— Через те кусты, по краю оврага — он показал в сторону волнующейся под порывами ветра зелени.
— Верно. Пошли — Цедиций шагнул первым, но сразу встал на месте как вкопанный.
В небольшой роще молодых берез в пятидесяти метрах от них, около тропы, образовалось шевеление. Вдруг оттуда выскочили три германца и бросились им навстречу. Метров десять они пробежали молча, был слышен лишь топот и мерное позвякивание их снаряжения. Однако дальше молчать нападавшие не собирались, и окрестности огласил воинственный крик. Валерий смотрел на это зрелище в оцепенении. Длинные спутанные волосы германцев развевались в такт их шагам, мечи в руках бегущих описывали замысловатые восьмерки, а небольшие щиты, покачиваясь, придавали их бегу размеренность. Мгновенно мозг пронзил сигнал опасности, а во рту появился кисловатый, железистый привкус. Буховцев сразу успокоился, рванул щит с плеча и бросил взгляд на префекта. Тот подкинул копье, и когда оно упало ему в ладонь, коротким, мощным движением без замаха послал его вперед. Все это было проделано так легко и быстро, что даже тело Цедиция не изменило положения. Результат был впечатляющий. Бежавший впереди германец резко откинулся назад, и в воздухе мелькнули его обернутые в шкуры ступни. Впрочем, другие не обратили на это никакого внимания и ускорили бег. После броска Цедиций, не дожидаясь результата, скинул щит, вытащил меч из ножен и не спеша пошел вперед. Валерий последовал за ним.
Германец налетел на него с яростным криком. Несколько минут Буховцев отчаянно отбивался от мощного натиска. Варвар пытался рубануть его по ногам, достать в голову и в бок, но учеба не прошла даром, и щит в руках Валерия метался из стороны в сторону сбивая атаки и прикрывая от ударов. Адреналин прошел сквозь его тело волной, ускоряя движения и напрочь изгоняя посторонние мысли в голове. Пару раз он даже едва не достал противника, но тот уходил от удара, да и сами выпады были скорее спонтанной реакцией на ситуацию, просто логическим продолжением схватки. Не смотря на ярость боя, Буховцев не воспринимал германца как врага и не хотел его убивать. А вот германец хотел, и видимо почувствовав неопытность противника, завертелся вьюном. Где‑то внутри зародилось неприятное ощущение паники, но Валерий силой воли подавил его. Черт, соберись, иначе тебя сейчас прикончат — сказал он самому себе. Краем глаза он увидел замах слева, но отступать не стал, сделал шаг навстречу, одновременно откидывая щит в бок, и резко вытянул руку в прямом выпаде. Все как его учили. Меч вошел в грудь без труда, и Буховцеву предстало искаженное гримасой ярости лицо противника. Ярость за несколько мгновений сменилась удивлением и недоумением. Германец еще некоторое время пытался достать его мечом, беспомощно стуча им по щиту, потом затих и опустился на колени. Из его рта хлынула кровь. Валерий упер ногу в грудь поверженного врага и вытащил меч. Схватка была окончена. К своему удивлению, он не испытывал угрызений совести и с желудком у него все было в порядке. Только германца было немного жаль.
Бой еще был не окончен и Валерий встрепенулся в поисках Цедиция, но тот спокойно стоял рядом со своим поверженным врагом, и смотрел на Буховцева.
— Хороший удар, трибун. Тебя не плохо учили. Я уж думал, варвар тебя достанет, но ты его перехитрил. Прикинулся новичком и свалил одним ударом. Только в следующий раз не жди так долго, поверни меч и он умрет быстрее.
Валерий усмехнулся про себя, да уж 'перехитрил' и подозрительно посмотрел на префекта, но тот был серьезен.
— Ты я вижу, справился быстрее и знаешь, я никогда не видел, чтобы так метали копье — искренне подивился Буховцев.
Луций Цедиций пожал плечами.
— Двадцать пять лет назад, когда я первый раз взял в руки щит, то ничего этого не умел, но захочешь жить, всему научишься. Давай осмотрим их.
