— Скоро придет врач, — сказала Шушэн.

— Зачем? Это непозволительная роскошь, — вздохнул он. — Я соглашаюсь только ради матери.

— Даже сейчас ты думаешь не о себе. Добряк, — растроганно, но с чувством обиды проговорила жена. — Этот мир не для таких, как ты. Ты невольно причиняешь зло и себе, и другим.

Послышались шаги. Она отошла к столу и села. Мать привела доктора Чжана. У него было доброе, умное лицо. Он все понимал. Как и в прошлый раз, быстро осмотрел больного. «Вэньсюань доживает последние дни. Врач тут бессилен», — подумала Шушэн, слегка нахмурившись.

— О, не беспокойтесь! Примите лекарство, и все будет в порядке, — уверенно говорил доктор.

— По-моему, это чахотка, — робко проговорил Вэньсюань.

— Нет-нет, что вы. — Доктор покачал головой. — Это печень. Пейте лекарства, меньше двигайтесь, обещаю полное выздоровление, — ласково улыбался он.

— Спасибо вам, — без конца повторяла мать, провожая его.

Шушэн не произнесла ни слова.

— Мама, не надо заказывать лекарства, — попросил вдруг Вэньсюань.

Мать как раз рассматривала рецепт и удивленно спросила:

— Почему?

— Ах, не все ли равно? Моя болезнь неизлечима.

— Где это видано, чтобы лекарство не помогало? — возразила мать, складывая рецепт. — Пойду закажу. — Она направилась к выходу.

— Денег хватит? — спросил он.

— Я дам денег, — вмешалась Шушэн.

— У меня есть, — бросила мать, даже не удостоив взглядом сноху, будто не слыша ее.

Шушэн покраснела и отошла к окну.

— Мама, вот тысяча юаней, я взял аванс. — Он достал из кармана деньги. — Это из тех, что на питание, возьми и добавь те, что есть. Ты ведь свои истратила на врача.

— Успокойся. Я достала немного.

— Откуда? Продала свое золотое кольцо?

— Мне, старой, не обязательно носить кольца. Лежало без всякой пользы.

— Но ведь это подарок отца. Зачем же ты продала? — С горечью проговорил сын.

— Э, и без того скоро встречусь с отцом, не все ли равно, с кольцом или без кольца, — через силу улыбнулась мать.

— Но это же единственная память. Все из-за меня… Прости меня, мама!

— Дело сделано, к чему говорить? Лишь бы ты выздоровел, я буду счастлива, — сказала мать и, не дожидаясь ответа, ушла.

Шушэн все стояла у окна, погруженная в свои мысли, слышно было, как крысы грызли пол. А он думал и думал, не давая голове ни минуты отдыха.

— Мать тоже мучается, — взволнованно проговорил он. — Ради меня продала свою единственную драгоценность.

Эти слова были обращены к жене. Но она даже не повернулась.

19

К вечеру следующего дня принесли записку от Чэня.

…С самолетом осложнения, на неделю задерживаюсь, выеду в следующую среду… О Вашем деле договорился. На днях Вам пришлют свидетельство о переводе… Завтра в восемь утра жду Вас в Гуашэнъюане.

Шушэн подняла голову, и глаза ее встретились с глазами свекрови. Сколько в них было ненависти. Казалось, эти глаза говорили: «Я знаю все, вижу тебя насквозь».

«А тебе что за дело?» — подумала Шушэн. За ужином свекровь первая вышла из-за стола.

Последние дни Вэньсюаня мучил сухой кашель. Больной задыхался, сильно болела грудь, и время от времени он тер ее, словно это могло принести облегчение, но не стонал, чтобы не пугать женщин. В то же время он старался не пропустить ни единого слова из их разговоров.

— Письмо из банка? Что-нибудь важное? — поинтересовался он.

Жена не ответила.

— Тебе чего, Сюань? — спросила мать, видимо не расслышав вопроса.

— Ничего, — он покачал головой, но через некоторое время громко сказал: — Я спрашиваю Шушэн, нет ли в письме чего-нибудь важного.

— Это от сослуживца, — равнодушно ответила жена.

Мать бросила на нее недоверчивый взгляд.

— От управляющего Чэня? — подумав, спросил Вэньсюань.

— Да, от него, — все так же бесстрастно сказала Шушэн.

— Ведь он собирался в Ланьчжоу? Почему же не уехал?

— Он хотел лететь завтра, но возникли затруднения с самолетом, еще неделю он пробудет здесь.

