития одного и того же общества или цивилизации? Он наконец собразил, что задыхаться незачем, встал, открыл дверь и вышел на крыльцо. Поискал взглядом Марана… Вот с Мараном у них одна мораль. Практически одна, исключая мелкие детали. Одна, несмотря на парсеки и века. А что это значит? Разве не то, что мораль на Земле и Торене одинакова? Да даже на Перицене моральные критерии во многом сходны с земными, во всяком случае, понятны землянину, ведь если те же лахины относятся к войне и убийству иначе, чем земляне, они все-таки считают доблестью убийство врага в честном бою, а не из-за угла. Вот если б их мораль поощряла убийство из-за угла… Постой-постой, друг Даниель! Все не так просто. Мораль Марана? Да, конечно. А как быть с моралью Изия? Моралью Лиги? А может ли существовать мораль с обратным знаком? Или это просто патология? В данном случае, видимо, патология, ибо в том же обществе и на той же планете существует и нормальная мораль, но вообще… Наверно, возможно и целое общество, придерживающееся моральных критериев с обратным знаком — по отношению к земной, естественно. В таком случае возможность контакта, иными словами, взаимопонимания, должна ставиться в зависимость не от уровня развития науки, техники, информатики, даже не от общественного устройства, а от совместимости моральных ориентиров. Значит, надо понять, какова здесь, на Палевой, мораль. Если судить по прошлому… Конечно, что-то могло измениться, хотя моральные критерии вещь устойчивая… Но предположим, что не изменилось или изменилось не очень ощутимо. Итак? Пацифисты. Это как будто факт. На Торене они проповедовали нечто вроде любви к ближнему. А на Перицене? В Атанате? Немилосердное давление с целью привить свои нормы, вытеснив чужие… простите, свои или чужие, это как посмотреть, с позиции палевиан или атанатцев… А ведь Атаната была позже. Правда, еще не доказано, что была… Или доказано? Трехпалая рука налицо, этого, наверно, достаточно? Что ж получается? Фу, голова пухнет от этих мыслей…