Тям против прогулки не возражал и, фыркнув, больше для порядка, важно, вразвалочку вошел в зеркальный коридор.

Вошел и пошел себе дальше. И ничего ровным счетом не произошло.

Осси, затаив дыхание, наблюдала за тем, что будет дальше, сжимая в руке раздвинутый уже посох некромансера, готовая в любой миг кинуться на помощь и организовать спасательно-карательную операцию.

«Вроде тихо все», — прокомментировала пеший поход абрикосового пушистика Хода.

— Вроде да, — ответила Осси, сжимая посох так, что аж костяшки пальцев побелели.

Тям же тем временем прошел по коридору довольно далеко, не вызвав у обитателей зазеркалья никакого ровным счетом интереса. Они его будто в упор не видели и замечать не хотели. А может, и правда не видели?

При этом он по-прежнему ни в одном из зеркал не отражался. Быть может, потому, что собственная внешность его совершенно не интересовала, а может, по какой другой причине. Об этом можно было только гадать, совершенно причем бесперспективно. Зато сколь угодно долго.

Тям сделал еще шажок, затем остановился, обернулся и посмотрел на Осси своими широко распахнутыми глазищами — мол, ну что, хватит уже, или дальше идти?

— Тям? — интонация на этот раз была недвусмысленно вопросительной.

— Хватит, — улыбнулась в ответ Осси. — Давай обратно!

Тям радостно заковылял обратно, все быстрее семеня своими маленькими ножками и поднимая ручонки навстречу девушке. Ни дать, ни взять — просто малыш, который осваивает тяжелую науку хождения. Осси заулыбалась еще шире и протянула руки навстречу своей абрикосовой загадке. Прямо в них он и влетел, проделав последние шаги уже просто бегом.

— Молодец! Чудо ты мое! — похвалила Осси, поднимаясь и держа Тяма на руках. — Просто чудо!

«Зеркала, — вернула ее к реальности Хода. — Посмотри на зеркала!»

С зеркалами ничего не произошло. Как висели себе, так и продолжали висеть дальше. Со стен не пообваливались и от досады, что не могут отразить какого-то малыша, не полопались… А вот отражения…

Отражения пропали. Вернее, пропадали, тая прямо на глазах. Как сон — вроде еще видится что-то, вроде лоскуты какие-то перед глазами еще плывут, а целого мира уже нет… А еще через миг нет уже и лоскутов, соскользнувших в небытие. И остается лишь память, да и та — ненадолго…

Гасли в многочисленных зеркалах бесконечные отражения графини Кай Шаретт, таяли, растворяясь в застывшем навсегда стекле, и исчезали без остатка. Поддавшись всеобщему психозу, потухли и чужие тени в медленных зеркалах. И теперь все они отражали только самих себя, гоняя пустоту от амальгамы к амальгаме, преумножая ее и в ней же растворяясь.

Прошло совсем немного времени, и коридор был совершенно пуст — зеркала потухли и уснули, ничего больше не отражая. Вообще ничего.

Собрав в кулак всю свою волю, Осси сделала шаг, крепко прижимая к груди Тяма. Как любимую игрушку, как самое дорогое в мире существо, как спасительный талисман, оградивший ее от власти отражений.

Ничего не произошло.

Она сделала еще один шаг. Затем еще.

Зеркала спали.

И тогда она просто прошла по коридору.

Коридор оказался длинным, и идти по нему мимо темных уснувших зеркал пришлось довольно долго. В какой-то момент Осси даже подумала, что сложись все иначе и не помоги ей ее плюшевый друг — вряд ли бы она сама справилась. Не помогли бы ей ни посох, ни запасы кристаллов. Ничто не помогло бы против тысяч и тысяч ее отражений, когда обрушились бы они на нее все разом. И если бы не Тям — плутать бы ей сейчас по замку в поисках иного пути, который, конечно же, рано или поздно нашелся бы, но сколько времени на это было бы потрачено, да и сил…

В конце концов закончился и этот коридор, и Осси, без особого сожаления покидая его, вдруг поймала себя на мысли, что долго, наверное, еще не захочет видеть свое отражение — насмотрелась, что называется, досыта. Оставалось только надеяться, что это вскоре пройдет, а иначе придется ей распрощаться со своим не самым дешевым, а главное — таким привычным домашним зеркалом…

Глупо, конечно, но именно такие насквозь бытовые мысли блуждали в голове девушки в тот момент, когда она вышла в просторный зал.

