— Неужели такое может произойти? — потемнело в глазах у Вэньсюаня. — Быть этого не может! Нет!

— Кто знает? От таких людей всего можно ждать. Взять, к примеру, нашу контору. Чуть что, сразу вычитают из зарплаты. Ты вот трудишься весь день, сил не щадишь — и все за гроши… — Появился управляющий Чжоу, и Чжун замолк. Потом тихо проговорил: — Что это его принесло в такую рань? Иди-ка к себе наверх.

Вэньсюань ушел. Начальник отдела, когда он проходил, поднял голову и окинул его взглядом. Вид у Вэньсюаня был жалкий. С замиранием сердца подошел он к своему рабочему месту, раскрыл рукописи, которым не было ни конца ни края, и, тщетно пытаясь сосредоточиться, подумал: «Невезучий я, бесталанный. Они не могут как следует написать даже вот этих иероглифов, а я их боюсь».

Нога нестерпимо ныла, и до обеда он так ничего и не сделал. Думал о доме, о том, что ему сказал Чжун. Последние дни он так страдал, что было не до газет. Захват Хубэя, падение Чанша, жестокие бои под Хэнъяном, округ переходит из рук в руки — он переживал от всего этого не больше, чем от жизненных тягот, которые буквально не давали ему вздохнуть. Когда же стали говорить, что положение дел меняется к лучшему день ото дня, ему и это было безразлично — ведь его личная жизнь становилась все хуже и хуже.

Прозвенел звонок на обед, он вырвался из круга этих мучительных мыслей, вздохнул. Какой-то сослуживец подошел к нему: «Распишись» — и положил перед ним лист бумаги. Вэньсюань испуганно поднял голову — оказывается, сослуживцы решили в день рождения управляющего Чжоу преподнести ему адрес. Против каждой фамилии значилась сумма в тысячу юаней. Сумма немалая. Вэньсюань заколебался было, но сослуживец презрительно хмыкнул, и Вэньсюань расписался. После этого он поднялся, ощущая, как ломит все тело, и, едва держась на ногах, спустился в столовую.

В столовой все возбужденно обсуждали падение Гуйлиня и Лючжоу и стремительное наступление противника. Вэньсюань ел, уткнувшись в тарелку, не принимая участия в разговоре, даже не прислушиваясь к нему. Его знобило, и он подумал, что снова начался приступ малярии. Когда он поднялся из-за стола, к нему подошел Чжун.

— Нездоровится? Ты плохо выглядишь. Пойди домой, отлежись.

Вэньсюань кивнул в знак благодарности и сказал:

— Будь добр, попроси для меня отпуск. Я действительно плохо себя чувствую.

Выйдя на улицу, Вэньсюань увидел рикшу у входа. Тот вопросительно посмотрел на него. Чжун, выглянув из дверей, посоветовал:

— Возьми рикшу!

— Ничего, потихоньку дойду, здесь недалеко. — Вэньсюань перешел дорогу и зашагал по противоположной стороне. Он едва плелся, втянув в плечи тяжелую, словно налитую свинцом голову. Его шатало. Нестерпимо ныло колено. Он то и дело останавливался, но, превозмогая боль, шел дальше. Прошел полпути и оказался у кафе «Международное». Где-то совсем рядом заговорила женщина, и он узнал голос жены. Посмотрел — и впрямь она. А с ней тот самый элегантно одетый молодой человек. Они что-то разглядывали в витрине кафе. Затем вошли внутрь. Шушэн и в голову не могло прийти, что муж находится всего в нескольких шагах от нее.

Он смотрел ей вслед. Какая она очаровательная! Пухленькая, полная сил, она выглядела совсем юной. Не то что он, изможденный, с усталой душой, неуверенной походкой. Они ровесники, а можно подумать, что принадлежат к разным поколениям. Сердце сжалось от боли. Сколько страданий причинил ему этот молодой человек. Наверняка он ей ближе, чем муж. Они прекрасная пара. Вэньсюанем все больше овладевала тревога. Он зашел было в кафе, но тут же вышел и остановился перед витриной… На торте между красными цветами из крема тоже кремом было по-английски написано: «С днем рождения!» И он вспомнил, что через полмесяца день рождения жены. Не этот ли торт они рассматривали? Может быть, молодой человек собирается ей прислать этот торт в день рождения? А он? Что подарит?

