Япония тщательно подготовилась к нападению. Ее армия (в мирное время имела тогда всего семь дивизий) была хорошо обучена и вооружена. Главный удар японское командование намеревалось нанести в Корее (которая формально находилась под «покровительством» пекинского двора), быстро занять ее и вторгнуться в Маньчжурию, чтобы отсюда идти на Пекин.

Маньчжурские сановники надменно заявляли, что по сравнению с Китаем Япония — козявка, если она нарушит мир, то будет строго наказана. Это было пустым бахвальством.

Пока маньчжурские придворные хвастуны болтали, японское командование провело мобилизацию, сформировало две полевые армии (1-ю и 2-ю) и подготовило необходимые транспортные средства для их перевозки в Корею и Маньчжурию. Небольшой по судовому составу японский флот был приведен в боевую готовность.

В конце июля 1894 года японцы внезапно начали военные действия, напав на китайские военные корабли в одном из корейских портов, и интернировал в Сеуле корейского короля. В столице Кореи расположился небольшой японский гарнизон.

Война началась.

Сунь Вэня она застала в Кантоне. Он решил ехать на Север, где никогда раньше не бывал. Хотел «посмотреть, прочна ли Цинская династия», как писал впоследствии. Попутно намеревался вручить Ли Хун-чжану свою «Программу четырех условий».

Из Кантона Вэнь выехал в Шанхай, где находился Лу Хао-дун. Тот был вхож в некоторые богатые китайские семьи. Лу познакомил Вэня с состоятельным дельцом Сун Яо-жу.

Из Шанхая Сунь Вэнь и Лу Хао-дун выехали в Тяньцзинь. Ли Хун-чжан, конечно, не принял Сунь Вэня. Это его не очень удивило. Вместе с Лу он объездил провинции Центрального Китая. Потом друзья расстались. Вэнь вернулся в Кантон[2].

…А над Китаем продолжал пылать огонь войны. После потопления китайских кораблей в корейских водах в июле японцы высадили в Корее свою 1-ю армию, двинулись на Север, разбили маньчжурские войска под Пхеньяном (15 сентября) и отбросили их к реке Ялу, по которой проходила тогда граница между Китаем и Кореей. Через два дня морские силы Японии нанесли поражение китайскому флоту в устье реки Ялу; через месяц 2-я японская армия высадилась в Южной Маньчжурии и осадила Люйшунькоу (Порт-Артур), а 1-я японская армия отбросила отступавшие в беспорядке маньчжурские войска за Ялу и также вступила в Маньчжурию.

Было чистейшим безумием, национальной изменой думать, будто можно спасти страну без уничтожения насквозь прогнившего цинского режима! Более чем когда-либо Сунь Вэнь был уверен в том, что проклятую династию необходимо уничтожить, свергнуть, что спасение Китая в революции.

Всю жизнь вспоминал потом Сунь Вэнь тяжелый, душный осенний день. Война в разгаре. И Кантон точно оцепенел в мареве. В комнате никого, кроме него. Мысль возбуждена. Сердце сжато острой болью. Входят его товарищи. Молча усаживаются. Тишина. Духота. Ни малейшего дуновения. Все подавлены. Вэнь говорит. Настала пора действия. То, о чем они так много беседовали, спорили, о чем грезили, чему отдавали все силы души, все мечты юности, теперь поставлено в порядок дня: борьба! С этого дня начинается иная жизнь, жизнь, полная трудов, опасностей, быть может смертельных; впереди жестокие испытания — возможны неудачи, поражения, тяжелые потери, гибель товарищей. Пришло время борьбы. До последнего вздоха. Кто слаб душой — пусть теперь же отойдет в сторону. Для победы революции нужна одержимость революционеров! Он произносит эти слова с жаром. Революция, говорит он, может потребовать от тех, кто становится под ее знамя, готовности пойти на крайние жертвы, если нужно — на смерть.

И еще говорит он своим друзьям: революция не обещает тем, кто себя посвятил ей, ничего — ни благ, ни выгод, ни наград. Высшая награда революционера — сознание исполненного долга. Слава принадлежит самой революции, только ей одной, слава эта неделима, никто не может взять ее себе, приписать подвиг революционной партии своему имени, стать над революцией. Выше революции нет ничего.

Революционер не принадлежит себе. Он принадлежит революции…

Будто освежающий ветер закружил по комнате. Все встают. Падает слово, которое у всех в душе: «Восстание, восстание!»

