Он сложил руки таким образом, чтобы Коул не смог сбежать.

– Ты не должен продолжать это делать, – предупредил его Рис. – Когда-нибудь это должно закончиться.

–Пожалуйста, – всхлипнул Коул. Он выглядел таким измученным, что было сложно не сочувствовать ему. – Я не хотел злить тебя. И я не хочу, чтобы ты перестал разговаривать со мной.

– Тогда пойдем со мной.

– Не могу!

Коул бросился к двери. Рис рванулся за ним, но, держа в одной руке посох, другой он смог схватить лишь край кожаного камзола Коула. Этого было недостаточно, и он почти опрокинулся, когда Коул выбежал в темный коридор.

– Проклятье!

Он не хотел, чтобы это так закончилось. Он побежал за Коулом и остановился, выйдя наружу. Его посох освещал проход, который шел прямо вперед, и винтовые лестницы по правую сторону. Если он помнил правильно, путь вперед вел к подземельям, но лестницы вели в глубины Ямы. Там внизу располагался лабиринт старинных коридоров и крипта храмовников. Он не видел, куда побежал Коул, а эхо его шагов раздавались со всех сторон.

Рис помчался вниз по лестницам. В крипте были храмовники, а раз они не могли видеть Коула, он сомневался, что это будет иметь значение. За раз он делал два-три шага, отталкиваясь от каменных стен каждый раз при повороте. Какая-то его часть боялась снова упасть, на этот раз с более серьезными последствиями, но ему было все равно.

Наконец он добрался до конца лестницы. На мгновение в дальнем конце он взглядом уловил юношу, убегающего так быстро, как только мог.

– Стой!

Он направил манну через свой посох, высвобождая заряд белой энергии, которая стрелой помчалась по коридору. Она ударила в стену возле Коула, отчего камень разлетелся на кусочки с грохотом грома. Повсюду полетели камни.

Он услышал, как Коул вскрикнул от испуга. Рис прикрыл рот, кашляя от волны свежей пыли, но продолжал бежать. Он нашел молодого человека, съежившегося возле кучи разбросанных камней; маленькие камни все ещё сыпались с потолка. Он был покрыт грязью, но не ранен. Хорошо. Рис не собирался убивать его.

– Коул, не заставляй меня делать это, – выкрикнул он, подходя ближе, пытаясь восстановить дыхание. – Ты должен пойти со мной. Нет другого выхода!

Потом он резко остановился. Коул не съеживался. Он пригнулся к земле, его глаза опасно сверкали. У него в руках был кинжал с зазубренным лезвием, орудием убийства. И было ясно, что он умеет им пользоваться.

– Я не хочу вредить тебе, – предупредил Коул, низким и угрожающим голосом.

Они сцепились глазами, не желая уступать. Это разозлило Риса – он провел столько времени, беспокоясь об этом юноше, только чтобы обнаружить, что это был волк в овечьей шкуре. Даже если Коул не претендовал на что-то большее, Рис чувствовал себя преданным.

– Почему бы и нет? – бросил он. – Я же могу тебя видеть. Разве ты не станешь более настоящим, если убьешь меня?

С тем же успехом он мог ударить Коула по лицу – так сильно Коул вздрогнул от его обвиняющего тона. Рис не жалел об этом. Ему надоело нянчиться.

– Это твой последний шанс.

Шар на его посохе начал потрескивать белой энергией.

Глаза Коула сузились, и на секунду Рис подумал, что юноша собирался атаковать. Потом он неожиданно отпрыгнул в обратном направлении. Испуганный Рис выпустил заряд из своего посоха, но Коул ловко уклонился в сторону, и заряд не достиг цели. Вновь разлетелись камни, поднимая в воздух ещё более густое облако пыли, и, кашляя, Рис попятился назад.

Когда он откашлялся и протер глаза, Коула уже не было. Из огромных трещин в потолке сыпался гравий. Ему нужно было быть осторожнее – последнее, чего он хотел, это вызвать обрушение. Однако он не собирался останавливаться. Как бы ни ненавидел Рис мысль о том, чтобы сдать кого-либо храмовникам, это нужно было сделать. Единственным способом доказать, что убийства не были делом рук магов, было иметь при себе Коула и молиться Создателю, чтобы способности юноши не привели к тому, что они забудут об этом пять минут спустя.