Невольно рука опустилась в карман. Он вытащил деньги, пересчитал все свое богатство. Там не было и тысячи двухсот юаней[5], тысячу из них он завтра отдаст на банкет. Он снова перевел взгляд на торт, рядом было написано: «Вес 4 фунта. Цена 1600 юаней». Он вздохнул. Даже фунт этого торта он не в состоянии купить. Какая досада! Он отошел от витрины и снова подумал: «А тот наверняка ей купит». Вэньсюань вошел в кафе, остановился у буфетной стойки, делая вид, что разглядывает выставленные сладости, а сам украдкой наблюдал за залом. Шушэн в этот момент поднесла к губам бокал и отпила глоток. Ревность сжала сердце. Но, опасаясь, как бы она его не заметила, он покинул кафе.

Сердце гулко стучало, голова горела, он боялся, что сейчас упадет на этой грязной скользкой дороге. Через силу добрел он до дому.

Мать в фартуке, засучив рукава, стирала белье.

— Ты обедал? — спросила заботливо.

— Да, — устало ответил он.

— Что-то рано сегодня. И вид у тебя неважный. — Мать вытерла руки о фартук. — Иди отдохни да постарайся уснуть. — Она проводила его до постели.

— Я здоров, мама, — сказал он и повалился на постель, даже не сняв туфель.

— Сними туфли, а то неудобно, — проговорила мать.

Он попытался сесть, но тут же со стоном снова упал.

— Лежи. Я сама все сделаю. — Мать сняла с него туфли и с болью в сердце смотрела, как он лежит, закрыв глаза. — Сейчас я укрою тебя… — Она взяла свернутое в ногах одеяло, накрыла сына.

Он открыл глаза, посмотрел на мать:

— Боюсь, как бы снова не началась малярия. — Лицо его стало белым как мел, губы и те побелели.

— Постарайся уснуть и ни о чем не думай. Погоди минутку, я хинин принесу.

Мать очень изменилась с тех пор, как они приехали в Сычуань. Стала совсем седой, лицо покрылось морщинами. Ей все приходилось делать самой: и стирать и готовить — натерпелась за эти годы. И все из-за него. Она так внимательна к нему, всегда рядом в трудную минуту. «Хорошая у меня мать», — думал он с благодарностью.

— Мама! — окликнул он ее и умолк, из глаз покатились слезы.

— Что случилось, сынок? — склонилась над ним мать.

— Какая ты хорошая… добрая…

— Спи, спи. Скажешь мне об этом, когда поправишься.

— Ничего страшного, мама. Я отпросился на полдня, всего на полдня. Завтра я должен быть на банкете в честь дня рождения управляющего Чжоу. Вместе с остальными сослуживцами.

— Ты отпросился всего на полдня? — забеспокоилась мать. — Это ведь мало. О вычетах не думай.

— Я должен завтра пойти, иначе меня станут презирать, подумают, что я жадный и не хочу вносить деньги.

— Жадный не жадный, что им за дело! Подумаешь, какая персона. Управляющий!

Выговорившись, мать спросила:

— Ты видел Шушэн?

— Только что, — сказал он, не подумав.

— И она не проводила тебя, не отпросилась, чтобы присмотреть за тобой? Таким куклам, как она, нечего бояться вычетов. — Сердце матери наполнилось гневом и ревностью. Она не думала о том, как сильно ранят ее слова сына.

Сын долго смотрел на мать, потом грустно улыбнулся и сказал будто самому себе:

— Она ангел. Я ее не стою.

Мать услышала только последнюю фразу, и ее снова захлестнул гнев.

— Ты не стоишь ее? Это она не стоит тебя. Работает в банке, а рядится, как кокотка… Кто знает, чем она там занимается.

Он ничего не ответил, только вздохнул.

10

Он пролежал в полузабытьи до семи часов. А когда проснулся, ощутил сильную слабость, рубашка намокла от пота, прилипла к спине. Сменить ее не было сил. Сильная боль во всем теле не давала пошевелиться. Он даже вскрикнул, когда попытался было подняться.

Подошла мать и спросила:

— Проснулся? Плохо тебе?

В тот вечер не давали электричества, и в желтоватом свете лампы лицо матери казалось еще более болезненным и старым, а сама она одинокой и дряхлой.

— Нет, — ответил он, открыв глаза и шаря взглядом по комнате. — Она не пришла?

— Ты о Шушэн? — презрительно бросила мать. — Уехала утром и еще не вернулась.