— У меня нет никакого выхода, — сказала она.

— Почему же ты не отдашь себя Богу? — спросил я.

— Нет, это не для меня.

— Но пусть хоть другие придут. Подумай; может, хоть они найдут выход, пока не поздно.

Мария выпрямилась. Казалось, она опять вступила в роль. Она пожала плечами.

— Это будет зависеть от того, насколько интересно будет представление, — сказала она и ушла, высоко подняв голову и покачивая бедрами.

Глава  9

Июль наступил удивительно быстро. Мы приложили много усилий, чтобы организовать "представление" в Сант Николае. Во многом это действительно было представление. И я не представлял, сколько черновой работы предстоит сделать. Для того, чтобы переправить ребят через территорию противника, мы посылали автобусы за каждой компанией в отдельности. Работники 65 церквей прочесывали улицы, собирая подростков. Я в последний раз съездил домой.

— Дэвид. — сказала Гвен, — я не собираюсь притворяться — я бы хотела, чтобы ты был дома во время рождения ребенка.

— Я знаю.

Мы не говорили много об этом. Моя теща была настроена против моего отъезда накануне рождения ребенка. Она сказала, что все мы, мужчины, одинаковые и что настоящее христианство начинается дома. А раз я не питаю уважения к своей жене, я не стою ее. Последние слова задели меня больше всего, потому что в них была доля правды.

— Но, Дэви, — продолжала Гвен, — дети всегда рождались без помощи отца. В любом случае, врач не разрешит тебе быть возле меня, а как раз это я бы и хотела. Я скучала бы по тебе, даже если бы ты находился в другой комнате. Тебе ведь обязательно нужно ехать?

—Да.

— Тогда поезжай. Да хранит тебя Господь, Дэви!

Я попрощался с Гвен в саду. Когда я увижу ее снова,  ребенок уже родится. Я думал о том, смогу ли я рассказать ей о других вновь рожденных.

После первых четырех дней собраний я начал сомневаться в этом. Мы старались устроить все наилучшим образом, и тем острее чувствовалась наша неудача. Мы предполагали массовое собрание, но ничего подобного не произошло.

На четвертый день собралась сотня людей. Арена была рассчитана на семь тысяч. Я стоял на балконе и смотрел на вновь прибывших. Каждый день я надеялся на чудо. И только небольшая горстка людей появлялась каждый раз из специальных автобусов. Я прошел за кулисы. Все организаторы собрания и помощники стояли вокруг меня, переминаясь с ноги на ногу, стараясь найти  подбадривающие слова.

— Дело не в количестве, а в  качестве. Дэви. Но мы все сознавали, что у нас не будет ни количественной, ни качественной стороны. Те, кто пришел, надеялись увидеть представление. Было очень трудно говорить в пустой аудитории перед подростками, которые курили и отпускали грубые замечания.

Хуже всего было их грубое поведение. Если они что-то не понимали, они начинали смеяться. Мне даже страшно было выходить к ним из-за этого дикого смеха. Но хуже всего прошел четвертый вечер. Я приложил все усилия для того, чтобы он был успешным, и вдруг все пошло прахом. Один из ребят захихикал, за ним другой, и прежде, чем я смог что-то сделать,

все сборище зашлось хохотом. Я закончил собрание раньше обычного и ушел домой с разбитым сердцем, готовый отступить.

— Господи, — сказал я с горечью, — мы ничего не можем поделать с этими мальчишками и девчонками. Что мне делать?

     И, как всегда, когда я по-настоящему спрашивал, ответ всегда приходил.

На следующий день я встретил в Бруклине Джо-Джо. Он был президентом шайки "Кони Айленд Драгонз", одной из крупнейших уличных банд в Нью-Йорке. Парень, который указал мне на Джо-Джо, не решился познакомить нас, так как Джо-Джо это могло не понравиться  Я просто подошел к нему и протянул руку. Джо-Джо ударил меня по руке. Затем наклонился и плюнул на мои ботинки. У гангстеров это является знаком наивысшего презрения. Он отошел в сторону и сел на скамью спиной ко мне. Я подошел и сел рядом. Я спросил Джо-Джо, где он живет.

