Миллер вздохнул. Нужно было возвращаться в пустую квартиру, где бесполезно торчала вечным укором огромная кровать. Ромео снова вернётся домой поздно, спросит для приличия, как его дела, и уляжется спать. А он будет лежать как идиот, страдать бессонницей и осознанием собственного паскудства и мерзости, от которого невозможно отмыться. Ведь в том, что произошло, виноват только он один.

Михал Михалыч сделал шаг в тамбур и наткнулся на бледного взволнованного мужчину.

- Что делать? – заорал ненормальный.

- Не знаю, - отшатнулся в сторону завуч.

- Оксана! – не обращая внимания на физика, кричал мужик. – Мама рожает! А свободных «Скорых» нет.

Прихожая тут же заполнилась жильцами.

- Ох, ты Господи, - заметалась Оксанка. – Что же будет?

- У меня машина недалеко на стоянке, - нашёлся Михал Михалыч.

- Давайте, подъезжайте. А мы маму выведем.

Через десять минут завучевский «Фольксваген» нёсся к ближайшему роддому. Рядом с Миллером сидел трясущийся от волнения Дмитрий, на заднем сидении стонала Ирина под сочувствующие голоса своих детей. Ромео оставили ждать бабулю из магазина, чтобы огорошить радостной новостью. Ходить по торговым площадям Антонина могла часами.

В приёмном покое Ирину оформили быстро и, усадив на каталку, тут же и увезли. По этажу забегали медсёстры, потом врачи, и все разом исчезли в родзале.

Завуч вместе с семейством сидел в ожидании развязки. Ждать пришлось недолго. Примерно через полчаса вышел дежурный врач.

- У вас сын, - обратился он к Михаилу.

- Э-э-э…

- Это я отец! – подскочил Дмитрий.

- Поздравляю. Роды были стремительными, но всё прошло благополучно. Осложнений нет. Завтра можете передать всё необходимое. Езжайте домой.

Михал Михалыч отвёз счастливую семейку обратно.

- Спасибо вам! – Дима протянул руку спасителю. – Кстати, Дмитрий.

- Михаил.

- Пойдёмте к нам. Выпьем за здоровье моего сына.

Грех было отказываться от такого заманчивого предложения. И опять же, в свои пустые хоромы не тянуло.

Через час мужчины уже пили на брудершафт и вели душевные разговоры, выбирая имя новорождённому мальчику. Альфреды и Грегори чередовались с Василиями и Ванями.

- Ничего вы не понимаете, - тихо сказал счастливый Руся, млея между сидящими по его бокам телами Ромы и Михал Михалыча. – Братика будут звать Мишей.

- Это почему? – все враз повернули головы в его сторону.

- Потому, что я так хочу.

========== Глава 18 ==========

        - Herz, mein Herz, was soll das geben?

Was bedrдnget dich so sehr?

Welch ein fremdes, neues Leben!

Ich erkenne dich nicht mehr.

Weg ist alles, was du liebtest,

Weg, warum du dich betrьbtest,

Weg dein FleiЯ und deine Ruh' -

Ach, wie kamst du nur dazu!*

Михал Михалыч слушал строчки великого Гёте и спрашивал себя: «На кой чёрт, я задал вольное выполнение задания?» Голос Руслана проникновенно дрожал, заставлял сжиматься кусок мышц, называемый сердцем, а заодно и

кулакам. Приходилось сдерживать себя, чтобы не пробить дырку в какой-нибудь ближайшей поверхности. Что это было? Миллер не знал. Только жажда разрушения росла с каждым произнесённым четверостишием. Причём

сознание ярко рисовало развороченную комнату, посреди которой они с Русланом занимались любовью.

Захотелось уже заткнуть поцелуем поток бессмертного творения, которое в этот раз показалось слишком длинным.

- Die Verдndrung, ach, wie groЯ!

Liebe! Liebe! laЯ mich los!**

Наконец-то. Завуч повернулся к своему мучителю.

- Неплохо, Руслан. Правда, твой выбор меня несколько удивил. Чтобы читать это произведение, нужно хоть немного себе представлять сердечные чувства и переживания.

- Я представляю. Даже очень, - кристальным голосом заявило творение рук божьих. Если честно, Миллер уже сомневался в причастности Господа к созданию несносного маленького чудовища.

Откуда пацан взял эту майку? Наверное, выкопал из бабушкиного сундука, в котором хранятся все ставшие ему малыми вещи. Тонкий трикотаж облеплял хрупкий мальчишеский торс. Домашние лосины обтягивали стройные ноги, округлую худенькую задницу, а с передней стороны аккуратную выпуклость.

Завуч подумал, что нужно отвернуться. Та часть тела, которая обладала способностью увеличиваться в размерах и твердеть, пугающе беспокоила. Резинка больно давила, чувствительная кожица от трения и сочившейся смазки зудела, а похотливое орудие уже не помещалось в плавках.

- Хорошо. Какой перевод русского поэта тебе ближе?

- Жуковского.

Михал Михалыч проследил глазами, как Руслан усаживается на кровати, выставляя вперёд больную ногу. В паху уже пульсировало и нещадно дёргало. Если бы они были у него дома. Если бы…

Но они дома у мелкой обольстительной заразы. За стенкой сидит Ромео и пьёт непонятно какую по счёту кружку чая. Чтоб у него этот чай из ноздрей полился. Племянничек рьяно оберегает честь и достоинство своей принцессы. Он уже предупредил накануне занятия о возможных последствиях его необдуманных поступков по отношению к Руслану. Самым мягким из внушительного списка была неполная кастрация, иными словами, выкручивание яиц. В данный момент в штанах живёт своей жизнью и не собирается успокаиваться подлец, которого обещали пощадить, если Михаэль будет находиться от вожделенного объекта на почтительном расстоянии.

Остаётся только пожирать глазами недоступного чертёнка. Интересно, а Рома с ним спит?

Впрочем, незримого присутствия Ромео и не требовалось. В самом начале занятия по комнате важно продефилировал кот с собачьим именем Тотоша и залез на подоконник. Он развалился мохнатой тушей и вытаращил бесстыжие глазищи, очень похожие на глаза своего хозяина. Казалось, что пушистая тварь следит за каждым завуческим движением. Миллеру почудилось, что скотина ждёт любого неосторожного жеста, чтобы вцепиться ему либо в лицо, либо в причинное место.

- Почему тебе нравится именно этот перевод?

- Он жизнеутверждающий. **«Рад тоске! хочу любить!.. Видно, сердце, так и быть!»

Что делает этот мальчишка? Эротично вытягивается на кровати, чуть прогибаясь назад, и пристраивается, закусив губу. Наверное, его беспокоит нога.