И действительно, некоторые перемены начались лишь после восшествия на престол в июне 1888 года императора Вильгельма II, при котором был создан проект броненосца «Бранденбург» с шестью 280-мм орудиями, а в 1890 году заложены четыре корабля этого типа, строившиеся до 1894 года, после чего наступила длительная пауза, завершившаяся в 1899 году закладкой броненосцев типа «Виттельсбах» с четырьмя 240-мм орудиями. Однако к тому времени в составе Балтийского флота числилось шесть броненосцев, а седьмой, «Севастополь», приступил к ходовым испытаниям, и если бы не очередное изменение в середине 1890-х годов морской политики России, страна вплоть до 1902 года обладала 6ы определенным перевесом в линейных силах над Германией. Общее же превосходство последней в количестве броненосных судов в конце XIX века не достигало таких размеров, чтобы позволить немцам блокировать российский флот, а стало быть создание крупной военно-морской базы у западной границы не было столь уж опрометчивым. Более того, оно вполне укладывалось в рамки принципов морской стратегии, требовавших концентрации сил на тех театрах, где предполагалось решающее столкновение с противником, а таким театром в середине 1880-х годов считались воды Балтийского моря, омывавшие побережье, на которое выходил правый фланг расположения российской армии — от Либавы до Риги.

1

2

Германские броненосцы — вероятные противники Балтийского флота. «Эгир» (типа «Зигфрид, вверху 1) и «Бранденбург» (2)

Собственно, оборону этих пунктов, наряду с Кронштадтом и Свеаборгом, и признала первоочередной задачей еще в 1884–1885 годах комиссия Н.Н. Обручева. Причем, если окончательные решения относительно Риги, предполагавшие базирование на этот порт устаревших кораблей береговой обороны и миноносок, были приняты только весной 1890 года, то Либавой Морское и Военное министерства занялись гораздо раньше[800].

Уже осенью 1885 года, после проведенных там изысканий, подполковник И.Г. Мак-Дональд составил проект, предусматривавший устройство севернее коммерческой гавани бассейна, соединенного с морем довольно длинным каналом[801]. Этот проект автор упомянутой выше записки представил участникам совещания «по вопросу о возможности устройства стоянки для военного флота» в Либаве или Виндаве.

На первом его заседании, 22 апреля 1886 года, К.Н. Посьет при поддержке Н.Х. Бунге попытался доказать необходимость строительства Туккумо-Виндавской железной дороги и реконструкции Виндавского порта, через который министр путей сообщения собирался направить часть товарооборота. Либаву он готов был отдать военным морякам, упуская из вида, что в таком случае обороны, а значит и дорогостоящих фортификационных работ потребует и она, и обновленная Виндавская гавань, о чем ему напомнили П.С. Ванновский, Н.Н. Обручев и Н.М. Чихачев. Впрочем, если ориентировочная стоимость либавских укреплений определялась в размере 18 млн руб., то для оценки затрат на создание крепости в Виндаве точных данных не было, поэтому их подготовку к следующему заседанию поручили П.С. Ванновскому, Н.М. Чихачеву и К.Н. Посьету[802].

Однако кроме последнего в этом никто заинтересован не был, и когда министры вновь собрались 7 октября, то Виндавы старались не касаться, зато рассмотрели несколько проектов военного порта и крепости в Либаве. Самый скромный из них предполагал ассигнование 29 135 000 руб. Правда, К.Н. Посьет и впоследствии продолжал настаивать на своих замыслах, не смущаясь сопротивлением нового управляющего Министерством финансов, тогда как И.А. Вышнеградский в отзыве от 28 января 1887 года категорически отверг все предложения насчет прокладки Туккумо-Виндавской дороги и расширения Виндавского порта, и написал, что на работы по реконструкции Либавского порта уже выделено 5 млн руб. и нет оснований производить дополнительные расходы, тем более, что Военное и Морское ведомства находят возможным соседство в Либаве военной и коммерческой гаваней[803].

Тем временем, исполняя постановление комиссии Н.Н. Обручева, штаб Петербургского военного округа летом 1887 года направил группу офицеров во главе с генерал-майором Г.И. Бобриковым в Моонзунд. Известная самостоятельность столичного округа, начальник штаба которого, генерал-лейтенант Н.И. Бобриков (старший брат руководителя поездки), пользовался расположением командующего, великого князя Владимира Александровича, позволяла ему в некоторых вопросах расходиться с Главным штабом[804]. Г.И. Бобриков, понимая значение Моонзундского архипелага, прикрывающего подступы к Рижскому и Финскому заливам, строил планы создания на островах укрепленной позиции, противоречившие замыслам Н.Н. Обручева. От Морского ведомства в состав его рекогносцировочной комиссии вошли известные специалисты минного дела: вице-адмирал К.П. Пилкин, контр-адмиралы В.П. Верховской, П.П. Тыртов, командовавший тогда шхерным отрядом Практической эскадры, и капитан 1 ранга Ф.В. Дубасов, приложивший немало усилий к тому, чтобы поддержать Г.И. Бобрикова и внушить ему, как два года назад Н.П. Глиноецкому, свои мысли[805].

Отчет от 31 октября 1887 года, составленный генералом по результатам поеездки, рассмотрело совещание под председательством военного министра, состоявшееся 7 ноября 1887 года. В нем приняли участие: И.А. Шестаков, Н.Н. Обручев, генерал-инспектор по инженерной части, генерал К.Я. Зверев, начальник Академии генерального штаба, генерал-лейтенант М.И. Драгомиров, Н.М. Чихачев, Н.И. Бобриков, вице-адмиралы Р.И. Баженов и К.П. Пилкин, контр-адмиралы В.П. Верховской и П.П. Тыртов, генерал-майоры А.Н. Куропаткин, Д.С. Заботкин, А.А. Боголюбов, Л.Л. Майер, а также Ф.В. Дубасов и ряд других лиц. Выслушав доводы Г.И. Бобрикова, указавшего на такие достоинства Моонзунда, как наличие четырех выходов, затруднявшее блокаду, и удобство островов для обеспечения вылазок миноносцев, о чем также говорил, дополняя генерала, Ф.В. Дубасов, представители Главного штаба обратили внимание собравшихся на длительное замерзание архипелага и на то обстоятельство, что базируясь там нельзя успешно оборонять южную часть балтийского побережья.

Карта Моонзундского архипелага

В результате прений точка зрения Н.Н. Обручева одержала верх, и совещание, признав Моонзунд выгодной стратегической позицией, выбрало для размещения военного порта Либаву. Через четыре дня многие его участники вновь собрались, чтобы рассмотреть представление Министерства путей сообщения в Комитет министров, от 25 августа, в котором предпринималась очередная попытка добиться положительного решения виндавского вопроса. Формулируя свое мнение, генералы и Н.М. Чихачев снова высказались в пользу Либавы[806].

Вице-адмирал К.П. Пилкин

Однако не принимавший участия в этом заседании И.А. Шестаков, осознавший наконец разницу между трактовкой понятия о военном порте совещанием и им самим, в ответ на присланное ему при письме Н.Н. Обручева от 28 ноября заключение написал П.C. Ванновскому 9 декабря: «Едва ли можно сомневаться, что приспособление Моонзунда, как станции для обороны наших вод, соединенное с употреблением для той же цели Дюнаминдской гавани, есть лучшее средство для активной защиты берегов Рижского и Финского заливов»[807].