Одна из определяющих идей натурализма Спинозы, многократно сформулированная в его произведениях, состоит в настойчивом утверждении, согласно которому человек не образует в природе «государства в государстве» (8, 1, 454; 2, 292). Напротив, он составляет интегральную часть и даже частичку (particula) природы и полностью подчиняется действию ее законов, обнимающих собой «общий естественный порядок, часть которого составляет человек» (там же, 567).

Эти законы, как мы видим, вытекают из действия субстанции, а следовательно, выражают оба ее атрибута. Если в мире природы, рассматриваемой без человека, господствуют механические законы, выражающие атрибут протяженности, то именно в деятельности человека проявляется и второй атрибут — мышление. Тем самым человек, будучи неотрывной частичкой природы, составляет все же особую частичку, наделенную сознательной деятельностью.

1. «Ни тело, ни душа не могут определять друг друга к взаимной деятельности»

С наибольшей очевидностью, согласно Спинозе, действие естественных законов проявляется в телесной организации человека, целиком объясняемой положениями механистического детерминизма. Значительно труднее даются Спинозе истолкования человеческой души в качестве частицы природы.

В принципе она составляет модус атрибута мышления, частичку «бесконечного разума бога». Душа, или дух, всегда состоит из совокупности идей. Каждая из них представляет собой «понятие, образуемое душой в силу того, что она есть вещь мыслящая» (8, 1, 612). Каждая идея интенциональна, то есть направлена на определенный объект. Ближайший объект души — ее собственное тело. Отсюда определение души как «идеи тела». Но это качество души скорее свидетельствует об ее пассивности, зависимости от тела. Оно связано с чувственным познанием. Но душа способна не только к осознанию телесных состояний, но и к осознанию собственных идей. Здесь проявляется активная сторона души, связанная с рационально-интуитивным познанием. Это качество души, выражающее самонаправленность человеческого сознания, автор «Этики» именует «идеей идеи тела» или «идеей души» (см. особенно 8, 1, 426). С данным качеством и связано истолкование души, состоящей из дискретных, всегда конкретных, определенных идей, как субъекта, то есть центра активной, непрерывной мыслительной деятельности.

С проблемой субъекта неразрывно связана и психофизическая проблема, играющая огромную роль в истолковании человека автором «Этики». Уже из его методологии ясно, что не только чувственно-абстрактное, но в особенности интуитивно-дедуктивное познание ставят перед философом эту трудную проблему единства тела и духа, действий и мыслей человека.

Для Спинозы было неприемлемо упрощенное, несколько вульгаризированное представление, согласно которому мышление — чисто телесный процесс, как его рассматривал, например, Гоббс. Трезво расценивая в общем еще весьма скромный характер физиологических знаний своей эпохи, философ указывает в этой связи, что не может быть речи о сведении мыслительных процессов к телесным уже потому, что «мы имеем лишь весьма смутное познание о нашем теле» (8, 1, 415).

Но мыслительные процессы, с точки зрения Спинозы, принципиально не могут быть порождены процессами телесными, ибо это явления, объясняемые различными атрибутами, непроницаемыми друг для друга. Природа мышления «никоим образом не заключает в себе понятия протяжения…» (8, 1, 448). Обобщенную формулировку своей позиции в решении психофизической проблемы автор «Этики» дает во второй теореме третьей части этого произведения: «Ни тело не может определять душу к мышлению, ни душа не может определять тело ни к движению, ни к покою, ни к чему-либо другому…» (там же, 457).

Позицию Спинозы, выраженную столь категорически, обычно именуют психофизическим параллелизмом. В этой связи возникает вопрос о том, в каком смысле мы обычно говорим о преодолении Спинозой, последовательно настаивавшим на единстве и единственности субстанции, дуалистической позиции Декарта, утверждавшего необходимость существования двух субстанций.

