Карта Белого моря и Кольского полуострова

Скудость морского бюджета побуждала И.А. Шестакова изыскивать любые возможности для приобретения права на использование такого опорного пункта в океанах, который располагался бы вблизи от торговых путей. Видимо, именно по этой причине он сделал ставку на предприятие Н.И. Ашинова, несмотря на недоверие к последнему. В сентябре 1887 года адмирал говорил о нем с императором Александром III, но, судя по всему, удержал царя от более близкого знакомства с Н.И. Ашиновым, высказав подозрение о связях его с нигилистами[896].

Не получив официальной поддержки, энергичный атаман начал дело самостоятельно: отправился в Абиссинию и раскинул на берегу залива Таджура (в районе современного Джибути) небольшой палаточный лагерь, населив его десятком искателей счастья, набранных обманом в Одессе и Константинополе. Владевшие этой территорией французы поначалу не обратили на лагерь особого внимания, и Н.И. Ашинов 20 июля 1888 года выехал в Россию за дополнительными средствами и людьми. Благодаря длительной агитации, предшествовавшей основанию «станицы Новая Москва», нашлись желающие ехать в Африку, и среди них настоятель Константинопольского подворья Афонского монастыря, отец Паисий. И.А. Шестаков, узнав о возникновении «станицы», 1 августа записал в дневник: «Хотим учредить угольную станцию около Обока, по почину Ашинова»[897].

Управляющий, конечно, не собирался выбрасывать казенные деньги на ветер и распорядился приказать командиру канонерской лодки «Манджур», капитану 2 ранга Г.П. Чухнину, по пути в Тихий океан осмотреть Таджуру и «станицу». В инструкции ГМШ от 11 октября говорилось, что «со стороны нашего правительства не имеется в виду придавать какое-либо особое значение» ашиновскому поселению. Вместе с тем, Г.П. Чухнину поручалось обозначить на карте места, «где по Вашему мнению наиболее выгодно расположить укрепления или минные заграждения и места, удобные для устройства угольных складов»[898].

Тем временем Н.И. Ашинов, пользовавшийся поддержкой столь влиятельного лица, как Нижегородский губернатор Н.М. Баранов, добивался в Крыму аудиенции у Александра III[899]. Проникнув на борт парохода «Москва», перевозившего царскую семью из Ялты в Севастополь, атаман попался на глаза И.А. Шестакову, и тот спустя несколько дней, 17 октября, «перед самым отъездом Царя явился в вагон и просил дозволения послать в колонию Ашинова пароход с углем. Нужно убедиться наконец, есть ли правда в словах казака»[900].

Накануне, 16 октября, он приказал А.А. Пещурову «отпустить Ашинову что можно из хранящегося в Николаеве старого огнестрельного оружия»[901].

Адмирал, видимо, не сообразил или не придал значения тому обстоятельству, что предприятие атамана противоречит интересам Франции. В результате главный командир Черноморского флота отправил агенту Добровольного флота в Одессе пять картечниц Гатлинга, 200 ружей Баранова, 200 абордажных палашей, боеприпасы.

Результатов экспедиции И.А. Шестаков уже не увидел: 21 ноября 1888 года он скончался в Севастополе. Н.И. Ашинов же, собрав до полутора сотен человек, в декабре вновь отправился в Таджуру, но был враждебно встречен французами, потребовавшими от него сдачи оружия. Атаман отказался и вместе со своими людьми, среди которых были женщины, дети, монахи, перебрался в Сагалло, под защиту стен старинного, давно заброшенного укрепления, над которым поднял российский флаг. Однако 5/17 февраля 1889 года в заливе появились французские военные корабли под командованием адмирала Олри и потребовали флаг спустить. Не дождавшись ответа в отведенное время, моряки открыли огонь. После девятого выстрела истрепанное полотнище рывками поползло вниз. Официальный Петербург, к тому времени отмежевавшийся от Н.И. Ашинова, сделал вид, что ничего особенного не произошло. На этом единственная в 1880-е годы попытка России утвердиться на стратегически важных морских коммуникациях окончилась.

