16/28 марта 1896. Лазарева Суббота.

День в обычных занятиях и суете; вечером, с шести часов, всенощная, на которой, как всегда, было много молящихся. Особенность ныне та, что христиане, по незнанию ли или по нетерпению, зажгли свечи к своим вербам гораздо ранее освящения верб; сначала на мужской половине, потом и на женской, свет разлился еще до чтения Евангелия. Думал обернуться и сказать: «Еще рано, загасите»; загасили бы, но зачем? И самому так радостно было — осажденному светом!..

После всенощной слушали причастные молитвы вместе с завтрашними причастниками; по левую руку, позади меня, кто–то все время сдавленно плакал; значит, и между японскими христианами есть глубоко кающиеся.

17/29 марта 1896. Вербное Воскресенье.

До обедни крещено в Соборе семнадцать больших и детей. В Церкви Коодзимаци крещено девять.

За обедней всех причастников было человек восемьдесят. В Церкви молящихся было много. Из русских были: генерал Соломко, командир «Адмирала Нахимова» Добротворский и несколько матросов.

Генерал Соломко был потом у меня, завтракал и просидел до двух. И скучен же! Не знаешь, о чем говорить, — все врет, по–видимому.

О. Феодор Мидзуно рассказал о своем путешествии по Церквам. Игнатий Такаку несмотря на то, что прошел весь курс семинарского здешнего воспитания, никуда не годится: непоправимо ленив и детски легкомысленен. Был когда–то он исключен из Семинарии, и следовало тогда не слушать просьб и не принимать его. Ныне — вот — его служба не в пользу, а в убыток Церкви. — Петр Ояма (в Коморо) служит хорошо; служба в гвардейцах не испортила его, к счастию.

Была жена врача Пантелеймона Кванно, сына Анны, начальницы нашей Женской школы; привезла из Оосака (где муж — главный врач городского госпиталя) сына Иону в одну из здешних гимназий. Как уроженка Оосака, долго потом жившая в Кёото, она отлично знает оба эти города, и в болтовне, на которую великая мастерица, преумно охарактеризовала их. Кёото — это город, бывший столетия под гнетом Сёогунской власти: и Император, и народ привыкли к смиренной, униженной жизни, поэтому народ — трудовой, не знающий и не любящий роскоши; там и в лавках торгуют женщины, чего в Оосака нет; вообще, женщины стоят на одном уровне с мужчинами, труд равняет их; при этом, так как влияние буддизма многовековое, и во время сёогунства оно тоже не было препятствием, то народ привык и привержен к буддизму. Вообще же, постоянен в своих навыках и привязанностях. Трудно там ныне приобрести христиан, но если они будут приобретены, то будут уж прочные, неизменные христиане; не то что в Оосака, где народ непостоянен — скорей обратится, но и скоро охладеет. Народ в Оосака вообще — живей, подвижней, восприимчивей, но и изменчивей. Отчего? Да там в самих обстоятельствах жизни много элементов, воспитывающих сии качества. Сегодня — богач, завтра — бедняк, но с надеждой послезавтра опять разбогатеть. Человек приходит в Оосака ни с чем, только с руками, — и он не помрет с голоду, тотчас же найдет работу для своих рук, а в Кёото он может и помереть, там труд — определенный, вековой, но и продолжающийся в одном семействе, или в известном составе лиц, к которым разом присоединиться нельзя. Женщины в Оосака сравнительно гуляют, ибо там мужчины больше несут всякий труд, который женщинам, впрочем, и не по силам, — труд торговый, прибойный, имеющий дело с постоянным приливом и отливом предметов торговли.

18/30 марта 1896. Великий Понедельник.

Службы обычные: в шесть часов утреня, с десяти Часы и преждеосвященная обедня, с шести Великое Повечерие; продолжительность первой почти два часа, второй ровно два с половиной, третьей — час.

