Вернувшись в Париж, Бурцев поспешил к Савинкову, ближайшему другу Азефа и правой руке по Боевой организации эсеров, и под честное слово выложил ему содержание разговора с Лопухиным. Савинков заявил, что подставным лицом Департамента полиции является не только Бакай, но и Лопухин, а Азеф вне подозрений. Тогда Бурцев решил опубликовать в печати обвинение Азефа в провокаторской деятельности.

СЛЕДСТВИЕ

Обсудив сложившуюся ситуацию и учитывая, что Бурцев угрожал объявить Азефа провокатором, ЦК партии социалистов-революционеров на Лондонской конференции дал согласие на проведение третейского суда. Члены ЦК полагали, что таким образом удастся прекратить несправедливые нападки Бурцева на Азефа.

Уверенность членов ЦК в невиновности Азефа и его влияние в партии были столь велики, что, несмотря на решение Лондонской конференции, суд под разными предлогами несколько раз откладывался. Тогда Бурцев заказал набор своего письма в ЦК с обвинением Азефа и гранки текста отдал Савинкову. Письмо кончалось следующими словами: «О деятельности Азефа и его руководителей мы много и часто будем говорить на страницах «Былого» [625]. Только после этого в ЦК поняли, что суда избежать на удастся.

Судей укомплектовали в следующем составе: Г. А. Лопатин (председатель), В. Н. Фигнер и П. А. Кропоткин. Более авторитетного состава представить невозможно. Суд заседал с перерывами в октябре—ноябре 1908 года в Париже сначала на квартире известного эсера И. А. Рубановича и в библиотеке им. П. Л. Лаврова, затем на квартире у Б. В. Савинкова [626]. За работой суда наблюдали представители ЦК партии социалистов-революционеров В. М. Чернов, М. А. Натансон и Б. В. Савинков. Поскольку судили Бурцева за клевету, а не Азефа за предательство, то последний жил с семьей в Пиренеях на курорте близ Биаррица и поддерживал с Савинковым почтовую связь. Через Азефа и Заграничную агентуру Департамент полиции знал о суде, но подробности происходившего на его заседаниях оставались для него тайной.

Все, кроме Лопатина, Бурцева и Бакая, рассчитывали, что наконец-то уличат Бурцева в попытке ошельмовать Азефа. Аргументация защитников Азефа была простейшая, эмоциональная — его революционное прошлое, он — один из основателей партии, лидер Боевой организации. Сотрудник Департамента полиции убил министра внутренних дел и великого князя?! Это уж слишком. Все подстроено агентами охранки. Ба-кай — бесспорно профессиональный провокатор. Тогда Бурцев потребовал от присутствовавших слова не разглашать источника информации и объявил о свидетельстве Лопухина. Но и после этого заявления судьи не пришли к единому мнению. Оставалось одно — допросить самого Лопухина или хотя бы собрать о нем сведения, которые позволят оценить правдивость его показаний, если они не плод «болезненной фантазии» Бурцева. С этой целью в Россию выехал член ЦК партии социалистов-революционеров А. А. Аргунов. Перед отъездом он сообщил о своей сложной миссии Азефу.

«Допуская, что Бурцев говорит правду, приводя слова Лопухина,— писал Аргунов,— необходимо было выяснить, какова роль в данном случае самого Лопухина. Была предпосылка, что бывший глава полиции Лопухин, выгнанный из бюрократической среды, добивался своего возвращения путем провокации» [627]. Сведения, собранные Аргуновым в Петербурге, говорили в пользу Лопухина.

В начале ноября 1908 года встревоженный Азеф появился в Петербурге на Мытнинской набережной, 1, в квартире начальника Охранного отделения А. В. Герасимова и просил у него совета, как выйти из положения, в которое привели его показания Лопухина [628]°. «Рассказ Азефа,— вспоминал Герасимов,— звучал чудовищно невероятно. Я знал Лопухина уже семь лет, раньше в Харькове, потом в Петербурге, знал его как человека, понимающего ответственность своих поступков, и как человека, ставящего исполнение долга всегда на первый план»[629]. Герасимов посоветовал Азефу объясниться с Лопухиным, тем более что, по словам Азефа, Лопухин обязан ему жизнью.