Заключение

Завершающий этап всякого исторического исследования — формулировка выводов — в нашем случае заметно осложняется как отсутствием сопоставимых трудов по морской политике России предыдущего периода, так и предпринятым ради ограничения объема данной работы искусственным сужением ее хронологических рамок, не позволяющим до конца проследить развитие тех процессов, начало которым было положено в 1880-е годы. Тем не менее, представляемый материал дает основания для некоторых наблюдений.

Прежде всего следует отметить, что морская политика тех лет унаследовала многие черты политики предыдущего десятилетия. Прежде всего, она оставалась великодержавной, ориентированной на удержание страной того места в системе международных отношений, которое было ею занято к началу описываемого периода, а также на дальнейшее повышение ее статуса. С этой целью российское правительство содержало, главным образом на Балтике, достаточно крупный флот, способный, по его мнению, решать актуальные военно-политические задачи. Однако если в 1860 — начале 1870-х годов развитие последнего происходило в рамках концепции «двух флотов», предполагавшей сочетание береговой обороны с крейсерской угрозой торговым путям вероятных противников, преимущественно Англии, то уже к концу 1870-х годов обозначилось стремление к созданию сбалансированных морских сил.

Опробованная летом 1863 года, при обстоятельствах, исключавших объективную оценку результатов, концепция «двух флотов» в течение полутора десятилетий заставляла Морское ведомство пополнять корабельный состав прежде всего крейсерами и судами береговой обороны. Но техническая отсталость российской промышленности и недостаток финансовых средств, вместе с желанием ведомственного руководства произвести благоприятное впечатление на верховную власть, не раз приводили к поспешному строительству кораблей с ограниченными боевыми возможностями, примером чему служат «мониторные» и «миноносные» горячки времен Польского восстания 1863–1864 годов и войны с Турцией 1877–1878 годов[902]. Быстрый прогресс техники и вооружения за границей в короткое время совершенно обесценил большинство из этих судов. В итоге, к началу 1880-х годов Балтийский флот уже не мог ни защищать должным образом собственные берега, ни серьезно угрожать неприятельской морской торговле. На Черном море и в Тихом океане Россия располагала гораздо более ограниченными силами и не имела средств для заметного их увеличения.

Относительная слабость флота усугублялась проблемами с его личным составом. Разработанные в 1867–1869 годах, согласно указаниям великого князя Константина Николаевича и Н.К. Краббе, руководящие документы по управлению Морским ведомством, наряду со значительным сокращением министерского бюджета, вызвали сравнительное ухудшение положения строевых офицеров, значительный отток их на береговые должности, сократили плавание судов, чем сузили круг лиц, должным образом подготовленных к несению корабельной службы. Предпринятая в начале 1870-х годов попытка устранить отдельные недостатки управленческих структур не увенчалась успехом, преимущественно по финансовым соображениям.

Руководство Морским ведомством сознавало возникший разрыв между возможностями флота и требованиями, предъявляемыми к нему государством. Нарастание угрозы со стороны Турции и Германии, флоты которых значительно усилились в первой половине 1870-х годов, было признано генерал-адмиралом, великим князем Константином Николаевичем еще в 1873 году. Опыт Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, Кульджинского кризиса, морской демонстрации у Дульциньо указывал на важную роль мореходных броненосцев. В совокупности с крейсерами, такие корабли расширяли круг задач, решаемых флотом, и позволяли проводить более активную внешнюю политику. Именно броненосцы могли обеспечить равноправное участие России в акциях других великих держав, позволяли оказывать влияние на позицию враждебно настроенных государств, не доводя дело до открытого вооруженного столкновения, а в случае войны перенести борьбу не только в морские просторы, но и к берегам противника. Необходимость подобных действий в тот период обосновывалась напряженными отношениями с Китаем, Германией, а особенно обострением Восточного вопроса, побудившим российское правительство в конце 1870-х годов признать целесообразность Босфорской десантной операции.