Глава семнадцатая

По всей видимости, это был холл замка. Во всяком случае огромных размеров двухстворчатая дверь слева, к которой спускалось несколько широченных ступеней, сильно смахивала на парадный вход. Очень уж широкой и высокой была эта дверь. Да и украшена она была слишком богато, чтобы служить обычным, рядовым проходом из одной, пусть даже невероятно большой комнаты, в другую, пусть даже не уступающую ей размерами. Кроме того, высокие узкие витражные окна, симметрично расположившиеся по обе стороны от входа, также говорили в пользу этой гипотезы.

Все помещение холла делилось на три примерно равных по площади яруса, которые находились на разной высоте, тремя большими уступами поднимаясь от входной двери — к двери напротив, которая была чуть поменьше и чуть поскромнее. Но и она тоже, по большому счету, представляла собой памятник монументального зодчества и вполне могла соперничать своими размерами с воротами средней величины какого-нибудь столичного особняка.

Осси выскочила в зал на втором — среднем — ярусе, в самой середине его боковой, так сказать, стороны. Перед ней простиралось огромное, убранное каменными плитами пространство, на котором вполне могли разместиться и ее уютный домик в центре Фероллы, и парочка соседских с небольшим куском рыночной площади и фонтаном в придачу.

Фонтан, впрочем, тут наличествовал. Не очень большой, не очень богатый, но вполне достаточный для того, чтобы пустить пыль в глаза, когда надо и кому надо. Пока же он просто пускал воду, причем делая это наибанальнейшим и наипошлейшим образом — вода изливалась из пасти очередного несчастного зверя, которую старательно рвал, но так и не мог порвать (и это за столько-то лет) очередной герой-избавитель. Не справившись с такой несложной в общем-то задачей, он застрял здесь на многие-многие годы. И теперь, вместо того чтобы потягивать доброе вино или что-нибудь покрепче в компании себе подобных и ловить на себе нежные призывные взоры юных дев, он должен был вновь и вновь побеждать опостылевшие уже чудище-страшилище, которое на его геройские потуги ровно никакого внимания не обращало и плевать хотело. Что, собственно говоря, оно и делало.

Кроме фонтана на этом ярусе присутствовали колонны. Узкие, витые, отполированные до блеска и невероятно высокие, они робко жались по краям зала, оставляя совершенно свободным срединный проход от двери к двери, а точнее — от лестницы к лестнице. Были они, скорее всего, абсолютно декоративными, потому как потолка тут не было видно вообще. Настолько высоко он был вознесен, что свет от многочисленных и расставленных повсюду огненных чаш просто не мог туда пробиться, и от этого казалось, что колонны тянутся куда-то в пустоту, растворяясь там в темноте, вдали от людских глаз.

Скорее всего, этот, самый первый зал простирался ввысь до самой крыши и должен был по замыслу его создателей поразить воображение, потрясти своим величием и полностью подавить гордыню. Любой входящий сюда должен был почувствовать себя ничтожеством, песчинкой, которая затеряна в бескрайних просторах мироздания.

Нельзя сказать, что это им не удалось.

Ярусы были разделены пятью широченными ступенями, по которым в ряд могло пройти человек двадцать — никак не меньше. Причем совершенно свободно и не толкая друг друга. А по краям этих ступеней были расставлены огромные каменные вазы в два человеческих роста, украшенные сложнейшей резьбой и инкрустацией.

Левая лестница вела на нижний ярус, располагающийся около входной двери. Он был относительно пуст, в том смысле, что ни фонтаном, ни исполинскими колоннами похвастаться не мог. А вот верхний, насколько могла судить отсюда Осси, имел несколько более сложную топографию.

Во всяком случае кроме следующей двери на нем присутствовало еще две лестницы. Широкими изогнутыми рукавами они расходились от центра зала в стороны, забираясь крутой дугой вверх, и соединялись на некоем подобии балкона, непосредственно над дверью. По краям балкона темнели проходы куда-то в глубь замка, и, по всей вероятности, они, как и центральная дверь под ними, вели в главный зал — на второй его уровень.