Валерий склонился над поверженным германцем, и приступил к осмотру. Грубоватое, скуластое лицо, копна грязновато–светлых волос, борода в крови. Из одежды перевязанная по телу кожаная с мехом накидка, под ней грубая рубаха, от которой разило кислой шерстью и потом. Ниже кожаные штаны и вмести обуви, куски кожи шерстью внутрь, перевязанные кожаными ремешками. В котомке несколько лепешек, и похожий на кусок резины шмат вяленого мяса. Осматривать его подробнее, или раздевать не имело никакого смысла, да и желания тоже. Котомку Валерий выбросил, а меч и небольшой нож взял. Подошел Цедиций.
— Хавки, и не из последних. Скорее всего, из дружины вождя.
Буховцев уставился на него, ожидая пояснений.
— Смотри — префект отодвинул прядь волос, и их взору предстали две небольшие, хитро переплетенные косички.
— Это знак хавков, а то, что не из последних, видно по оружию. Мечи среди германцев, оружие немногих, а среди хавков вообще редкость. Большинство насаживает нож на древко и получается что‑то вроде копья. Называется 'фрамея' - потом показал кожаный шнур, на котором крепился небольшой рог — Смотри, взял у того, кому досталось копьем. Действительно, это был хороший бросок — добавил он довольный.
— Что это?
— Письмо.
Присмотревшись, Валерий заметил, что поверхность рога испещрена ровными кругами рун.
— Это был посланник. Только кто его послал, куда и зачем мы уже не узнаем — констатировал Цедиций.
— Тогда зачем они на нас напали? Могли бы отсидеться — удивился Буховцев.
— Это как раз просто. Ниже по тропе идет наша разведка, а перед ними мы. Варвары случайно угодили в ловушку. А вот и наши.
Из кустов показался командир разведчиков Тит Меций с небольшим отрядом.
— Мы слышали крики, что здесь было, префект?
— Вот напоролись на германцев, вернее они на нас.
— Двое против троих, неплохо — Меций одобрительно кивнул.
— Трибун отличился. Давно не видел такого ловкого удара. Осмотрите тропу, но далеко не заходите — отдал распоряжения Цедиций и когда, они удалились, обратился к Валерию.
— Пошли в лагерь. Думаю, смотреть тропу нет смысла, и так все ясно — потом добавил — ну как оно Корвус?
Валерий так удивился тому, что префект впервые назвал его по имени, что не сразу понял, что говорит он об убитом германце, и к своему удивлению заметил, что никаких душевных терзаний и угрызений совести не испытывает. Было лишь удовлетворение от того, что не подвел префекта, и себя самого в трудную минуту, а также легкое возбуждение в организме. Как от стопки водки, видимо играли гормоны. Я, наверное, маньяк — Буховцев усмехнулся этой мысли, и уверенно ответил.
— Нормально.
Цедиций улыбнулся, кивнул, и они пошли в лагерь.
Глава 2
Был уже вечер. Валерий сидел в командирской палатке и при бледном свете масляного светильника рассматривал рог. Интересная вещь. Ряды рун были вырезаны на нем ровными тонкими кругами. Очень много рун. Возможно, если бы кто‑нибудь нашел такую вещь там, в будущем, то долго восхищался произведением очень древнего германского гения, искал всякие великие смыслы, а это было всего лишь письмо. Цедиций сидел за столом и задумчиво мудрил над расстеленными картами, делал пометки. Карты здесь были интересные. Грубая схема, чаше всего сама тропа или дорога без масштаба и каких‑либо знаков, дополненная начерченными прямо на карте описаниями. Иногда карту составлял один, а дополнял другой, и два этих человека на этой самой карте вступали в дискуссии. Валерий видел такие, и читать подобные описания было забавно. Поэтому он готов был поклясться, что префект сейчас пишет нечто вроде 'здесь на тропе на меня напали трое хавков'. За стеной палатки на площадке претория горели костры, около которых коротала время смена караульного контуберния. После дня перехода легионеры дрыхли как убитые, но тем не менее лагерь жил своей жизнью. Вдоль вала ходили караулы, наблюдатели вели перекличку, а около костра слышался смех. Буховцев открыл окошко в палатке и переставил кресло к нему. Полная Луна в небе светила ярко и вполне заменяла лампу ночного уличного освещения. Сквозь окно сразу хлынул поток серебристого света, и рисунок рун стал виден лучше. По крайней мере, лучше, чем при светильнике.