Шушэн стала убирать со стола. Мать вышла за чайником.

— Я помню, ты говорила, что тебе предлагают ехать в Ланьчжоу. А сейчас молчишь.

Жена испытующе на него посмотрела.

— Пока только одни разговоры. — Она старалась говорить спокойно. — Вряд ли из этого что-нибудь выйдет.

Тут в комнату вошла мать, бросила взгляд на сноху и хмыкнула: врешь, мол. Шушэн покраснела, отвела глаза.

— А если тебе все же предложат ехать, — не унимался Вэньсюань.

Шушэн не понимала, к чему он клонит.

— Не знаю, — ответила она. Это напоминало допрос, и она встревожилась.

— Ну, если тебя переводят, придется ехать, — проговорил он.

— Отказаться — значит распрощаться со службой, — решительно заявила она, хотя и не думала об этом.

— Уволиться? Но это невозможно! Я болен, сын учится, на что же жить? — рассуждал он вслух.

— Будем продавать вещи, занимать деньги, с голоду не умрем. — Жена говорила громко, чтобы услышала свекровь. Хоть чем-нибудь досадить старухе. Достаточно она от нее натерпелась.

Вэньсюань горько усмехнулся.

— Думаешь, нам есть что продать? За эти годы мы все проели. А где взять в долг? Вот если у твоих щедрых друзей…

— Не нужно об этом говорить, — сказала она. — Ты болен, тебе нельзя много разговаривать. — Она отвела глаза.

— Я не могу уснуть. Закрою глаза, и все мелькает, как в кино. Голова не знает ни минуты покоя.

— Ты слишком много думаешь. Лежи спокойно — и уснешь.

— Хорошо говорить «не думай»! В мои годы так заболеть! Выздоровею ли? — вздохнул он.

— Не волнуйся, Сюань, все будет в порядке. Доктор же сказал, примешь лекарства, отдохнешь недельку-другую, и станет легче, — вмешалась в разговор мать.

— Сходил бы в больницу, прошел обследование. Так будет надежнее. Я… — начала жена, но Вэньсюань перебил ее:

— А что, если у меня чахотка в последней стадии?

— Значит, будем лечить чахотку, — не задумываясь, ответила Шушэн.

— Слишком дорогая болезнь, — усмехнулся Вэньсюань. — Не говоря о лечении, на поправку тоже нужны огромные деньги.

— По-твоему, выходит, беднякам умирать? — рассердилась Шушэн. — Не беспокойся, не так уж мы бедны.

— Бесполезный разговор! — Он снова стал задыхаться, хрипеть, лицо его покрылось красными пятнами.

— Дай ему отдохнуть. — Свекровь подошла к кровати, бросив сердитый взгляд на Шушэн. — Не разговаривай, Вэньсюань… — Она с жалостью посмотрела на сына. — Разговор причиняет тебе боль. Закрой глаза и постарайся уснуть.

Сказав «ладно!», сын вздохнул и послушно закрыл глаза.

Шушэн такого не ожидала и уже готова была вспыхнуть, но подумала: «Что толку от вечных ссор, ругани, ненавидящих взглядов?! Живем плохо, но не расходимся, я не терплю свекрови, а у него не хватает мужества расстаться ни с ней, ни со мной. Так все и тянется. Он тяжко болен. Что он может мне дать? Утешение? Поддержку? Только и делает, что вздыхает, хотя вздыхать должна я. Потому что принесла в жертву свою молодость, погребена в этой мрачной, холодной комнате, а взамен получаю ненависть». Ее терпению, она знала, скоро придет конец. Ты хочешь, чтобы он был на твоей стороне? Не возражаю! Он мне не нужен. Шушэн усмехнулась и подошла к окну.

Ночь выдалась морозная. От окна тянуло холодом. А за ним расстилалась темнота, лишь где-то вдали нет-нет да и мелькнет одинокий огонек. Их дом был своего рода демаркационной линией. За ним находился совсем другой мир, там отключили свет. Она вздрогнула, пожала плечами. Зачем отключают свет? Никому до нее нет дела, никто ею не интересуется. Она страшилась своего одиночества. Свет лампы был тусклым, как глаза больного, от него не становилось легче. Вэньсюань лежал с закрытыми глазами, прерывисто дыша. Он, казалось, худел на глазах. Свекрови в комнате не было. Шушэн подошла к кровати и тихонько поправила одеяло. Вэньсюань открыл глаза, как-то отчужденно посмотрел на нее. Шушэн вздрогнула, потом ласково сказала: