– Я тебя тоже, – не могу на него долго злиться, да и стремно – опять заявится круговорот утешителей – Генри с моралью, Прив с цветами и Иван с игрушками.

Стужев наклонился, нежно поцеловал и почему-то громко спросил:

– Маргарита, ты будешь моей женой?

– Саш, мы и так женаты, – напомнила я.

Улыбнулся, потом задумался, задал другой вопрос:

– Будь моей Ягой?

– Сашенька, Ёжки народ свободолюбивый, избушкой и зверьем озабоченный, им не до Ледяных Чешуек, правда.

У Князя взгляд вдруг стал такой коварно-азартный и он сделал третью попытку:

– Будь моей… ведьмой.

Я рассмеялась. С ведьмами вопрос был решен еще месяц назад, и все они перестали быть собственностью некоторых с клептоманечкой, и из собственности перешли в раздел наемных рабочих даже с зарплатой, так что…

– Да, любимый, – весело ответила я, приподнявшись на носочках и нежно поцеловав его, – я буду твоей ведьмой, твоим счастьем, твоим светом и твоей совестью, всем, кем попросишь. Только пожалуйста, попроси в следующий раз, а не ставь перед фактом, договорились?

Александр Мечеславович Стужев, наследник царства Кощеева, величественно кивнул и с нежностью, как самое бесценное свое сокровище, осторожно поцеловал. А я, как и всегда, таяла от любви в его сильных руках, чувствуя себя самой счастливой на свете…

– Мм, да, – прервав помутнение моего рассудка, произнес Саша, – совсем забыл о последнем факте.

– Каком? – настороженно переспросила я.

– Ты ведь помнишь, что я тебя очень люблю? А ты любишь меня? – уточнил Стужев.

И взгляд такой выжидательный. Вот под его взглядом я и кивнула… неуверенно.

– Не забывай об этом, пожалуйста, – попросил Кощей-младший.

И развернул меня.

А там… там… были столы, под шатром накрытые! И арка из цветов! И шарики с надписями про свадьбу. Но это все мелочи, потому что там были мои родители! И родственники, и даже Ромка с Катей! И Сашины родители! И все его родственники! И князь местный со своей семьей! И темные, целая свита – какая-то злая женщина, причем действительно злая, и с ней штук сорок темных! И Ёжки! Все! И драконы! И вампиры! Вампирши в красных банданах, между прочим. И оборотни! И нечисть! Черти какие-то! И семья Змея Горыныча, то есть и Гад Змеевич, и Аспид Змеевич и Полоз Змеевич тоже. И Стефа со своим драконом и семьей. И… моя живность с краю, видимо, прибыли последними.

– Сюрпризец, да? – прошипела злая я Стужеву, оглядывая потрясенные лица моих родных.

Нет, ладно родня Кощеева, после всего, что мы у них устраивали, им уже не в новинку, но мои родители искренне верили, что Саша программист, а вовсе никак не гей-дизайнер и вообще вроде как хороший, несмотря на все наговоры Евгения из госслужб, а тот им много чего наговорил, это ж мы, оказывается, его подшефного водяного запретом обложили.

Медленно повернулась, посмотрела на Кощея-младшего – стоит, злодеюка кощеистая, и улыбается, ему, похоже, все нравится даже. Он вообще довольный и парадно-торжественный, а я растрепанная, в сарафане до полу, кроссах, потому как лапти – однозначно не мое, и волосы в небрежную косу собраны.

– Слушай, – прошептал Саша, обнимая со спины, – у нас свадьба вышла круче, чем у Адмаила. Позор Преисподней, таких разборок даже черти не устраивают.

– А-а, так это та самая свадьба, которую признают на Терре? – чувствуя, что свадьбу мы начнем с драки, протянула я.

А чего – на каждой свадьбе должна быть драка, так что все по протоколу.

– По сути, нет, – меня нежно в щечку поцеловали. – Это так, пирушка, а брак заключен с момента, как ты надела мое кольцо, и… – Стужев вдруг понизил голос и прошептал едва слышно, но очень коварно: – И теперь ты моя собственность, Маргош, абсолютно и полностью, вся, навечно.

Наверное, у меня мимика очень выразительная, потому как Кот Ученый вдруг предложил:

– Кочергу, хозяюшка?

– Топорок? – вставил Серый Волк.

– Мечец-кладенец? – Гусь у меня злопамятный.

Саша рассмеялся и произнес:

– Нравится мне твоя сказочная живность… тебя напоминает.

– Да, – с трудом сдерживаясь, ответила, – я тебя тоже очень люблю. Котик, давай кочергу!

Но вместо кочерги мой родной умненький Кот протянул переданный ему привидением букет. Извинятельный который! В белоснежных лилиях пряталась записка. Молча достала, открыла и прочла написанное не Генри – почерк был Стужевский: «Прости мою драконью клептоманскую сущность, я не мог иначе».

Смяв записку, посмотрела на Сашу, он на меня, я на него, он улыбнулся… я тоже.