— Я не желаю говорить с тобой и не хочу ничего иметь с тобой.

— Но зато я хочу заняться тобой. Я никуда не уйду отсюда, пока не узнаю, где ты живешь.

— Ты находишься в моей гостиной.

— А где ты прячешься от дождя?

— В своих апартаментах в тоннеле. На ногах у Джо-Джо были старые брезентовые башмаки, из которых выглядывали пальцы, на нем была черная от грязи рубаха и широченные брюки цвета хаки. Он посмотрел на мои новенькие туфли. Я тут же вспомнил грязные сапоги моего деда и укорил себя. Джо-Джо сказал:

— Послушай, богач, конечно, тебе легко приезжать в Нью-Йорк и говорить высокопарные фразы о том, как Бог изменяет жизнь людей. У тебя новые туфли и костюм. Посмотри на меня — я нищий. В нашей семье десять детей. Мы получаем пособие по безработице. Они выгнали меня вон, потому что дома нечего есть.

Джо-Джо был прав. Я снял свои туфли и предложил ему примерить их.

— Зачем? Что ты хочешь этим доказать? Что у тебя есть сердце или еще что-то? Я не собираюсь одевать твои туфли.

— Ты жаловался на туфли. Надень эти!

— У меня никогда не было новых туфель.

— Примерь их!

Джо-Джо медленно надел туфли. Я поднялся со скамьи и направился к машине, шагая по улице в носках. Люди смеялись надо мной. Когда я подошел к машине, меня догнал Джо-Джо и сказал:

— Ты забыл свои туфли.

— Это твои туфли. Я сел в машину.

— Пастор, — сказал он в открытое окно машины, — я забыл пожать тебе руку. Мы пожали друг другу руки. Я сказал:

— Послушай, тебе ведь негде жить. Я сам сейчас снимаю угол, но в гостиной есть диван. Может, люди, у которых я остановился, разрешат тебе переночевать. Поедем, спросим их.

— Окей, — согласился Джо-Джо. Он сел в машину, и мы поехали ко мне.

— Миссис Ортез, — сказал я, немного неуверено, — это президент шайки "Кони Айленд Дрэгонз". Джо-Джо, я хочу представить тебе женщину, которая приютила меня на время, потому что мне, как и тебе, негде жить.

Я спросил миссис Ортез позволения оставить Джо-Джо со мной на несколько дней. Она

 взглянула на своих двоих детей, затем на нож, торчавший у Джо-Джо из кармана, подошла к нему, ласково обняла его за плечи и сказала:

— Ты будешь спать на диване.

Это был очень смелый поступок, так сказали бы все, кто когда-либо имел дело с такими потенциальными убийцами.

Я отвел Джо-Джо в сторону и сказал:

— Твоя одежда воняет. Мы находимся в доме, надо что-то предпринять. У меня есть восемь долларов. Мы зайдем в магазин военной одежды и купим тебе рубашку и брюки.

Я надел свои старые туфли, и мы пошли в ближайший магазин военной одежды.

Джо-Джо переоделся тут же, в магазине, оставив там же свои старые лохмотья. Когда мы шли обратно, Джо-Джо не пропускал ни одной витрины, чтобы полюбоваться своим отражением.

— Неплохо, неплохо, — снова и снова повторял он.

То, что я сделал для Джо-Джо, могла сделать любая социальная служба. Несомненно, было очень хорошо, что теперь у него была новая рубашка и брюки и было где переночевать, но он по-прежнему оставался тем же Джо-Джо.

Потребовалась перемена во мне самом, чтобы переменить Джо-Джо. И эта перемена имела существенное влияние на нашу последующую жизнь.

Вечер в Сант Николае прошел, как всегда, плохо. Как обычно, был большой шум и смех. Ребята устраивали драки, слышались угрозы. Девочки вели себя вызывающе, ребята отпускали грубые шутки. Джо-Джо был среди них и все видел. Он пришел из любопытства и дал мне понять, что не верит во все это. По пути домой я молчал. Мне было больно.

— Ты слишком стараешься, — сказал Джо-Джо.

Этот бездомный мальчуган, старавшийся показаться грубым и бессердечным, проявил удивительную проницательность.