«Ганжур» и «Данжур» выносились из дацанов в исключительных случаях, например во время стихийных бедствий. При этом устраивались специальные богослужения — ганжурские хуралы.

Если «Ганжур» продавали, то лхасская казна не принимала русских золотых монет; их приходилось переплавлять в золотые слитки. Вес золота должен был соответствовать весу «Ганжура».

В нашей стране экземпляры «Ганжура» хранятся: один — в Государственной библиотеке имени В. И. Ленина в Москве, два — в Бурятском филиале Сибирского отделения Академии наук СССР, два — в Ленинградском университете имени А. А. Жданова, два — в Бурятском краеведческом музее, один — в Иволгинском дацане. В городе Элисте после Великой Отечественной войны осталось только двадцать два тома «Ганжура», которые представлены в экспозиции Музея Калмыцкой АССР.

Недавно стало известно, что ученые и краеведы Тувинской АССР в городе Кызыле нашли полный комплект «Ганжура».

В Ленинградском отделении Института востоковедения Академии наук СССР находятся два экземпляра «Ганжура» и один «Данжура», привезенный пз Тибета Г. Ц. Цыбиковым в 1902 г. Современные издания «Ганжура» имеются в кабинете Ю. Н. Рериха в Институте востоковедения АН СССР.

Комплекты «Ганжура» и «Данжура» хранятся также в библиотеке Монгольского ученого комитета. Об этом академик Б. Я. Владимирцов еще в 1926 г. писал:

«В прошлом году было получено известие о том, что Монгольскому ученому комитету удалось обнаружить отпечатанный в Пекине „Данжур“ на монгольском языке. Как известно, долгое время, несмотря на утверждение В. П. Васильева и монгольских источников, сомневались в том, что издание это существует. Теперь этим сомнениям положен конец: летом прошлого, 1925 года монгольский „Данжур“ был перевезен в Ургу и в настоящее время находится в библиотеке Ученого комитета… Тексты монгольского печатного „Ганжура“ оказываются в значительной мере подновленными с точки зрения языка и орфографии по сравнению с рукописным монгольским „Ганжуром“, представляющим редакцию времен Лигдан-хана Чахарского.

Первые листы отдельных томов снабжены миниатюрами: налево — изображение Махакалы, направо — Эрлик-хана»^{71}.

В свое время А. М. Позднеев писал, например, что в Монголии полные собрания «Ганжура» и «Данжура» можно найти только в хутухтинских и хошунных монастырях. Из сказанного следует, что Монгольская Народная Республика также располагает комплектами «Ганжура» и «Данжура».

Безусловно, прочтение этих древних источников специалистами должно обогатить современную науку. Поэтому понятна ценность каждого вновь найденного комплекта книги, так как разночтения в них весьма значительны.

Мне было поручено заняться розыском «Ганжура».

Я работал тогда научным сотрудником московского Музея религии и атеизма, руководил Отделом буддизма-ламаизма. «Ганжура» и «Данжура» в нашем музее не было.

Прилетев в Читу, мы с журналистом Николаем Яньковым и представителем Агинского окрисполкома Ракшей Базаровым отправились в буддийский храм Агинска, где познакомились с его богатой библиотекой. Однако следов «Ганжура» там мы не нашли.

По архивным источникам мне было известно, что буряты завезли в Россию несколько (скорее всего четыре) комплектов «Ганжура». Самыми ценными считались те, которые отпечатаны в Тибете с оригинала — древних матриц. Эти древние книги в Бурятию доставили на семнадцати верблюдах. Два комплекта «Ганжура» остались в Верхнеудинске, третий за большую сумму продали в Калмыкию, четвертый пропал. По всем данным, он должен был находиться в Забайкалье, в Агинском храме.

Библиотекарь храма подтвердил, что четвертый комплект действительно продали в Агинское, но он не был внесен в каталог и куда-то исчез.

Комплект, который был продан в Калмыкию, я нашел в Элисте. В Москве я заручился документом о передаче книг музею и хотел было ехать за ними в Калмыкию, но тут началась война. После окончания Великой Отечественной войны я с огорчением узнал, что калмыцкий комплект «Ганжура» сгорел во время пожара.