Успокоив свои нервы, Рис помчался сквозь облако и погнался за Коулом. Он держал посох перед собой, уже наполняя его манной. Он не намеревался промахнуться ещё раз.

Евангелина чувствовала себя изнуренной. Если бы она осталась спать в своих покоях, как она и планировала, она бы не обнаружила, что Чародей Рис пропал из своей комнаты. Незнание этого избавило бы её от ответственности и необходимости действовать, и вполне возможно маг вернулся бы утром, не будучи никем замеченным. Она очень хорошо знала, что маги снуют туда-сюда по башне. Подобно крысам, они выискивали все темные уголки и тайные проходы, в которых они могли уединиться. При обычных обстоятельствах она не сочла бы это проблемой.

Но обстоятельства не были обычными, и она это знала. Одна последняя проверка часового, назначенного на дежурство в комнате магов, и она пойдет отдыхать – так она говорила себе. Мужчина сначала говорил с запинкой и утверждал, что не покидал поста, что, конечно же, означало обратное. Он старался говорить с пренебрежением, когда упомянул о свете на лестницах – кто-то просто держал факел, или так ему казалось. Она мгновенно поняла, что произошло.

После многих лет наблюдения за работой храмовников, можно было предположить, что для них мысль о том, что маги могли использовать заклинания для большего, нежели метания молний, была привычной. Очевидно, работа над воображением в ордене не практиковалась. Учитывая, что Чародей Рис обладал возможностью общаться с духами, было несложно вычислить, кто был виноват в этом.

Поэтому сейчас она следовала за Первым Чародеем Эдмонде наверх по длинной веренице ступеней, которая вела в комнату с амулетами. Он освещал дорогу посохом, однако по сторонам темнота все же давила. Старый маг спотыкался на каждом втором шаге, останавливаясь, чтобы протереть затуманенные усталостью глаза. Она сочувствовала, но у них не было выбора.

Вскоре лестница, наконец, привела к фойе. Одна каменная комната, внутри которой размещалось огромное хранилище. Дверь представляла собой замысловатый механизм гномьей конструкции, ряд взаимосвязанных витков из латуни и стали и других сплавов, названия которых Евангелина не могла назвать – достаточно крепких, чтобы выдержать даже совместный магический удар. Вся башня могла сравняться с землей, но дверь осталась бы невредимой. Конечно, все, что находилось внутри, было бы разрушено, что заставляла его гадать, почему эту комнату поместили не в подземелья, а сюда. Ей казалось, ордену нравится держать амулеты здесь наверху, вне досягаемости магов, словно блестящую игрушку, которой дразнят ребенка, отчаянно пытающегося дотянуться до нее.

По обеим сторонам двери в хранилище сверкали слабым красноватым светом стеклянные пластины. Два ключа для входа – один для храмовника и один для мага. Это был способ попасть внутрь, как было положено с момента образования Круга.

Перед хранилищем стоял стражник в доспехах храмовника, в такой прямой стойке, что можно было не сомневаться в том, что несколько секунд назад он спал.

– Рыцарь-Капитан! – он резко отдал честь.

Такое заслуживало выговора, но это был самый утомительный пост во всей башне. До восстания в Киркволле здесь даже не требовалось нести дозор; потом Рыцарь-Командор Эрон решил, что этого требовала осторожность. Но даже так, с трудом можно было ожидать, что кому-то может понадобиться эта комната посреди ночи. «Счастливый день стражника», – подумала она.

–Усиленно несете дежурство, я смотрю, – сказала она, приближаясь.

–Да, сэр!

 Стражник часто заморгал, на его лбу проблестела капля пота. Его мягкое лицо выдавало аристократа, какого-нибудь второго или третьего сына из забытого уголка Империи, который, без сомнения ненавидел тот факт, что продвижение по службе в ордене было не таким легким, как он того ожидал.

– Отойди в сторону.

Она раздраженно махнула рукой; он практически скулил, убираясь с её пути. Она повернулась к Первому Чародею, который стоял возле нее.