Была Александра Николаевна Будиловская. Живет ныне у Шпейер, чтобы говеть в Посольской Церкви. Муж все еще мучается сам и мучает ее. Она ощущает душевное спокойствие после такого усердного говения на первой неделе и приобщения на второй. Но он, к несчастью, еще почти совсем невер (по ее словам, впрочем), душевной почвы нет, не на чем утвердиться ни спокойствию, ни прощению; горд, самолюбив, и думает исправлять Евангелие, как Толстой, которому поклоняется. А еще представлялся глубоко верующим и благочестивым! Куда каким смиренным и боголюбящим являлся в Миссию и в Собор года два назад! И к чему было фарисейничать? Не из жидов ли в самом деле, как говорят о нем? Недаром на жида лицом похож. Тем не менее положение его и жены очень печально.

Александр Хосакава пишет очень хорошее письмо о Мидзусава и Маезава; соединенными силами он, Авраам Яги и соседние наши катихизаторы прогнали оттуда Тенрикёо, нелепейшую новую секту. Крещено в Мидзусава семь, в Маезава — один. Быть может, из него выйдет хороший катихизатор, несмотря на его дурное поведение во время обучения в Катихизаторской школе.

О. Тит Комацу кратко извещает о своем путешествии по Церквам; пятнадцать крещений совершил. Пасху будет встречать в Сиракава. (Не рассорился ли с христианами Уцуномия?).

19/31 марта 1896. Великий Вторник.

Из Фукусима–кен шестнадцатилетний мальчик, Ватанабе, пишет письмо, над которым, по–видимому, много потрудился, судя по каллиграфии и по складу: «Желаю–де в вашу веру, но не знаю, как ей научиться, — не возьмете ли в слуги?». Сказал написать ему, чтобы отправился к катихизатору в Фукусима; пропитание будет дано ему, и до сентября может научиться вере, чтобы креститься, если заслужит того и сам захочет, а с сентября можно его принять сюда в школу, если окажется действительно добрым.

О. Павел Морита пишет, что Какехаси, в Муя, все бездеятелен, Ициномия, в Сумото, в отчаянии, что слушателей нет, Огата, христианин, в Вакимаци, смягчился, по крайней мере, до того, что домашних отпускает в Церковь, сам еще не ходит.

Об Игнатии Такаку о. Феодор Мидзуно только что говорил, что он никуда не годен, а он сегодня прислал такое прекрасное письмо, что хоть бы самому безукоризненному катихизатору! Но, конечно, прав о. Феодор; Такаку же — лисица, хвостом след заметающая.

20 марта/1 апреля 1896. Великая Среда.

О. Фаддей Осозава вернулся с обзора своих Церквей; крестил более двадцати человек. Особенно успешна проповедь у Филиппа Узава; прежде у него крестились дети его школы; ныне слушают тринадцать возрастных и, кроме того, четыре крещено, — все больше родители тех детей.

У Виссариона Такахаси есть начатки его трудов: двое крещено, из которых один возрастный. Беда его, что молод, и еще беда, что, кажется моложе своих лет: соберутся слушатели, послушают раза три и отстают, потому что слушатели больше старики. То же можно сказать о его товарище по Семинарии Тите Кано.

После всенощной исповедались священники и диакон.

21 марта/2 апреля 1896. Великий Четверг.

С восьми часов литургия; служили со мной три священника. Приобщались школы; из города почти никто. Во время приобщения Иоанн Накасима, ученик Причетнической школы, стоя близ чаши, по левую руку от меня за священником, смеялся, за что лишен причастия. Но нужно наперед устранить и обстоятельство, очевидно, послужившее причиною его поступка. На амвон, к Святой чаше, поднимаются все, отчего образуется самая тесная куча; приобщаются сначала ученицы, а ученики, тесным кольцом стоящие, ждут; Накасима и пустился смеяться, когда приближалась, наконец, их очередь. В будущем году надо будет накануне после Правила сказать, чтобы к приобщению поднимался сначала правый клир, потом левый, за ним остальные ученицы, после них остальные ученики и затем все прочие. Хоры поочередно могут петь во время приобщения, тогда как вчера было молчание. Молитву «Верую, Господи» могут сказать и стоя на своих местах все, кроме поднявшегося на амвон правого хора.

Часа в два был с визитом граф Соесима. Христианскому учению совсем глух, хотя в бессмертие души верует и христианские книги берет; и сегодня я дал ему вновь переведенную Священную историю В. И. Богословского и наши три журнала с января.