Активный зондаж на предмет заключения выгодного мира с западными державами японцы вели уже с конца 1944 года. В самой японской столице с этой целью завязались переговоры с шведским посланником в Японии, который передал послу США в Стокгольме японские предложения о мире; в швейцарской столице различные японские представители установили контакт с руководителем американской разведки в Европе А. Даллесом; наконец, шли переговоры в Лиссабоне между сотрудниками японской и американской миссий в Португалии[803].
Во время переговоров Сталина с Гопкинсом в Москве последний информировал об имеющихся у американцев сведениях о желании японских промышленных кругов сохранить свои позиции и спасти Японию от поражения.
Один из наиболее активных сторонников скорейшего прекращения войны, бывший премьер-министр Японии Коноэ, больше всего опасался свержения обанкротившегося режима в Японии, «Чего мы должны бояться, – говорил он императору Хирохито в феврале 1945 года, – это не столько поражения, сколько коммунистической революции, которая может иметь место в случае поражения». Он указывал на резкое ухудшение условий жизни японского населения и растущие «симпатии к коммунизму» среди части молодежи. «Мы будем играть на руку коммунистам, – устрашал Коноэ императора, – если мы изберем продолжение войны в условиях, когда нет шансов на победу»[804].
Несмотря на наличие в Токио различных подходов к поиску выхода Японии из войны, в японской правящей верхушке существовало единство по поводу того, что любые условия прекращения войны должны обеспечить сохранение социального, экономического и политического строя в стране.
Такое стремление правителей Токио находило полное понимание Вашингтона, где к концу войны вопросами мирного урегулирования с Японией стали заниматься особенно активно. Если и в отношении Японии признавалась действенность формулы «безоговорочная капитуляция» как непременного условия прекращения военных действий с ней, то, в отличие от Германии, американцы здесь не предусматривали ни выплату японцами репараций, ни совместную с другими союзниками оккупацию Японии, ни ликвидацию императорской власти, ни глубоких демократических реформ. Имелась в виду некая «либерализация» политической жизни, иными словами, всесторонняя поддержка тех кругов в Японии, которые были известны своими проамериканскими взглядами. Созданный в Вашингтоне межведомственный комитет из представителей государственного департамента, военного и военно-морского министерств, хотя в принципе и допускал участие в оккупации Японии других союзных государств – Англии, Китая и Советского Союза (в случае его вступления в войну на Дальнем Востоке), исходил прежде всего из приоритетной роли США в этом деле. «Основная доля ответственности в военном правительстве, – говорилось в политической директиве, подготовленной упомянутым комитетом летом 1945 года, – и преобладание сил, которые будут использованы при оккупации, должны быть американскими, и назначенный командующий всеми оккупационными силами…, и основные его подчиненные должны быть американскими»[805]. Трумэн утвердил эту директиву.
Стараясь выторговать приемлемые условия мира с помощью контактов с представителями западных стран, японские политиканы пытались также осуществить ряд дипломатических мер с целью, в частности, предотвращения вступления Советского Союза в войну против Японии и заключения при его посредничестве мира с Англией и США. Так, бывший японский премьер-министр и министр иностранных дел Хирота встретился в начале июня 1945 года с советским послом в Токио Я.А. Маликом. Хирота придал своему визиту к послу сугубо частный, неофициальный характер. В беседе он заявил, что общественность Японии единодушно стоит за дружеские отношения с СССР и что в Японии «очень много думают и изучают вопрос, каким путем улучшить советско-японские отношения». Войну Японии против США и Англии Хирота изображал как «борьбу за освобождение и независимость народов Азии»[806].
При новой встрече японский деятель стал уже говорить Малику о необходимости «установления мирных и дружественных отношений между СССР и Японией» и оформления их договорным порядком. Советский посол, учитывая частный характер бесед с Хирота и его неофициальный статус, воздерживался от комментариев по поводу высказываний Хирота[807].
В конце июня Хирота возобновил свои встречи с Маликом. Он вновь высказался за необходимость улучшения советско-японских отношений, затронув при этом весьма широкий круг вопросов, начиная с положения в Северо-Восточном Китае и кончая развитием экономических отношений между СССР и Японией. Но и на этот раз контакты Хирота ни к каким конкретным результатам не привели.
Тогда в Токио решили прибегнуть к использованию официальных каналов. 13 июля, за несколько дней до открытия Потсдамской конференции, японский посол в Москве Сато посетил заместителя министра иностранных дел СССР
С.А. Лозовского и вручил ему письмо, в котором сообщалось, что японский император изъявил желание командировать в СССР князя Коноэ в качестве своего официального представителя, и запрашивалось согласие на этот визит. К письму было приложено послание императора, в котором в общих выражениях указывалось на желание последнего «положить скорее конец войне», чему, как утверждалось в послании, препятствовало требование США и Англии о безоговорочной капитуляции Японии[808].
В японских документах, однако, ничего не говорилось ни о путях достижения мира, ни о целях поездки Коноэ в СССР, ни о его полномочиях.
18 июля Лозовский передал ответ Советского правительства на японские документы, в котором обращалось внимание на общий характер высказываний японского императора, на отсутствие в его послании каких-либо конкретных предложений, а также на неясность цели миссии Коноэ в Москву. Ввиду этого Советское правительство не видело «возможности дать какой-либо определенный ответ по поводу послания императора, а также по поводу миссии Коноэ…»[809].
Через неделю после этого японское правительство, наконец, впервые членораздельно заявило о том, что задачи миссии Коноэ заключаются в том, чтобы просить Советское правительство о посредничестве с целью окончания войны. На очередной встрече Лозовского с Сато, уже после опубликования Потсдамской декларации, японский посол заявил, что Япония не намерена сдаваться на условиях, изложенных в декларации.
Отказ японского правительства от принятия Потсдамской декларации, заявленный премьер-министром Судзуки 28 июля, означал, что Япония собирается продолжать войну, пренебрегая требованием государств антигитлеровской коалиции. В связи с тем, что Советский Союз готовился к вступлению в войну с Японией в соответствии с соглашением, достигнутым в Ялте, а также учитывая отказ японского правительства принять Потсдамскую декларацию, Советское правительство сочло беспредметным продолжение каких-либо контактов с японской стороной по вопросу о посредничестве СССР в войне на Дальнем Востоке.
31 июля во время Потсдамской конференции Трумэн передал Сталину официальное заявление правительства США, в котором содержалась просьба о вступлении Советского Союза в войну против Японии со ссылкой на обязательства, содержащиеся в Уставе ООН.
8 августа министр иностранных дел СССР сделал от имени Советского правительства заявление, в котором говорилось, что «после разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной великой державой, которая все еще стоит за продолжение войны». В заявлении указывалось, что Советское правительство присоединилось к Потсдамской декларации союзных держав от 26 июня 1945 г. и, стремясь «приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции», заявило о том, что с 9 августа Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией[810].