Джок прилип носом к квадратному стеклу. Понтер встал и подошёл к другому окну. За окном виднелась береговая линия того, что, как он знал, Джок называл озером Онтарио.

— Сплошной лес, — удивлённо произнёс Джок, оборачиваясь к Понтеру.

Понтер кивнул.

— Там есть охотничьи хижины, но постоянное население отсутствует.

— Без дорог я не узнаю этих мест.

— Мы скоро пролетим над одним из Фингер-лэйкс. Мы называем их так же, как вы — идея очевидна[39]. Вы без труда их узнаете.

Джок заворожено уставился в окно.

Эксгибиционисты не полетели на юг вместе с делегацией Объединённых Наций, но Бандра сказала, что на острове Донакат будут встречать другие. Пока же Бандра приказала визору отключиться, что он и сделал. Она повернулась к Мэри.

— Вчера мы не слишком много говорили о… о моей проблеме с Гарбом.

Мэри кивнула.

— Это из-за него… из-за него ушла ваша партнёрша?

Бандра встала и запрокинула лицо к потолку. На потолке были изображены сотни птиц, представляющие дюжину видов; каждая вырисована с неизменным тщанием.

— Да. Она не могла смотреть, как он делает это со мной. Но… но, в определённом смысле, это к лучшему, что она ушла.

— Почему?

— Проще скрывать свой позор, когда вокруг никого нет.

Мэри поднялась, положила руки Бандре на плечи и отступила на шаг, так, чтобы видеть её лицо.

— Бандра, послушайте меня. Вам совершенно нечего стыдиться. Вы не сделали ничего плохого.

Бандра, явно через силу, кивнула.

— Я знаю, но…

— Никаких «но». Мы найдём, как выйти из этой ситуации.

— Выхода нет, — сказала Бандра, и подняла руку, чтобы вытереть глаза.

— Должен быть, — сказала Мэри. — И мы его найдём. Вместе.

— Вы не обязаны помогать мне, — тихо произнесла Бандра, покачивая головой.

— Обязана, — сказала Мэри.

— Почему?

Мэри слегка пожала плечами.

— Скажем так: я немного задолжала женскому полу.

— И вот мы здесь, леди и джентльмены, — сказал Советник Бедрос. Остров Донакат — то, что вы называете Манхеттеном.

Джок не мог поверить глазам. Он знал Нью-Йорк, как собственную ладонь — но это!

Это было божественно.

Они летели над Южным Бронксом — только здесь стоял вековой лес: орех, кедр, каштан, клён, дуб, листья горят всеми красками осени.

— Смотрите! — крикнул Кофи Аннан. — Остров Рикерс!

И это правда был он, без тюрьмы, разумеется, и втрое меньше размером, чем тот искусственно расширенный остров, который знал Джок. Когда вертолёт пролетал над самым островом, Джок разглядел, что он не соединяется мостом с Квинсом. И, разумеется, слева от него не было никакого аэропорта в том месте, где в его мире расположена «Ла-Гуардия». Вместо неё там была гавань. Джок внутренне похолодел, разглядев нечто, что выглядело как авианосец — он не ожидал, что у неандертальцев есть что-то подобное. Он страшно не хотел, чтобы сидящий рядом с ним неандерталец снова заводил бесконечную болтовню, но ему нужно было знать.

— Что это? — спросил он.

— Корабль, — ответил Понтер, словно объясняя что-то очевидное.

— Я знаю, что это корабль, — ответил Джок, внутренне закипая. — Но почему у него такой широкий и плоский верх?

— Солнечные батареи, — объяснил Понтер. — Они питают его турбины.

Пилоту вертолёта явно было велено перед посадкой устроить облёт острова, чтобы дать им всё хорошо рассмотреть. Теперь машина двигалась в западном направлении, над островом Уордс, берега которого усеивали небольшие постройки, похожие на деревенские домики.

Вертолёт полетел дальше. Всё выглядело так, словно Центральный парк растянули на весь Манхеттен, от Ист-Ривер-драйв до Генри-Гудзон-парквей.

— Остров Донакат является Центром города, который мы называем Пепралдак, — сказал Понтер. — Другими словами, это женская территория. В Салдаке Центр и Окраину разделяют многие километры нежилой территории. В Пепралдаке Ценр и Окраина разделяются тем, что вы называете рекой Гудзон.