11 ноября Азеф появился у Лопухина в его пятнадцатикомнатной квартире на Таврической, 7. Вернувшись к Герасимову, он сказал, что Лопухин отрицал факт разговора о нем с Бурцевым, но и не ответил, как будет себя вести, если эсеры силой потребуют от него показаний против Азефа. «Мы совершили очень серьезный промах,---сказал он (Азеф.— Ф. Л.) у—я не должен был туда идти. Лопухин несомненно находится в связи с революционерами, и он передаст им о моем сегодняшнем посещении. Сейчас я окончательно пропал» [630]. Азеф не ошибся, визит к Лопухину послужил для эсеров главнейшим доказательством его предательства.

18 ноября на квартире известного столичного адвоката Е. Е. Кальмановича Лопухин встретился с Аргуновым и произвел на него крайне благоприятное впечатление [631]. Лопухин рассказал обо всем и о посещении Азефа и пообещал Аргунову при следующем свидании дать для эсеров письменные показания.

21 ноября Герасимов побывал у Лопухина, который на сей раз не отрицал, что имел с Бурцевым заграничное свидание, но разговор касался исторических сборников «Былое». Он сказал, что на суд, организованный эсерами, не поедет, но если ему приставят к виску браунинг, то, конечно же, скажет правду об Азефе. «Ни напоминание генерала Герасимова о долге присяги,— читаем мы в обвинительном акте по делу

Лопухина,— ни указания на значение этой тайны для государственной безопасности на Лопухина не подействовали, и он, видимо, желая прекратить этот неприятный для него разговор, дал понять своему собеседнику, что он занят, после чего Герасимов перестал убеждать Лопухина, но, уходя, намекнул ему, однако, что, какова бы ни была в будущем его роль в этом деле, она будет обнаружена и тайною не покроется» [632].

После ухода Герасимова встревоженный Лопухин написал письма председателю Совета Министров П. А. Столыпину, товарищу министра внутренних дел А. А. Макарову и директору Департамента полиции М. И. Трусевичу и две их копии передал своим друзьям, чтобы в случае его неожиданной смерти их переслали судебным властям. Лопухин описал появление у него Азефа и Герасимова, их просьбу не открывать эсерам роли Азефа и угрозы в его адрес в случае невыполнения этого требования. Он просил адресатов данной им властью оградить его от подобных свиданий с сотрудниками охранки.

23 ноября состоялось второе свидание Аргунова с Лопухиным. Лопухин рассказал о посещении Герасимова и установленной после этого визита слежке, просил передать Бурцеву, чтобы тот больше не писал ему, так как не верит в его конспираторские способности. Лопухин не принес письменных показаний, но передал Аргунову для отправки по почте три упомянутых письма одинакового содержания в открытых конвертах.

«Около 9 часов вечера 11 сего ноября ]<о мне на квартиру, в д. № 7 по Таврической ул., явился известный мне в бытность мою директором Департамента полиции как агент находящийся в Париже чиновник Департамента полиции Евно Азеф и, войдя без предупреждения ко мне в кабинет, где я в это время занимался, обратился ко мне с заявлением, что в партию социалистов-революционеров, членом коей он состоит, проникли сведения об его деятельности в качестве агента полиции, что над ним происходит поэтому суд членов партии, что суд этот имеет обратиться ко мне за разъяснениями по этому поводу, и что вследствие этого его, Азефа, жизнь находится в зависимости от меня. Около 3 часов дня сего числа ко мне, при той же обстановке, без доклада о себе явился в кабинет начальник Спб. Охр. отделения Герасимов и заявил мне, что обращается ко мне по поручению того же Азефа с просьбой сообщить, как поступлю я, если члены товарищеского суда над Азефом в какой-либб форме обратятся ко мне с разъяснениями по интересующему их делу. При этом начальник Охр. отд. сказал мне, что ему все, что будет происходить в означенном суде, имена всех имеющих быть опрошенными судом лиц и их объяснения будут хорошо известны.