Ответ на этот вопрос может быть тот, что преодоление картезианского дуализма Спинозой достигнуто лишь в общем плане учения о единстве субстанции. Но в решении психофизической проблемы невозможно говорить о полном преодолении картезианского дуализма, поскольку для Спинозы характерно представление о взаимонепроницаемости двух атрибутов. Однако его учение о единстве субстанции все же дало автору «Этики» возможность показать последовательное единство в действиях души и тела.

2. «Мы волнуемся, как волны моря, не зная о нашем исходе и судьбе»

Все люди как частички природы с необходимостью оказываются под ее воздействием. Но как далеко простирается это воздействие и как оно отражается на внутреннем мире человека?

При объяснении последнего очень важную роль играет объяснение проблемы воли — одной из определяющих в антропологии Спинозы. Она связывает антропологию с учением о познании и с этической доктриной мыслителя.

Проблема воли, столь тесно связанная с эмоциональной и моральной жизнью человека, играет первостепенную роль в монотеистических построениях. Крупнейший христианский теолог и философ Августин стал рассматривать волю как главный фактор человеческой личности, более существенный, чем познавательный фактор. В контексте религиозного мировоззрения Августин истолковывал этот фактор как сугубо иррациональный, не поддающийся никакому контролю разума, логики. Такая установка и была выражена у Августина в учении о свободе воли человека, определяющей, однако, его поведение лишь к греховным, аморальным поступкам, присущим подавляющему большинству людей.

Представление о свободе человеческой воли разделялось множеством людей, уверенных, что именно благодаря ей человек становится особым существом, возвышающимся над всеми другими творениями бога. Это воззрение оказывало огромное влияние на многих философов, причем иногда даже на передовых и оппозиционных по отношению к ортодоксальному христианству. Едва ли не наиболее значительным из таких философов был Декарт. Выше было упомянуто, что великий рационалист сохранил августинианское положение о свободе воли, с помощью которого он пытался понять факт человеческих заблуждений.

В своем объяснении человека Спиноза стал более последовательным рационалистом. Он многократно отвергал мысль Декарта, будто свободная воля, будучи шире разума, наводит последний на грех заблуждения. Руководствуясь своей методологией, в частности ее номиналистическими элементами, нидерландский философ по-новому подошел к проблеме воли. Поскольку человеческая душа не представляет собой некоего субстанционального целого, а всегда слагается из дискретных мыслей-идей, в ней не может быть неких особых способностей — разумения, желания, любви. И тем более в ней не может быть такой особой способности, как воля. «…Воля не есть вещь в природе, но лишь фикция», — говорит философ уже в своем первом произведении (8, 1, 139).

Воля, как и ум, относится к отдельным своим проявлениям точно так же, как белизна к отдельным предметам белого цвета, как каменность к тому или иному камню или человечность к Петру или Павлу (см. там же, 445–446). Воля — одна из наиболее распространенных универсалий, псевдообобщений.

Представление же о свободе ее — одно из самых живучих человеческих заблуждений, полуправда, основывающаяся на том, что люди сознают только свои желания, но обычно весьма далеки от понимания причин, какими они к ним определяются. Даже грудные младенцы, говорит философ, уверены, что они свободно просят молока, разгневанные люди убеждены, что они «свободно стремятся к мщению, трусы — к бегству, пьяницы, помешанные и болтуны тоже убеждены, что они свободно говорят то, в чем впоследствии они нередко раскаиваются» (8, 1, 433; см. также 2, 592).

В условиях мирового детерминизма, исключающего случайность, определяющего и человеческую деятельность, свободная воля не более чем иллюзия, порождаемая тем, что люди сознают свои желания, но не знают причин, которыми они детерминируются (см. 8, 2, 592). В своем отрицании свободы человеческой воли, основанном на механистическом детерминизме, Спиноза столь радикален, что даже сравнивает поведение человека с камнем, получившим некоторое количество движения от той или иной внешней причины и двигающимся в определенном направлении. И если представить, что камень осознает это свое стремление, а в принципе ведь каждая вещь способна, как считает Спиноза, к такому осознанию, то у него тоже возникнет иллюзия полной свободы его движения.