Вот почему в 1968 г. ученый мир был взволнован сенсационным открытием. В селе Бурсомон были обнаружены самые древние тома «Ганжура».

Что же обнаружили в Бурсомоне? Может быть, пятый комплект, завезенный отдельно от четырех?

«Скорее всего, — подумал я, — ламы в тревожные годы решили спрятать агинский „Ганжур“ в чикойской тайге, подальше от глаз людских. А потом как-то так получилось, что книги навсегда осели в селе Бурсомон, где стали собственностью чикойских бурят».

На деле же все обстояло по-иному. Старожилы Бурсомона рассказали мне, как «Ганжур» попал в их село.

Еще в 1881 г. на окраине бурятского поселения стоял небольшой дусан. В 1900 г. он был переведен в Бурсомон. Местные буряты-богачи стремились к тому, чтобы в их дугане все было как в настоящем дацане, и не жалели денег и скота на пожертвования. К дугану было приписано около двадцати лам, которые держали хувраков-послушников, готовящихся к духовной карьере.

Среди учеников, обучавшихся у лам, особенно выделялся умом и необычайной памятью Тундуп Бологоев. Он был отдан в дуган еще мальчиком и к семнадцати годам овладел монгольским и тибетским языками, а кроме того, прошел полный курс ламаистского вероучения. Он перечитал все религиозные сочинения, собранные в дугане, но это его не удовлетворяло. Юноше хотелось продолжить образование. Однако о поступлении в Петербургский или Московский университет жителю такой отдаленной окраины не приходилось и мечтать. Оставался один путь — дальнейшее совершенствование религиозных знаний. Но даже этого нельзя было сделать в Бурсомонском дугане.

Тундуп пользовался уважением местных жителей. Он обычно принимал участие во всех праздничных богослужениях, хуралах, торжествах, и его всегда сажали на самое почетное место. Когда в Бурсомоне появлялись заезжие ламы из Монголии или Тибета или царские чиновники, молодого человека всегда знакомили с ними. Он был гордостью улуса.

Отец собирался женить Тундупа на богатой наследнице, но юношу манили далекие страны. С большим вниманием и интересом слушал Тундуп рассказы гостей, приезжающих в Бурсомон, о Тибете, Индии, Цейлоне (Шри Ланке) и других странах.

Летом 1890 г., после очередного религиозного праздника, сопровождавшегося пиром, стрельбой из лука и скачками, Тундуп решил покинуть родной улус. Он взял лучшую лошадь отца и оставил родным записку, в которой сообщал, что уезжает в Тибет.

Тундупу удалось благополучно миновать пограничные заставы, и через несколько дней он очутился в Монголии. Добравшись до Урги, Тундуп продал коня и в одеянии нищего ламы отправился на юг. По дороге он пристал к старому ламе, и они вместе отправились к границе Китая.

В пути священники совершали по просьбе населения различные требы и собирали подаяние. Через три месяца они достигли границы, но тут пожилой лама, побаивающийся китайских дозорных и хунхузов, повернул обратно. Тундуп отправился дальше пешком один. Только через год дошел он до Тибета — заветной цели своего путешествия.

Он мечтал окончить духовное училище в резиденции далай-ламы. С толпой бродячих лам, убогих и нищих, которые шли на богомолье в Лхасу, он добрался до самого сердца Тибета, выдавая себя за местного жителя.

Тундуп приобрел друзей и устроился работать помощником ламы-типографа. Он участвовал в отборе рукописей для печати. Типография печатала их старым, ксилографическим способом, которым издавались тогда религиозные книги. Работа шла медленно. Например, на печатание «Ганжура» уходило семь-восемь лет. Тундуп хорошо знал грамоту и оказался для ламы полезным помощником. Здесь-то он и познакомился впервые с текстами «Ганжура» и «Данжура». Возможно, в это время и родилась у юноши мысль о приобретении «Ганжура» для своего дугана.

Через некоторое время Тундупу удалось стать послушником в монастыре, где он продолжил свое образование. Учиться ему пришлось целых восемнадцать лет; в этом нет ничего удивительного, так как считалось, что только на изучение «Ганжура» и «Данжура» требуется лет двадцать.