— То есть мужчины живут в Нью-Джерси?

Понтер кивнул.

— Как они перебираются через реку? Я не вижу ни одного моста.

— Транспортные кубы могут летать над водой, — сказал Понтер, — так что летом пользуются ими. Зимой река замерзает, и её переходят пешком.

— Гудзон не замерзает.

Понтер пожал плечами.

— В нашем мире замерзает. Ваша деятельность влияет на климат вашей планеты сильнее, чем вы думаете.

Вертолёт повернул на юг и теперь летел над рекой. Скоро он немного изменил курс, что означало, что они пролетали над девственными пространствами Хобокена. Джок посмотрел налево. Всё правильно — остров был там: холмистый — ведь Манхеттен означает «остров холмов», не так ли? — усеянный озерами… и полностью лишённый небоскрёбов. Среди леса встречались прогалины со стоящими на них кирпичными зданиями, но ни одно из них не было выше четырёх этажей. Джок посмотрел в правое окно. На месте Либерти-парка был лес. Там был остров Эллис, и остров Либерти, но, разумеется, без статуи Свободы на нём. Ну и хорошо, подумал Джок; он, конечно, не ожидал увидеть там 150-футовую неандерталку, хотя…

Джок услышал изумлённые возгласы, когда остальные делегаты разглядели то, что он только что заметил: двух кашалотов в Верхней Нью-Йоркской бухте. Должно быть, заплыли сюда из океана. Они были футов по сорок в длину, с тёмно-серыми спинами.

Вертолёт повернул на восток, летя над водой между Говернор-Айленд и Баттери-Парк, а потом следуя над руслом Ист-Ривер. Джок видел сотни древодомов по её берегам, а также…

— Что это?

— Обсерватория, — сказал Понтер. — Я знаю, что вы помещаете свои большие телескопы под полусферические купола, но мы предпочитаем кубические структуры.

Джок покачал головой. Да разве в Гринвич-виллидж когда-нибудь бывает так темно, чтобы можно было разглядеть звёзды?

— И что, здесь много живности водится? — спросил он Понтера.

— О да. Бобры, медведи, волки, лисы, еноты, олени, выдры — не говоря о перепелах, куропатках, лебедях, гусях, индейках, и, разумеется, миллионы странствующих голубей. — Понтер на секунду замолк. — Жаль, что сейчас осень; весной тут цветут розы и другие цветы.

К этому времени вертолёт уже опустился довольно низко, и поток воздуха от его лопастей морщил поверхность воды. Они подошли к месту, где река поворачивала на север, и пилот вёл машину вдоль её русла ещё несколько миль, а потом посадил её на обширном поле, заросшем высокой травой и окружённом садами яблоневых и грушевых деревьев. Первым вышел Советник Бедрос, за ним — Понтер и Адекор, потом — генеральный секретарь. За ним вышел Джок, следом — остальные делегаты. Воздух был свеж, чист и прохладен; небо над головой — такое голубое, какое Джок видел лишь в Аризоне летом, но никогда — в Большом Яблоке[40].

Группа женщин — официальных лиц, а также двое одетых в серебристое местных эксгибиционистов уже ожидали их, и снова были произнесены речи, в том числе несколько реплик женщины, которую им представили как председателя местного Серого совета. Она была, как оценил на глаз Джок, примерно его возраста — то есть это получается что? Надо полагать, поколение 142. Её голова была полностью выбрита, за исключением длинного серебристого «хвоста», растущего прямо из затылочного вздутия. Джоку она показалась на редкость отталкивающей, даже для неандерталки.

Она закончила своё выступление упоминанием ужина, который ожидает их сегодня, с огромными устрицами и ещё более огромными омарами. После этого она передала слово Понтеру Боддету.

— Спасибо, — сказал Понтер, выходя вперёд. Джок с трудом различал его слова; у неандертальцев не было понятия ни о микрофонах, ни о громкоговорителях, когда дело касалось произнесения речей: ведь голос говорящего без труда улавливается его компаньоном и передаётся прямиком на компаньоны слушателей без дополнительного оборудования.