Пробудить страну к действию, победить вековую инерцию может только боевое революционное дело. Кто-то должен первым пролить свою кровь — святую кровь — за него. Первыми поднялись друзья Сунь Вэня. В этом их великая заслуга.

План они выработали такой. Сунь Вэнь отправится за границу, объедет колонии китайских эмигрантов, соберет среди них пожертвования на революционную борьбу. Быть может, удастся привлечь к ней тех, кто готов умножить ряды бойцов за возрождение страны. Так возникает идея организации Союза возрождения Китая.

Через несколько дней Сунь Вэнь уехал в Шанхай. Повидал Лу Хао-дуна. Обменялись мнениями. Лу решил вернуться в Кантон и вместе с другими боевиками вести там подготовку к восстанию. Из Шанхая Сунь Вэнь отправился на Гавайи. Там были знакомства и связи. Там легче всего начинать. Что он вез с собой? Смелое, яркое революционное слово. Вэнь был прирожденный агитатор, пропагандист, оратор.

Трудно было Вэню. Некоторые просто пугались самой мысли о насильственном свержении монархии, существующей в Китае более двух тысяч лет. Большинство не верило в способность революционеров одержать победу. И все-таки он смог привлечь к революции сердца слушателей. Жертвовали. Кто сколько мог. Всего Вэнь собрал 1 388 долларов. От активного участия пока воздержались. В организацию согласились вступить только двадцать человек.

24 ноября 1894 года собрались для того, чтобы положить первый камень в фундамент новой революционной организации — Союза возрождения Китая. Второй раз встретились 21 декабря 1894 года. Слушали, как Вэнь читал декларацию новой революционной организации. В маленькой комнате раздавались вещие слова. О родине. О народе.

Закрывая заседание, Вэнь сказал своим новым товарищам:

— Революции не делаются в интересах какой-либо личности. Что такое революция, если не решимость народа, долго страдавшего от нищеты, гнета и отчаяния, изменить положение в стране? Желания простых людей не всегда ясны им самим, но одно они знают: то, что они испытывают, невыносимо. В Китае и раньше были люди, которые видели бедствия народа, но они не знали, что делать. Были и готовые действовать. Старый мыслитель Янь Юань писал: «Что я хочу — это движение, действие, реальность»; другой — Ли Гун требовал знаний, основанных на опыте, и исследований в любой области. Передовые люди! Но и они не понимали, что действие — это организация. Ли Гун отвергал так называемую «науку», основанную на запутанных поучениях древних философов. Но что такое знания, основанные на опыте, — это ведь признание великого значения труда, созидательного, творческого труда народа. И мы, революционеры, требуем действия, движения, понимания положения и нужд народа, признания решающей роли его труда и борьбы. Народ будет с нами, когда увидит, когда убедится, что мы сражаемся за него…

Двадцать пар глаз восторженно смотрели на него. Это были простые люди: мелкие торговцы, ремесленники, крестьяне. Может быть, они не смогли бы выразить словами то, что чувствовали сердцем. Но они хотели внести и свой труд, свою решимость в преобразование старого и вечно молодого Китая, их любимой страны, Тянься — Поднебесной, Хуа — прекрасной, как цветок лотоса!

4. Кровь героев

Сунь Вэнь понимал, что сделан только первый шаг. Не поехать ли ему отсюда, из Гонолулу, в Соединенные Штаты, где проживало много китайцев, и провести среди них такую же агитационную работу, воспламенить их сердца, заложить и там отделения союза и привлечь к его знамени еще отряд смелых патриотов? Он был готов к поездке, когда получил два важных сообщения из Китая. Одно — от товарищей из Гонконга. Они звали его назад. Их письмо — ответ на его послание Чэнь Шао-бо: «Не забывай нашего разговора на пароходе, когда ехали из Сянгана (Гонконга) в Аомынь (Макао), о необходимости восстания. Это вполне возможно осуществить. Как только начнете подготовку, я приеду». И вот они просили, чтобы он срочно вернулся. Положение в стране накалено, как никогда. Война продолжается. Потеряны крепость Порт-Артур (Люйшунькоу), взятая японцами почти без боя, и весь Ляодунский полуостров. 1-я и 2-я японские армии (40–50 тысяч человек) соединились. Началась высадка в Китае 3-й японской армии (еще 25 тысяч человек). Враг угрожает столице и восточным провинциям. Носятся слухи о предстоящем вторжении японцев в Шаньдун. Всюду измена, растерянность и паника. Цины губят страну. Надо действовать!